Тебриза и, прибыв в Баг-и Нейкеш, там же прикончили его дело в среду 23 числа месяца зи-л-кадэ 694 года [4 октября 1295 года]».
На момент прихода Газан-хана к власти Иранзамин представлял собой страну, разоренную собственными же правителями-монголами, которые заботились только о том, чтобы взять свое сегодня, и не задумывались о том, что нужно сделать для того, чтобы получать свое завтра и послезавтра. Будучи не в силах терпеть угнетение, которое ввергало их в нищету, крестьяне бросали обжитые места и пытались убежать за пределы ильханата. Если им этого не удавалось, то они становились бродягами или разбойниками. Кочевникам, не привязанным к конкретной территории, было немного легче, но их участи не стоило завидовать. Каждый местный правитель считал себя в своих владениях ильханом и творил любой произвол, какой только мог прийти в его голову. Реальная власть ильхана ограничивалась пределами столичного Тебриза, а дальше начиналось беззаконие. Вдобавок ко всему сказанному, монголы постоянно враждовали с мусульманами, иначе говоря – обе главные опоры ильханата сильно шатались. Достаточно было хорошего толчка, чтобы государство рухнуло, но…
Но именно в такие непростые времена Провидение нередко приводит к власти одаренных и сильных правителей, которые способны перекроить любые обстоятельства по своему усмотрению. Одним из таких правителей стал Газан-хан, правнук Хулагу и старший сын Аргуна.
Глава 23Реформатор Газан-хан и его брат Олджейту-султан
Газан, принявший впоследствии мусульманское имя Махмуд, родился 5 ноября 1271 года, а ильханом был провозглашен 3 ноября 1295 года, когда ему вот-вот должно было исполниться двадцать четыре года. Брат Абага-хана Менгу-Тимур, пребывавший примерно в таком же возрасте во время сражения с мамлюками близ Хомса, как мы помним, удостоился от Рашида ад-Дина следующей характеристики: «Царевич Менгу-Тимур был еще отроком и не видел жестоких битв», а о Газан-хане в «Сборнике летописей» сказано: «Теперь пришел в него [мир] прекрасный и вполне подходящий государь». Оцените разницу и учитывайте, что Рашид ад-Дин местами грешил многословием, но при всем том старался быть максимально объективным. Да – «Сборник летописей» создавался по повелению Газан-хана, у которого Рашид ад-Дин состоял на службе, но «вполне подходящий» звучит не очень-то комплиментарно, правителям обычно льстят пышнее и цветистее. Опять же, слова должны подтверждаться делами, а дела ильхана Газана говорят сами за себя.
«После выполнения обрядов ликования и увеселений [Газан-хан] обратил лицо приводящего в порядок владения усмотрения к твердому управлению и устройству государственных дел», – пишет Рашид ад-Дин. Газан-хан начал с того, что сделал ислам государственной религией ильханата. По сути, то была не столько реформа, сколько официальная констатация факта, поскольку ислам занимал в государстве Хулагуидов доминирующее положение. Тем не менее некоторые представители монгольской знати были недовольны тем, что ильхан указывает им, какому Богу нужно молиться (выбор был простым – или принять ислам, или покинуть пределы ильханата). Разумеется, придание исламу статуса государственной религии не означало изменения направления внешнеполитического вектора. Мамлюки продолжали оставаться главным врагом ильханата, а с европейскими державами поддерживались отношения, в первую очередь – торговые.
В ильханате имели хождение разные монеты, как собственной чеканки, так и иностранные. Разнообразие денег создавало большие сложности для торговли (на каждом базаре, помимо рядов с товарами, непременно был ряд-другой меняльных лавок), а кроме того, было очень затруднительно отслеживать подделки. Газан-хан ввел единую денежную систему во всем государстве и установил единые стандарты содержания металла в монетах. Так, например, один динар должен был содержать три мискаля[142] золота. Заодно были стандартизированы все единицы измерения. В качестве эталонов использовались единицы, применявшиеся в столичном Тебризе.
Судебно-правовая реформа, основой которой стали указы, изданные в 1300 году, упорядочила правовую систему ильханата на основе шариата и утвердила ведущую роль мусульманского духовенства. Также ильхан запретил передачу судейских должностей на откуп, несмотря на то что запрет уменьшил приток денег в казну. Но есть вещи, которые важнее денег, и праведный суд – одна из них.
В 1303 году Газан-хан запретил крестьянам переходить с одного места на другое. Наказанию подлежали не только беглецы, но и укрывавшие их землевладельцы, сдававшие участки земли в аренду. Практика раздачи наделов за военную службу существовала и прежде, но изначально земля раздавалась предводителям племен и военачальникам, рангом не ниже тысячника, а Газан-хан начал раздавать наделы отдельным воинским частям – доходы с земель распределялись между всеми командирами, от десятника до тысячника, сообразно занимаемым должностям. Подобная практика получила широкое распространение на приграничных территориях (военные поселения, сочетавшие военную службу с занятием сельским хозяйством, существовали во многих странах). Если сын держателя пожалованного надела поступал на военную службу, то надел оставался в семье, иначе говоря – передавался по наследству. На первый взгляд подобная система, которая называлась «икта», выглядела идеальной, но был у нее и весьма серьезный недостаток. Люди не любят выпускать полученное из своих рук, поэтому пожалованные за службу наделы посредством различных ухищрений переводились в личную собственность. Таким образом, с течением времени количество государственных земельных владений сокращалось, а количество владений, находившихся в частной собственности, возрастало. Частнособственнические владения имеют тенденцию к укрупнению – богатые землевладельцы всегда не прочь приобрести участки у бедняков, ведь земля – это единственный товар, который люди не могут производить. В результате возникают крупные земельные владения, обладатели которых настолько богаты и влиятельны, что могут позволить себе не считаться с правителем. Это ослабляет центральную власть и может привести к распаду государства, ведь всегда лучше быть полностью самостоятельным правителем, чем подчиняться ильхану, хотя бы и номинально.
