До сих пор мы говорили лишь о тюркских государствах — наследниках Улуса Джучи и Чагатайского улуса. Что же касается Монголии, то в ней в XV–XVII вв. курултай подвергся весьма существенной трансформации, в результате чего даже затруднительно говорить о нём как о традиционном, хорошо нам известном общегосударственном съезде.
Дело в том, что Монголия в течение почти всего XV в. представляла собой конгломерат разрозненных владений, находившихся под управлением представителей и членов ханского рода, и потомков братьев Чингис-хана, и влиятельных родоплеменных вождей. Лишь в 1490-е гг. она оказалась объединённой под властью Даян-хана, который заменил местных династов собственными многочисленными потомками. В результате родоплеменная знать нечингизидского происхождения в Монголии фактически исчезла и сложилась весьма нестандартная ситуация: различные роды и племена оказались под властью членов рода Чингизидов, которые, таким образом, одновременно являлись и членами «золотого рода», и родоплеменной знатью.
Естественно, как и в тюркских государствах, монгольские правители имели совещательные органы, представители которых выступали от имени регионов ханства. Эти представительные органы в монгольских государствах (собственно Монгольском ханстве, а затем у ойратов в Джунгарском и в Калмыцком ханствах) имели название «чуулган» (нередко в исследовательской литературе они обозначаются термином «сейм») и состояли преимущественно из представителей правящих родов соответствующего ханства. Наши главные источники об этих представительных органах — правовые памятники монголов и ойратов «Восемнадцать степных законов» и «Их Цааз», которые и содержат перечень владетельных Чингизидов и ойратских династов, принимавших участие в общегосударственных съездах[419]. Никто из сановников или родоплеменных предводителей, кроме членов правящих домов соответствующего ханства, среди участников съездов не упоминается.
Таким образом, весьма сложно однозначно определить статус такого органа — можно ли видеть в нём аналог курултаю или нет. Представляется, что этот орган, подвергшийся трансформации в силу политических обстоятельств, обладал полномочиями, свойственными как курултаю (как собранию представителей от всех областей, входивших в Монгольское ханство), так и семейному совету (поскольку все его участники находились в кровном родстве между собой).
Как следствие, этот представительный орган, в отличие от традиционных курултаев постимперского времени, обладали несравненно более широкой компетенцией: они решали судьбы отдельных улусов, принимали законы и разрабатывали планы военных кампаний. Так, в 1686 г. на съезде монгольских князей Алтан-хан, властитель улуса хотогойтов (Западная Монголия) был низложен, а правителем его владений (без ханского титула) стал его брат[420]. Именно советы членов правящего рода, являвшихся в то же время предводителями отдельных племён и областными правителями, приняли вышеупомянутые своды законов — «Восемнадцать степных законов» в Северной Монголии — Халхе (кон. XVI — нач. XVII в.) и «Их Цааз» в ойратском ханстве — Джунгарии («Великое уложение», 1640 г.). Эти же съезды разрешали споры различных улусных владетелей, принимали решения о совместных боевых действиях и т. д.[421])
Только на рубеже XVII–XVIII вв. статус чуулганов несколько изменился. Во-первых, в связи с возрастанием роли буддийского духовенства его высшие иерархи также стали принимать активное участие в этих съездах монгольской знати (подобно участию мусульманского духовенства в курултаях в тюркских государствах). Так, уже в съездах, на которых был принят очередной свод законов Северной Монголии «Халха Джирум» («Свод законов Халхи», 1709–1770) наряду со светскими феодалами — ванами, гунами, нойонами и др. — участвуют также представители буддийского духовенства: банди, монастырские казначеи и секретари и др.[422] Во-вторых, в связи с тем, что Монголия официально признала зависимость от маньчжурской династии Цин (с 1691 г.), правившей в Китае, её властные структуры оказались подконтрольны имперским властям. В 1728 г. император Иньчжэн издал указ об учреждении в каждом монгольском аймаке собственного чуулгана с даргой-председателем во главе (необязательно ханского происхождения), который имел собственный штат чиновников и фактически делил власть с правителем аймака. В результате из совещательного органа при хане с широкими полномочиями в масштабе всего государства чуулганы фактически превратились в органы местного самоуправления, выполнявшие административные и хозяйственные функции в границах соответствующих аймаков[423].
