что «(племена) области Тангуд постоянно бунтовали, не платили дани и не выказывали (должного) уважения»[817]. Правда в другом месте своего «Сборника летописей», персидский историк называет, возможно, и другую причину этого похода: «…В третий год, бывший годом зайца и называемый (по-монгольски) толай-йил (туулай жил. — А. М.), Чингисхан с большим войском… осенью и зимой был занят войной против той области (Тангуд. — А. М.) и ее освобождением (от неприятеля). Большую часть ее он покорил»[818].
Из первого свидетельства Рашид ад-дина следует, что в результате первого похода монголов на Си Ся в 1205 году тангуды обязались платить монголам дань, но их новый владетель (им стал Ли Ань Цюань) нарушил эти договоренности и, к тому же, не отнесся к Чингисхану, недавно провозглашенному ханом Великого Монгольского Улуса, с должным почтением.
«Неприятелем», о котором упоминает Рашид ад-дин во втором процитированном отрывке, по-видимому, являлись все те же «непримиримые», остатки племен найман и мэргэд.
Российский исследователь Р. П. Храпачевский, описывая второй поход Чингисхана на страну тангудов, приводит утверждение китайских военных историков по поводу еще одной возможной причины этого похода: «В 1207 г. во время второго тангудского похода, согласно китайским источникам, монголами были захвачены еще два города. Был взят Волохай[819] (иначе — Уйрака), крепость в горном проходе Алашаньских гор в Нинся… Она имела важное стратегическое значение, запирая прямую дорогу на столицу (тангудов. — А. М.).
В источниках нет деталей взятия, можно предположить, что сработал фактор внезапности, так как крепость закрывала очень тесный проход (всего около 24 м шириной) и была слишком хорошо защищена природными условиями и оборонительными сооружениями, чтобы быстро пасть. Она стала базой для последующих операций монголов.
Вторым городом был Цзечжоу, который был взят «с боя», в ходе которого была пробита стена, а затем перебито все население до последнего человека («Чжунго цзюнши ши» (История военного дела Китая) С. 125).
Таким образом, уже через два года после первых опытов взятия городов монголы научились разбивать крепостные стены, что показывает их способность быстро учиться осадному искусству…
Два тангудских похода очевидным образом расширили возможности монголов брать укрепленные города, они получили практический опыт следующих способов их взятия, которые зафиксированы при успешных осадах четырех тангудских городов-крепостей: блокада на измор; внезапное нападение или взятие хитростью; непрерывные штурмы в лоб за счет численного превосходства; взятие штурмом после пробития брешей в стенах.
В последнем случае можно предположить появление у монголов осадной техники: камнеметов и таранов. Это вполне вероятно по причине большого числа пленных, взятых в двух походах, которые были в первую очередь военными, ремесленниками и прочими полезными для монголов специалистами. Поэтому не кажется преувеличением утверждение китайских военных историков, что «Чингисхан, через два года (в 1207 г.), повторно напал на Си Ся (страну тангудов. — А. М.) для изучения способов взятия городов-укреплений» («Чжунго цзюнши ши» (История военного дела Китая) С. 125)»[820].
Думается, что, помимо моральных и, несомненно, экономических (природные и людские ресурсы) аспектов «тангудского вопроса», Чингисхан в это время «стал замышлять поход на Цзинь» (чжурчжэньскую державу Цзинь), и, в первую очередь, его интересовал вопрос «стратегического партнерства» в грядущей войне против заклятых, кровных врагов монголов — империи Цзинь.
Чингисхан прекрасно понимал, что, только нейтрализовав Си Ся, как потенциального союзника империи Цзинь, и обеспечив себе надежный тыл и дополнительный плацдарм для нападения на чжурчжэней, он будет готов к этой войне.
В конце концов Чингисхану стало очевидно, что новый правитель страны тангудов сделал ставку на державу Цзинь и заставить его перейти на свою сторону можно только силой оружия.
Хотя персидский историк Рашид ад-дин утверждал, что Чингисхан в результате второго похода на страну тангудов в 1207–1208 гг. «…покорил всю эту область и вернулся назад победителем…»[821], дело обстояло не совсем так. Иначе бы, зачем Чингисхану было покидать страну тангудов в 1208 году и снова нападать на нее через год, в 1209 году?!
Окончательно убедившись в том, что новый император Цзиньской империи Вэй Шао (Вэй Шюй, Вэй ван Юнжи) не намерен оказать тангудам серьезную военную помощь, Чингисхан дал своей армии передышку, и в конце весны 1209 года «Император (Чингисхан) вошел в Хэси (страну тангудов. — А. М.).
