Чингисхан еще в детстве из рассказов родителей узнал, что его род хиад-боржигин ведет свое происхождение от «сына Небесного Владыки, Бодончара». Впоследствии он осознал свою неразрывную связь с Всевышним Тэнгри: скрываясь от тайчудов он впервые ощутил вспомоществование Всевышнего Тэнгри[568], а затем, спасаясь от мэргэдов на горе Бурхан халдун, окончательно уверовал в него[569].
После первого боевого крещения, похода против мэргэдов, Тэмужин, не умаляя заслуги пришедших к нему на помощь названного отца Торил-хана и анды-побратима Жамухи, источником победы над мэргэдами назвал «дарованную им силу Небесного Владыки и Матери-Земли»[570].
Чингисхан непоколебимо верил в то, что эта и все его последующие победы были достигнуты только «с благословения Небесного Владыки, под покровительством Матери-Земли», напрямую связаны с «великой силой, пожалованной ему Вечным Всевышним Тэнгри».
Обратим внимание читателя на то, что в рассказе о войне Чингисхана с хэрэйдами монгольский летописец поведал о том, что Чингисхан впервые назвал Верховное божество монголов не просто «Тэнгри» или «Всевышним Тэнгри», а «Вечным Тэнгри»[571]. Это свидетельствует о том, что в религии монголов эпохи Чингисхана, тэнгрианстве, окончательно выкристаллизовалось ключевое понятие Верховного божества — Всевышнего Тэнгри, главными чертами которого были:
1. с точки зрения пространства — всевышность;
2. с точки зрения времени — вечность;
3. с точки зрения иерархии — главенствующая роль в тэнгрианском пантеоне.
Чингисхан, уверовав в необыкновенную судьбу, дарованную ему Всевышним Тэнгри, в сражении с тайчудами «справившись со вражьей силой дикой», в молитве Всевышнему Тэнгри признал, что он «волею Небесного Отца владыкою поставлен»[572].
Очевидно, именно тогда, в разгар борьбы за объединения всех монголоязычных племен в единое государство, Чингисхан начал формулировать для себя концепцию политической власти, в основу которой было положено тэнгрианское понятие о Всевышнем Вечном Тэнгри и идея о небесном мандате Чингисхана и его «золотого рода» на правление всеми монголоязычным племенами. В качестве основы этой концепции политической власти Чингисханом была сформулирована сакральная формула, с которой впоследствии начинались все официальные послания Великих монгольских ханов:
«Силою Вечного Всевышнего Тэнгри, харизмою Великого хана…»
Как считает монгольский ученый Ш. Бира, в соответствии с этой концепцией политической власти «Всевышний Вечный Тэнгри и Великий хан провозглашались двумя основными источниками Высшей государственной власти.
Сущность Всевышнего Тэнгри проявлялась в его «силе», посредством которой он поддерживает хана и покровительствует власти своего избранника. Иначе говоря, ханская власть имеет, так сказать, «небесное происхождение» и является абсолютной, ни от кого и ни от чего не зависящей. Хан верует только в «силу Небесную», благодаря этой силе вершит государственные дела, осуществляя при этом только волю Всевышнего Тэнгри.
Сущность хана проявляется в его харизме, которая непосредственно зависит от сил, которыми хана наделяет Всевышний Тэнгри. И только человек, пользующийся покровительством Всевышнего Тэнгри и наделенный им харизмой, может стать ханом и обладать абсолютной властью»[573].
Именно поэтому «даже после того как Чингисхан победил всех и вся… он продолжал постоянно живо ощущать и сознавать свою полную подчиненность высшей воле и смотреть на себя как на орудие в руках Божиих (Всевышнего Вечного Тэнгри. — А. М.)»[574].
Чингисхан был воистину харизматическим вождем, который не только сам твердо уверовал в свою сверхъестественную судьбу, дарованную ему Всевышним Вечным Всемогущим Тэнгри, но и, целенаправленно использовав религиозные и мифологические представления, тэнгрианское мировоззрение народа, а затем и силою закона смог убедить в этом других и повести их за собой, как «посланцем Небесного владыки», исполнителем воли Верховного божества монголов.