Правовая политика государств-сюзеренов способствовала трансформации курултая и в тюркских государствах — в частности, в Казахском ханстве. Первые попытки создания в Казахском ханстве представительных институтов «национальных по форме, имперских по содержанию» были предприняты российской властью на рубеже XVIII–XIX вв., когда при ханах было предписано создавать ханские советы в составе хана, султанов и наиболее влиятельных племенных биев. Несмотря на то что он, по сути, представлял собой традиционный чингизидский институт, среди казахов он был воспринят как навязанный чужаками и поэтому не стал эффективным органом власти: сами султаны и бии уклонялись от участия в нём, и он в течение длительного времени существовал лишь формально. Не исключено, что причиной негативного отношения к совету со стороны казахов был неопределённый статус этого органа: это было что-то среднее между курултаем, семейным советом и советом карачи-беев[424].
Как мы уже отмечали выше, в результате российских реформ 1822–1824 гг. в Казахстане была упразднена ханская власть, и во главе вновь образованных округов стали старшие султаны (ага-султаны) или султаны-правители. Однако, принимая во внимание традиции избрания казахских правителей, царская администрация сохранила традицию избрания казахский правителей. В результате в каждом округе стала появляться группа избирателей: местные султаны-Чингизиды избирали старшего султана, а старшины и бии — заседателей в приказ при каждом старшем султане[425]. В качестве примера можно привести состав выборщиков, которые в 1834 г. избрали старшим султаном Аман-Карагайского округа Чингиса Валиханова (отца знаменитого казахского учёного Чокана Валиханова): султан Джума Худаймендин, султан Кенжалы Смандияров, султан Мали Смандияров, султан Кунтюре Малин, султан Акан Джумин[426]. Таким образом, при номинальном сохранении традиций выборности власти сформировался довольно необычный для казахов представительный институт — коллегия выборщиков из числа султанов, по статусу бывшая ближе к семейному совету, но выполнявшая функции курултая![427]
По сути как чуулганы в Монголии при династии Цин, так и казахские представительные органы в эпоху российского владычества лишь внешне являлись продолжением традиций прежних представительных органов, фактически же это были искусственно созданные структуры, целью которых было формирование властной прослойки в кочевых обществах, лояльных к власти государства-сюзерена. Таким образом, инерция, сохранявшая традиционные институты представительной власти, уступила место внешнему воздействию и привела к полной их замене новыми структурами, принципиально иными в правовом отношении.
§ 3. Тамга и борьба с ней
Монгольское завоевание и установление власти Чингизидов в различных азиатских регионах стало причиной реорганизации административной, правовой, и как следствие, налоговой системы. В частности, многие налоги, существовавшие в мусульманских странах, были заменены монгольскими. Даже те мусульманские советники ханов-Чингизидов[428], которые участвовали в создании имперской правовой системы, признавали, что налоговая система в мусульманских тюрко-монгольских государствах была значительно трансформирована[429].
Среди налоговых «инноваций» одним из самых известных и типично «имперских» налогов стала тамга, которая применялась в различных государствах Евразии с XIII по XVII в. Тамга уже неоднократно привлекала внимание исследователей, которые изучали её в контексте общей и экономической истории чингизидских и постчингизидских государств[430] — этому налогу даже посвящён ряд специальных работ[431]. В некоторых работах тамга рассматривается именно как налог, но при этом его правовое значение выглядит несколько размытым. Так, например, А. А. Али-заде исследовал тамгу, но только в рамках налоговой системы ильханата[432]; М. Тезджан, намереваясь рассмотреть тамгу как «налог в Золотой Орде», по сути, сосредоточился на филологическом анализе тюркского происхождения самого термина «тамга»[433]. Таким образом, до сих пор глубокого и всестороннего историко-правового анализа термина «тамга» не проводилось, равно как и изучения эволюции этого института и обстоятельств его исчезновения в тюрко-монгольском мире.
Ниже мы предпринимаем попытку охарактеризовать происхождение и правовую природу данного вида налога, правовое регулирование его налогооблагаемой базы и ставки, а также и причины изменения этой ставки в ряде случаев. Мы намерены проследить эволюцию тамги в различных тюрко-монгольских государствах на разных этапах их развития и, наконец, выяснить, почему же тамга стала одним из основных нападок мусульманских богословов и правоведов, которые долгое время боролись за её отмену.