Чингизиды. Великие ханы Монгольской империи — страница 16 из 38

Махмуда Ялавача, которого Чагатай самовольно сместил, но никаких проблем от этого самовольства не имел, поскольку в то время кровь значила больше, чем власть, и вообще великий хан Угэдэй был весьма покладистым человеком. После того, как Чагатай признал незаконность смещения великоханского наместника, Угэдэй передал ему власть над своими владениями в Мавераннахре.

Ибн Баттута, Улугбек и некоторые другие авторы сообщают, что столицей Чагатайского улуса был город Бешбалиг (название переводится как «Пять городов»). Развалины Бешбалига находятся на северо-востоке Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Выбор столицы легко объясним – Чагатаю хотелось быть поближе к Монголии.

«Когда шахзаде[96] Чагатай-хан… [заболел] и утратил надежду на жизнь, он составил завещание и поручил эмиру Карачар-нойону заботу о всех своих детях, – пишет Улугбек. – За семь месяцев до смерти Угедей-каана Чагатай-хан ушел в небытие».

Чагатай умер в середине 1241 года при неясных обстоятельствах, которые послужили поводом к казни наблюдавших его врачей, один из которых был китайцем, а другой – мусульманином. Чагатайский улус перешел к Хара-Хулагу, сыну Мутугэна. Мутугэн был первенцем Чагатая и, как утверждают некоторые авторы, любимым внуком Чингисхана. Правда, Рашид ад-Дин считает Хара-Хулагу четвертым сыном Мутугэна, но порядковый номер не имеет большого значения, важно то, что Чагатаю наследовал Хара-Хулагу. Улугбек уточняет, что Хара-Хулагу был избран ханом «по совету Карачар-нойона».

Сын и преемник великого хана Угэдэея Гуюк решил, что Хара-Хулагу получил власть не по праву, поскольку был жив сын Чагатая Есу-Менгу – негоже, мол, племяннику наследовать улус вперед дяди. Скорее всего причина замены одного хана другим крылась не в старшинстве, а в личных отношениях – есть упоминания о том, что Есу-Менгу был другом Гуюка. Но, так или иначе, Хара-Хулагу был вынужден передать власть Есу-Менгу (и снова Улугбек пишет: «Карачар-нойон по велению Гуюк-хана, сына Угэдэй-хана, сына Чингисхана, отстранил Хара-Хулагу-хана от правления государством» – ах уж этот вездесущий Карачар-нойон!).

Случай с Хара-Хулагу дает понять, почему правители улусов так стремились обрести самостоятельность – кому хочется жить под постоянным страхом потери власти, и кто может знать о том, что завтра надумает великий хан?

Рашид ад-Дин и Джувейни пишут о том, что Есу-Менгу оказался никудышным правителем. Дни свои он проводил в пьянстве и увеселениях, переложив все государственные дела на плечи своей жены Тукаши и визиря Беха ад-Дина Маргинани.

На курултае 1251 года Хара-Хулагу поддержал кандидатуру Менгу, сына Толуя, а Есу-Менгу, как друг покойного Гуюка, принял сторону вдовы хана Огул-Гаймыш, желавшей привести к власти одного из двух своих сыновей. Став великим ханом, Менгу провозгласил Хара-Хулагу законным правителем Чагатайского улуса. «Когда Менгу-каан стал кааном, он дал Кара-Хулагу [Хара-Хулагу] ярлык убить Йису-Менгу [Есу-Менгу] и как наследнику престола стать государем того улуса, – пишет Рашид ад-Дин. – Кара-Хулагу, не дойдя до улуса, скончался в пути, а его жена Ургана-хатун [Эргэнэ-хатун], дочь Туралчи-гургэна из племени ойрат, убила Йису-Менгу на основании ярлыка, и сама царствовала вместо [своего] мужа». Великий хан мог выдавать любые ярлыки, в том числе и дозволяющие убийство родича-чингизида.