Помогать ему в этой деятельности, помимо общепризнанных шаманов (таких как Тэв Тэнгэр), был призван потомок древнеславного рода барин, почтенный старец Усун, которого Чингисхан своим указом возвел в сан бэхи ноёна — Государственного волхва.
Обратясь к старику Усуну, Чингисхан повелел:
Б. Я. Владимирцов, комментируя введение Чингисханом этой должности, писал: «Чингисхан установил должность бэхи, желая иметь государственного первосвященника, облеченного властью, признаваемой официально… Титул или сан бэхи был известен издавна, и его часто носили предводители отдельных родов и племен, преимущественно лесных, которые совмещали светскую власть князя и духовный авторитет волхва, связанного с былым родоначальником и с духами-покровителями.
Чингис теперь установил должность такого государственного волхва, причем назначил бэхи старика Усуна, который был старшим потомком в роде барин, старшей ветви, происшедшей от легендарного Бодончара; Усун поэтому мог считаться связанным особым образом с родоначальником и быть его заместителем (прямым потомком. — А. М.)»[577].
О том, как исполнялся этот указ Чингисхана, Рашид ад-дин писал: «Говорят, что Чингисхан сделал онгоном (здесь: жрецом-первосвященником. — А. М.) одного человека из племени барин подобно тому, как делают онгоном коня или других животных, т. е. никто на него не будет притязать, и он будет свободным и дарханом. Имя его было… бэхи (бэхи ноён старик Усун. — А. М.). В царской (ханской. — А. М.) ставке он сидел выше всех (на самом почетном месте. — А. М.), подобно царевичам, он входил по правую руку (от хана), коня его привязывали рядом с конем Чингисхана»[578].
Известие Рашид ад-дина свидетельствует о глубоком уважении, которое оказывалось Государственному волхву, как связующему звену между Всевышним Тэнгри и людьми, передатчику тору (повелений) Небесного владыки. Это назначение дало основание монгольскому ученому Ш. Бире считать, что Чингисхан провозгласил тэнгрианство государственной религией[579].
Как явствовало из нашего предыдущего повествования, Чингисхан, опираясь на нукеров-сподвижников, начал выполнение своих обширных замыслов по созданию единого монгольского государства «с покорения окружавших его кочевых племен, введения между ними дисциплины и устройства из них войск»[580], а в решающий момент (накануне сражения с найманами в 1204 году) приступил к реорганизации своего улуса и перестройке на основе децимальной (десятичной) системы древних монголов значительно увеличившейся армии.
Учитывая особую важность нововведений, осуществленных им прежде (1189–1205 гг.), а также новых реформ, которые он намеревался провозгласить на Великом хуралтае 1206 года, Чингисхан решил облечь их в форму писаных законов.
Организация монгольского войска в XIII веке.
«И повелел он, чтобы ясы и приказы были записаны на свитки, и называют они их «Книгой Великой Ясы[581]»»[582].
Судя по повелению Чингисхана, обращенному к своему названному брату Шигихутугу, эту обязанность Чингисхан возложил именно на него[583]. Впрочем, эта обязанность была не единственной, вмененной Чингисханом Шигихутугу, но обо всем этом мы расскажем чуть позже. А сейчас перейдем к повелениям Чингисхана, которые были провозглашены им после его возведения на ханский престол на Великом хуралтае 1206 года.
Несомненно, главной целью первоначальных яс-указов Чингисхана была реализация его концепции политической власти, а значит и правовое закрепление абсолютной монархии в Великом Монгольском Улусе[584].
Рашид ад-дин констатировал, что благодаря провозглашенному Чингисханом принципу единовластия к нему «явились наиполнейшие сила и мощь»[585]. «Иного способа создания в то время в Монголии государства, — как считает монгольский историк, академик Ш. Бира, — не существовало; без сурового строгого подчинения единоличной власти хана невежественных кочевников из враждовавших между собой, своевольных родов и аймаков, их объединение и создание единого государства было невозможно»[586].
Чингисхан понимал и то, что подлинное объединение кочевых народов, разрозненно живших на огромной территории, тем более управление государством, которое неслучайно называли «государством на коне», без формирования структуры управления