Сяский владетель (правитель страны тангудов. — А. М.) Ли Ань Цюань поручил своему наследнику возглавить войско и сражаться (с монголами), но его разбили, а его заместителя, главнокомандующего Гао-лингуна — захватили. Был занят город Урахай, его тайфу (правитель, командующий войсками. — А. М.) господин Сиби был пленен.
Монгольская армия штурмует тангудскую крепость. Иллюстрация к «Сборнику летописей» Рашид ад-дина. Индийская художественная школа. Эпоха Великих Моголов, XVI век.
(Монголы) продвинулись к заставе Имынь, еще раз разбили командующего Ся, захватили его полководца Вэймин-лингуна. (Монголы) растеклись по окрестностям столицы (тангудов) Чжунсина, отвели воды реки и залили его (Чжунсин)…»[822]
Столица оказалась на грани полного затопления, и тогда тангуды послали к Цзиньскому императору посла с просьбой о помощи. Однако новоиспеченный цзиньский император Вэй Шао цинично ответил тангудскому правителю Ли Ань Цюаню: «Моему государству выгодно, когда наши враги нападают друг на друга. И поэтому мне беспокоиться не о чем!»
Следует отдать должное Чингисхану, как дальновидному политику: когда новый чжурчжэньский император отказался помочь тангудам во время третьего, в 1209 году, похода монголов на Си Ся, тангудскому правителю Ли Ань Цюаню «ради сохранения его государства» не оставалось ничего иного, как прекратить сопротивление войскам Чингисхана и признать сюзеренитет Великого Монгольского Улуса: «И явился к нему (к Чингисхану. — А. М.) правитель страны тангудов и, выразив покорность свою, молвил:
«С благоговением и содроганием внимали имени мы твоему. И нынче, недостойные, трепещем перед величием твоим, владыка. Отныне мы, тангуды, будем твоею правою рукой; служа тебе, все силы мы положим!
Мы, какая ни есть тебе подмога,
Но не требуй очень много, слишком строго.
Где однажды мой народ обосновался,
Там в жилищах глинобитных и остался.
С мест насиженных не в силах мы подняться,
Наш простор оседлым бытом ограничен,
И не можем мы, как вы, передвигаться,
Образ жизни кочевой нам непривычен.
Враз не сняться,
В бой не ринуться всем родом…
Непривычны мы к стремительным походам.
Будь же милостив, Чингис!
Прими, владыка,
От тангудского улуса дар великий.
Мы растим на наших пастбищах ковыльных
Многочисленных верблюдов — быстрых, сильных.
А ткачи у нас искусными руками
Ткут различные узорчатые ткани…
Ловчих соколов своих не зря мы славим —
Их тебе, владыка, тоже предоставим».
И сдержал слово свое правитель страны Хашин, и пригнали Чингисхану верблюдов стадо несметное, коих взыскали с народа тангудского»[823].
Монгольский военный историк Х. Шагдар, подводя итог этого похода Чингисхана, писал: «Победа, завоеванная Чингисханом в походе на Тангудское царство в 1209 году, явилась его первым крупным успехом за пределами своего улуса.
В результате этой победы тангуды стали вассалами Великого Монгольского Улуса и вынуждены были платить ему дань. Одолев воинственных тангудов, Чингисхан высоко поднял авторитет монголов на политической арене Центральной Азии и Дальнего Востока.
В ходе похода был накоплен опыт взятия городов-крепостей. Чингисхан выполнил свою стратегическую задачу: добился раскола в отношениях чжурчжэней Алтан-хана и тангудов, создал плацдарм для будущего похода на империю Цзинь и тем самым обезопасил правый фланг предстоящего наступления»[824].
Сокрушив и изгнав со своей территории остатки непримиримых врагов — мэргэдов и найманов, осуществив присоединение к Великому Монгольскому Улусу «лесных народов», расширив свою территорию за счет бывших вассалов кара-киданей — уйгуров и харлугов, а также союзников чжурчжэней — тангудов, Чингисхан был вынужден вернуться к укреплению своих позиций внутри созданного им Великого Монгольского Улуса.
Не все объединенные Чингисханом в единую державу племена и, главное, их вожди смирились с тем, что стали «потомственными вассалами» Чингисхана и его рода; некоторые посчитали себя обделенными при раздаче уделов, званий и титулов. Недовольными остались даже некоторые члены рода самого Чингисхана, в частности, его мать Огэлун, дядя Даридай-отчигин…[825]
Этим недовольством не преминула воспользоваться «новая оппозиция», которую возглавил шаман Тэв тэнгэр. Последний, очевидно, был сильно раздосадован тем, что Чингисхан, установив должность государственного волхва — бэхи ноёна, назначил на этот пост не его, а старика Усуна из рода Барин.
Поначалу Чингисхан благоволил к шаману Тэв тэнгэру. Это было, в первую очередь, связано с тем, что он (в миру — Хухучу. —