Налоговая система тоже была упорядочена, без этого никак. Прежде размер взимаемых налогов определяли сборщики, бравшие больше, чем следовало, на основании каких-либо надуманных предлогов. Случалось и так, что один и тот же платеж взимался дважды – один раз натурой и другой раз деньгами. Газан-хан приказал собирать налоги только в установленное время и в установленном размере. Форма взимания налога – деньгами или натурой – тоже устанавливалась свыше и была единой для всей страны. Налоговые списки, в которых было расписано, кому сколько платить, вывешивались для всеобщего обозрения. Если прежде недобросовестные сборщики налогов, утаивавшие от казны часть собранного, наказывались отстранением, то теперь вместе с должностью они рисковали лишиться и самой жизни. Разумеется, злоупотребления не были полностью искоренены, но количество их уменьшилось и приток денег в казну существенно возрос. Важным нововведением стало лишение местных властей права сбора налогов – отныне они собирались централизованно, чиновниками, которых назначал диван.
Власть должна быть не только разумной, но и сильной. В рамках военной реформы Газан-хан создал воинские формирования, подчиненные напрямую ему. Численность таких войск составляла десятую часть иранзаминской армии, и этого ильхану было вполне достаточно для того, чтобы уверенно восседать на престоле. «Уже несколько лет между потомками Джучи, Чагатая и Угедея, являющимися двоюродными братьями государя ислама… происходит борьба и распря, – пишет Рашид ад-Дин. – Войска их, постоянно грабя обозы друг друга, уводили в полон детей друг друга и продавали их торговцам. Многие же продавали своих детей по бедности. Государь ислама… от этого обстоятельства пришел в негодование и сказал: “Поскольку монгольские роды по большей части происходят от великих эмиров, которые усердно служили в пору Чингиз-хана, а в настоящее время потомки эмиров находятся в почете у каана и других государей, то как можно, чтобы их родственников продавали в рабство тазикам [таджикам] или большая часть их впадала в нищенство. Для соблюдения прав этих людей и для защиты [их] чести необходимо устранить эти обстоятельства, потому что иначе величие и внушительность монгольского войска, достигшие выси небесной, будут разбиты, и в глазах тазиков оно [войско] станет ничтожным, и большую часть их [воинов] уведут во вражеские страны”. По этой причине [Газан-хан] повелел: “Сколько бы ни приводили от монголов молодых людей, [всех] покупали бы для государевой службы и давали бы за них наличными деньгами, дабы в итоге получилась слава и награда…” В последние два года он купил многих… Собралось около десяти тысяч человек. По заведенному правилу, сколько ни приводят [молодых людей], всех покупают, чтобы получился целый туман с лишком, и все… служат неотлучно. Ни в какие времена не было войск столь оснащенных и стройных, как в настоящую пору».
В начале своего правления Газан-хан избавился от некоторых эмиров, представлявших для него опасность, но и после кто-нибудь да причинял ильхану беспокойство. Наиболее показательной стала расправа Газан-хана с упоминавшимся выше мятежным эмиром Новрузом.
Прощение и возможность вернуться в ильханат Новруз получил в обмен на обещание привести Газана к власти, обеспечив ему победу над Байду-ханом. Новруз хорошо постарался, и в награду Газан-хан сделал его наибом[143], а также дал высокие должности его братьям Лагзи и Хаджи. «Дело Новруза достигло высшей точки величия… – пишет Рашид ад-Дин. – Садр-ад-дин Зенджани, который недавно сделался визирем, постоянно выжидал удобного случая, чтобы совсем расстроить дела Новруза. Причиной тому было то, что в начале дела, когда он ожидал должности визиря, Новруз назначил своим наибом Дестджердани. С тех пор он стал его противником и врагом, потому что для него не осталось дела. В этом происшествии он и его брат Кутб-ад-дин нашли удобный случай. Проявив чудеса хитроумия, они написали эмирам Мисра [Египта] и Сирии от имени Новруза шесть писем такого содержания: “Государь-де, слава богу, его милостью мусульманин, однако когда я хочу укрепить веру в ислам, эмиры препятствуют. Я надеюсь, что мы в согласии друг с другом подымемся их отразить, дабы [это] было одобрено божеским законом и разумом. Я сам написал братьям Легзи и Хаджи, что ежели они могут до нашего сговора уладить [дело], то пусть сделают, а нет, так мы сами сделаем. Завоевав Иранские владения, я препоручу их вам”».