Этот отрывок из «Сливок размышления» дает исчерпывающее представление о могуществе Ногая. Но недаром же говорится, что, забавляясь с волчонком, не следует забывать о том, что когда-нибудь он вырастет в волка. В 1298 году Тохта-хан выступил против Ногая, но не смог его одолеть, а Ногай не смог (или не пожелал) преследовать бегущего хана, за что был наказан годом позже, когда Тохта-хан подверг разорению улус Ногая и разгромил его войско. «Оба войска сошлись в местности, называемой Куканлык[62], и сразились, – пишет Бейбарс. – Поражение постигло Ногая во время заката солнца. Сыновья и войска его обратились в бегство и разбрелись в разные стороны. Он же оставался на коне; но он уже был в преклонных летах, и глаза его были покрыты волосами бровей его (мешавшими ему видеть); старость его одолела и ослабила его силу. Настиг его Русский из войска Токты; он (Ногай) сообщил ему, кто он такой и сказал ему: “Не убивай меня, я Ногай, а отведи меня к Токте; мне нужно с ним сойтись и переговорить с ним”. Но Русский не поддался его словам, а тотчас тут же отрубил ему голову, принес ее к царю Токте и сказал ему: “Вот голова Ногая”. Тот спросил его: “Что же надоумило тебя, что это Ногай?” Тот ответил: “Он сам мне поведал об этом и просил меня не убивать его, но я не послушался его и кинулся на него”. Токта вознегодовал на это сильным гневом и отдал приказание на счет (казни) Русского. Он был убит за то, что умертвил такого великого по сану человека, а не представил его султану. Он (Токта) сказал: «правосудие требует смерти его, чтобы не явился снова кто-нибудь, который сделал бы подобное этому». По Рашид ад-Дину, русский воин не стал убивать Ногая, а решил доставить его к Тохта-хану живым, но Ногай умер по дороге.
Так или иначе, с Ногаем было покончено, и до самой смерти, наступившей в 1312 году, Тохта-хан правил спокойно и единолично. Рашид ад-Дин пишет о нем как о «государе чрезвычайно незлобивом, терпеливом и исполненном достоинства», но на самом деле Тохта-хан не отличался мягкостью характера. Хорошо понимая, что главная опасность для правителя исходит от его родственников, Тохта-хан предал смерти многих джучидов, начиная со своих родных братьев. Собственно, у правителя, желавшего упрочить свою власть, не было иного выхода.
В отличие от Берке, Менгу-Тимур придерживался исконной монгольской веры, так что с его приходом к власти темпы распространения ислама в улусе Джучи снизились. Тохта-хан тоже был язычником. У арабских авторов, например – в «Летописи Шейха аль-Бирзали», можно встретить упоминания о том, что великий хан Тохта поклонялся идолам и оказывал большой почет колдунам и буддийским ламам. Но в ханском окружении число мусульман продолжало расти, и даже язычник Тохта, привечающий колдунов и лам, оказывал особое покровительство мусульманскому духовенству.
Глава 6Узбек-хан, правитель ордынского Золотого века
Узбек-хан, в исламской традиции титуловавшийся как султан Гийас ад-Дин Мухаммед, был сыном Тогрула, десятого сына Менгу-Тимура. Тохта-хану он приходился племянником. Годом рождения Узбека принято считать 1283-й, так что на момент прихода к власти в 1313 году ему было около тридцати лет. Само то, что Узбек смог благополучно достичь зрелого возраста при своем крайне подозрительном дядюшке Тохта-хане, свидетельствует о его уме, а также о умении создавать у окружающих нужное впечатление о себе.
«Когда этот правитель [Тохта] умер, то после него пришел к власти Узбек-хан, человек годами около тридцати, – говорится в “Летописи Шейха аль-Бирзали”. – Он был приверженцем ислама, отличался умом, красивой внешностью и статью… Он был юношей прекрасной наружности и прекрасного нрава, истинным мусульманином и храбрецом».
Изначально преемником Тохта-хана был назначен его сын Иксар, которого поддерживал влиятельный сановник Кадак, явно претендовавший на роль покойного Ногая. «У него [Тохта-хана] был сын по имени Илбасмыш [Иксар], – пишет в “Истории Шейха Увейса” азербайджанский историк Абу Бакра ал-Кутби аль-Ахари. – Кадак был амиром-и бузург [великим эмиром]. Он хотел возвести на трон после Газана Илбасмыша. Узбек, сын Тогрулчи, сговорился в Хорезме с Кутлуг-Темуром и под видом [необходимости присутствовать] на поминках по падишаху [Тохта-хану], они проникли в ставку. В одно время Узбек ударил ножом Илбасмыша, а Кутлуг-Темур – Кадака, убив обоих. Власть перешла к Узбеку, и он воссел на трон»[63]. К слову будь сказано, Кутлук-Тимура, эмира хана Узбека, не следует путать с Тимуром Кутлугом, правившим Золотой Ордой с 1395 по 1399 год, это совершенно разные исторические персонажи.
Укрепив свою власть, иначе говоря – разделавшись со всеми родичами, которые представляли потенциальную опасность (это уже вошло у монгольских правителей в привычку), на восьмом году своего правления, в 720 год хиджры, соответствовавший периоду с февраля 1320 года по январь 1321 года, Узбек-хан принял ислам и стал султаном Мухаммедом. Так, во всяком случае, говорится в анонимной «Родословной тюрков», датируемой XV веком: «В течение восьми лет после обретения ханской власти, он [Узбек] проводил жизнь со всем своим племенем и улусом в северных пределах Дешт-и-Кипчака [Половецкой степи], поскольку ему нравились вода и воздух тех мест, а также богатая охота. По прошествии же восьми лет, под руководством святого шейха… Зенги-ата и главнейшего сейида…[64] святого Сейид-ата, преемника Зенги-ата, он [Узбек] в месяцах 720 года хиджры… удостоился чести принять ислам».