Вдова Хара-Хулагу Эргэнэ-хатун стала регентшей при своем малолетнем сыне Мубарек-шахе, имя которого свидетельствует о принятии им ислама[97]. Собственно, института регентства в европейском понимании у монголов не было, Эргэнэ-хатун считалась соправительницей, помогавшей сыну вершить дела правления, но, разумеется, все распоряжения исходили от имени Мубарек-шаха.

Впору поверить, что на Чагатайский улус было наложено какое-то проклятье, потому что уже у первого преемника Чагатая – Хара-Хулагу – возникли проблемы с удержанием власти в своих руках. И точно такие же проблемы возникли у сына Хара-Хулагу Мубарек-шаха.

«Когда Менгу-каан скончался, Кубилай-каан [Хубилай-хан] послал Абишку, старшего сына Бури, который был третьим сыном Мутугэна, захватить Ургана-хатун [Эргэнэ-хатун] и стать вместо Кара-Хулагу правителем улуса Чагатая, – пишет Рашид ад-Дин. – Так как в то время между Кубилай-кааном и Ариг-Букой была распря, то Абишку в пути захватило войско Ариг-Буки и увело к нему. [Ариг-Бука] приказал Асутаю, сыну Менгу-каана, убить его [Абишку], а Алгу, сыну Байдара, шестого сына Чагатая, который находился при нем, выдать ярлык быть государем Чагатаева улуса и охранять те рубежи от войска Кубилай-каана и войска дома [Чагатая]. Он посылал ему собранные с областей [съестные припасы], провиант и [все] нужное для войска, дабы он спокойно выступил с войском против Кубилай-каана. Алгу прибыл в [улус], представил ярлык и стал полновластно царствовать.

А Ургана-хатун отправилась к Ариг-Буке и пожаловалась на Алгу. Она пробыла там долгое время. Спустя некоторое время Ариг-Бука послал в те пределы гонцов, чтобы [они] вывели от [каждого] десятка вьючных животных по две головы и заготовили много оружия и денег… Они выехали, доставили Алгу ярлык и стали заготовлять вьючных животных, вооружение и деньги. Когда часть была собрана, они собрались уезжать… Алгу задержал их и сказал, что когда прибудут, закончив дело, другие нукеры, то они отправятся вместе. Спустя некоторое время [нукеры] прибыли. [Гонцы] потребовали от них отчет: “Почему вы задержались?”. Те ответили: “Алгу чинил препятствия”. Они явились к дверям [ставки] Алгу и послали передать: “Мы прибыли [сюда] согласно ярлыку Ариг-Буки, он взимает налоги, какую власть ты имеешь над нами, что чинил препятствия нашим нукерам?”. Так как он зарился на это добро, то разгневался на грубые слова гонцов, схватил их и заковал. После этого он устроил со своими эмирами совещание о том, как лучше поступить. Они сказали: “Совещаться надо было до того, как схватили гонцов, а теперь, когда мы стали с Ариг-Букой врагами, [единственный] путь – это окончательно порвать с ним и служить Кубилай-каану”. Тогда он убил гонцов и забрал [все] то добро и вооружение. Таким образом он стал много сильнее. Вернулась Ургана-хатун, Алгу взял ее в жены и получил неограниченную власть на престоле Чагатая. Когда известие об этом дошло до Ариг-Буки, он повел в Мавераннахр войско против Алгу. Они сражались; два раза Ариг-Бука был разбит, потерпел поражение, а в третий раз обратился в бегство Алгу. Он вошел в Бухару и Самарканд, забрал у богачей много денег, вьючных животных и вооружения и роздал своему войску. А Ариг-Бука разграбил его обозы…».

Вместо того чтобы убить Мубарек-шаха и Эргене-хатун, Алгу-хан оставил обоих в живых и, более того, взял жаловавшуюся на него Эргене-хатун в жены! Версий, объясняющих подобное поведение, существует две (любовный приворот мы рассматривать не станем). Родная сестра Эргене-хатун была одной из жен хана Хубилая, и если между Алгу и Ариг-Букой разгорелась вражда, то породниться с Хубилаем было бы весьма кстати. Согласно другой версии, которая представляется более достоверной, посредством женитьбы на Эргене-хатун Алгу-хан пытался заручиться поддержкой местной знати, одним из предводителей которой был отец Эргене Масуд-бек.