Раз уж так сказано в летописи, то так традиционно принято считать, но есть мнение, что новая волна исламизации Золотой Орды (прежняя наблюдалась в правление Берке) началась еще при Тохта-хане. На это недвусмысленно указывают монеты, отчеканенные в 1306–1311 годах, на которых выбиты лакабы «гийас ад-дин» – «спаситель веры» и «ал-азам гийас ад-дунийя» – «величайший спаситель мира». Лакаб – это почетный возвеличивающий титул, широко распространенный у арабов и вообще среди мусульман, но не среди монголов, которые никаких дополнительных титулов не знали.
Напрашивается вопрос – почему Чингизиды, исконные монголы, которым было положено держаться религиозной доктрины Великого (или Вечного) Синего Неба и чингисхановой Ясы, столь легко и, можно сказать, массово, меняли веру?
Причин тому было несколько.
Во-первых, Чингисхан не ставил культ Неба выше других религий и всячески демонстрировал бережное отношение к религиозным культам покоренных народов, что было весьма мудро и избавляло от лишних проблем. Какая разница, кому поклоняются подданные? Лишь бы соблюдали установленные законы и платили бы подати.
Во-вторых, культ Неба, по-научному называемый «тенгрианством», сильно проигрывал в сравнении с ведущими мировыми религиями, особенно – в сравнении с исламом, который с самого начала своего существования обладал выраженной пассионарностью. Да и вообще, структурно организованные монотеистические религии гораздо удобнее для правителей, ведь из идеи одного (единого) Небесного Владыки вытекает концепция одного правителя на земле. Единовластие – это следствие единобожия. Четкость установлений, касавшихся всех сфер человеческой жизни, тоже имела значение – гораздо удобнее жить по правилам, нежели без них.
В-третьих, с течением времени Чингизиды все дальше отдалялись от своих монгольских корней, ассимилировались, впитывали культуру своего окружения. Что же касается Ясы, то она перестала иметь ценность с момента распада Еке Монгол улуса, поскольку была направлена на сохранение его единства. Принадлежность к роду Чингиса стала мерилом наиблагороднейшего происхождения, дававшего право титуловаться «ханом», не более того.
В-четвертых, переход в веру, которую исповедовала значительная часть подданных, укреплял власть правителя. Не в общем смысле «один Бог – один хан», а в частном, конкретном, знаменующем единство между правителем и его подданными. Принято считать, что ордынским правителям принятие ислама обеспечило поддержку торгово-финансовых кругов, в которых преобладали мусульмане, а тем же ильханам смена веры обеспечила поддержку иранской знати, ставшей главной опорой их господствам. Великое Синее Небо даровало монголам власть над всем миром, но недаром же иранцы говорят, что полученный уксус лучше обещанной халвы. Если положить на одну чашу весов условное господство над миром, а на другую – реальную власть над собственным улусом, то вторая чаша явно перевесит.
Ордынская знать, если верить анонимному автору, написавшему продолжение «Сборника летописей» Рашид ад-Дина, не собиралась следовать ханскому примеру и обращаться в ислам. «Ты должен ожидать от нас покорности и повиновения, до нашей веры тебе не должно быть никакого дела», – говорили хану сановники-эмиры. Когда же стало ясно, что Узбек от них добром не отстанет, эмиры составили заговор с целью убийства хана. В хронике сказано о пиршестве, но скорее всего собрание, на котором эмиры планировали избавиться от Узбека, было курултаем. Если верить анонимному автору, то в заговоре участвовало сто двадцать знатных Чингизидов[65] во главе с сыном Тохта-хана, но верный Кутлуг-Темур предупредил Узбека, и заговорщики окончили свою жизнь с переломанными хребтами. Надо сказать, что в свое время еще Берке-огул пытался обратить монгольскую знать в мусульманскую веру, но не преуспел в этом начинании, поскольку не был в должной мере настойчив и решителен.
«Султан Узбек весьма могуществен, обладает великою властью и страшен неверным, – пишет путешественник и торговец Ибн Баттута в своем “Подарке созерцающим о диковинках городов и чудесах странствий”. – Он один из семи великих царей в мире, которые суть: Султан Западный, Султан Египта и Сирии, Султан обоих Ираков, Султан Турков, Узбек, Султан Туркистана и Мавара-эль-Нагара, Султан Индии и Султан Китая. Есть у него обычай, после молитвы в пятницу, восседать под шатром, который называют золотое седалище, богато украшенным. Тут посредине трон, покрытый серебряными досками, которые позолочены и украшены драгоценными каменьями. Султан сидит на троне. Четыре жены его находятся по правую руку, а другие по левую, сидя также на тронах. За ним стоят два его сына, по обе стороны, и перед ним сидит дочь его… Перед Султаном стоят князья, его племянники, братья и родня. Далее от них, ко входу, помещаются дети великих эмиров, а за ними главные начальники войск. Народ допускается по званиям, и после привета властителю своему каждый выходит и садится поодаль от шатра… В один из таких дней представили меня Султану. Он принял меня весьма милостиво, и потом прислал мне несколько баранов, коня и кожаный мешок с кумысом, который делается из кобыльего молока и считается здесь отличным напитком. Жены Султана живут в великом уважении. У каждой свое особое жилище, свои прислужники и рабыни. Когда Султан хочет посетить которую либо из них, то посылает известить ее, и для приема его делают большие приготовления. Одна из Султанш дочь Такфура