Вскоре после этого конфликта, а именно весной 1265 года, Алгу умер, и власть над улусом вернулась к Мубарек-шаху или, если выражаться точнее, – к Эргэне-хатун, в тени которой пребывал сын. Но проблемы на этом не закончились.

Вторым сыном Мутугэна был Есун-Тува, казненный по приказу великого хана Менгу в числе прочих его противников. Сын Есун-Тувы Борак воспитывался в Монголии. Великий хан Хубилай, которому верховная власть досталась ценой значимых усилий, старался расставлять на местах верных ему людей. В частности, под предлогом «восстановления справедливости» Хубилай назначил Борака соправителем Мубарек-шаха, дав ему соответствующий ярлык (можно было рассчитывать на то, что Борак, возвращенный «из грязи в князи», будет хранить верность своему благодетелю). «Когда Борак туда прибыл и увидел, что Мубарек-шах и Ургана-хатун имеют власть и силу, он не предъявил ярлыка, – пишет Рашид ад-Дин. – Мубарек-шах спросил [его]: “С какой целью ты приехал?”. Тот ответил: “Я долгое время отсутствовал в улусе и доме; люди мои разбрелись и рассеялись. Теперь, испросив разрешение, я приехал, чтобы собрать приверженцев и кочевать с вами”. Мубарек-шаху пришлась по душе эта речь. Борак жил с ним скрытничая, с умом и понемногу изо всех уголков собирал вокруг себя ратных людей. Неожиданно с ним оказались заодно эмир-битикчи[98] Мубарек-шаха и часть [его] войска. Они устранили Мубарек-шаха от дела, и Борак стал самодержавным правителем. Он довел дело Мубарек-шаха до того, что сделал его начальником своих ловчих».

Улусный хан в роли начальника ловчих – это нечто! Бо`льшего унижения, пожалуй, нельзя и вообразить. Сделать Мубарек-шаха слугой Борак не мог, поскольку это означало бы оскорбление чингизидского достоинства, но должность начальника ловчих при улусном правителе, с одной стороны, была привилегированной, а с другой – малозначительной, так что оскорбление и унижение имели место, но формально придраться было не к чему.

Дальнейшие события излагаются хронистами противоречиво. С уверенностью можно сказать лишь одно – недолго пробыв начальником ловчих, Мубарек-шах был изгнан Бораком и более к правлению чагатайским улусом не возвращался.

Глава 13Угэдэй Хайду-хан – основатель Чагатаидского государства

В названии этой главы не содержится никакой ошибки. Внук великого хана Угэдэя Хайду действительно стал основателем самостоятельного Чагатаидского государства, в которое превратился улус, отведенный Чингисханом Чагатаю. А слово «преемник» взято в кавычки, потому что речь идет о неформальном преемнике, правившем от лица сына Хайду-хана.

Отцом Хайду был пятый сын Угэдэя Хашин, о котором известно лишь то, что он был пьяницей и умер молодым. Мать Хайду Шабканэ-хатун происходила из племени бекрин, о котором Рашид ад-Дин писал следующее: «Стойбище их находится в области уйгуров [Уйгуристан] в труднодоступных горах. Они не монголы и не уйгуры. Они подчинились Чингиз-хану и выказали [ему] повиновение… Указ Чингиз-хана был таков, чтобы племя бекрин представляло [ему] своих девушек, дабы он забирал для себя или сыновей любую, которая [ему] понравится». Ханское повеление приравняло «немонголов и неуйгуров» к исконным монголам, так что происхождение Хайду было почетным и по материнской линии тоже («Во всяком случае – не меркит», – как сказал бы сам Чагатай).