Ряд историков права, говоря о социальном строе Монгольской империи и её преемников, рассматривает тарханов как аристократическую прослойку в структуре тюрко-монгольских обществ[510]. Однако степные аристократы в силу своего потомственного статуса и так не платили никаких налогов и не несли повинностей. Тарханы же по происхождению принадлежали к «податному сословию», т. е. к простолюдинам, и освобождались от налогов и повинностей в особом порядке — на основании специального ханского ярлыка. В современной юридической терминологии такой документ мог бы быть охарактеризован как индивидуальный нормативный акт, поскольку он определял статус конкретного лица (группы лиц), но содержащиеся в нём предписания касались «всех», что прямо значилось в тексте таких ярлыков[511]. Смысл пожалования тарханства заключался именно в том, чтобы освободить за определённые заслуги от налогов и повинностей представителей сословия.
Как видим, сама суть, природа тарханства опровергает утверждение о том, что его обладатели являлись представителями аристократической части населения. Тарханы являлись, таким образом, всего лишь привилегированной частью простого населения тюрко-монгольских государств. Изначально тарханство, жаловавшееся индивидуальными ханскими указами-ярлыками, распространялось на 9 поколений потомков пожалованного лица[512]. В некоторых случаях статус тархана мог быть пожалован также целой категории (например, ярлыки золотоордынских ханов русскому православному духовенству) или населённому пункту (например, ярлык Менгли-Гирея жителям города Кырк-Ера[513]). Ибн Баттута вполне однозначно определяет тархан как «место, изъятое от податей» и, в частности, связывает название Хаджи-Тархана с тем, что некоему тюркскому хаджи (паломнику), поселившемуся в этих местах, было дано освобождение от пошлин[514].
Такое правило действовало в эпоху Чингис-хана, однако впоследствии пожалования, освящённые авторитетом самого Потрясателя Вселенной, привели к довольно неожиданным последствиям. Дальние потомки привилегированных простолюдинов (в частности, Бадая и Кишлика, возведённых в тарханы Чингис-ханом за проявленную ими верность[515]) возвысились и достигли такого могущества, что даже потомственная родоплеменная аристократия не могла сравниться с ними по статусу!
Так, отдалённые потомки Кишлика — Абд ал-Али-тархан и его сын Мухаммад-Баки-тархан фактически самовластно управляли Бухарой, лишь номинально признавая верховенство самаркандских Тимуридов. Об этом весьма красноречиво поведал Бабур, ехидно назвавший его «фараоном»: «Несколько лет управление Бухарой было в его руках, число его нукеров доходило до трёх тысяч; нукеров он содержал хорошо и заботливо. Его подарки, посещения, приёмы, пышность угощения и собрания были истинно царские. Это был человек властный, жестокий, развратный и надменный»[516]. Не менее отрицательную характеристику даёт Бабур и его сыну, который приходился двоюродным братом Султан-Ахмад-мирзе из династии Тимуридов, правителю Самарканда: «После его отца Бухару отдали ему; во времена Султан Али мирзы он чрезвычайно возвысился. Число его нукеров доходило до пяти-шести тысяч, и он был не очень послушен и покорен Султан Али мирзе»[517].
Другой потомок Кишлика, дальний родич Абд ал-Али-тархана — Мухаммад-Мазид-тархан б. Урда-Буга-тархан столь же независимо управлял Туркестаном (Яссами); он был братом супруги мирзы Абу Саида, ставшей матерью Султан-Ахмад-мирзы и Султан-Махмуд-мирзы[518]. Не удивительно, что после утраты своего владения в Туркестане он занял главенствующее положение среди самаркандской знати и вместе со своим старшим братом Дервиш-Мухаммад-тарханом (главой самаркандских тарханов) устраивал заговоры против правителей-Тимуридов, свергая и возводя их на трон по собственному усмотрению[519]. Влияние потомственных тарханов было настолько велико, что даже Чингизиды стремились породниться с этими могущественными кланами — так, например, Мухаммад Шайбани приложил немало усилий, чтобы взять в жёны дочь Мухаммад-Мазид-тархана[520], а могулистанский (ташкентский) хан Султан-Махмуд столь же упорно добивался руки дочери брата Мухаммад-Мазид-тархана — Дервиш-Мухаммад-тархана[521].
Тем не менее столь крутой взлёт тарханов представлял собой, скорее, исключение и был связан не столько со спецификой их привилегированного статуса, сколько с особенностями политической ситуации в державе последних Тимуридов. Практика пожалования тарханства простолюдинам сохранялась и в эпоху могущества потомков Кишлика, и намного позднее. Например, Бабур, описывая взятие им Самарканда в 1501 г., сообщает, что ему противостоял Фазил-тархан, специально оговаривая, что это был не родственник самаркандских тарханов, а торговец, получивший тарханство от хана за какие-то заслуги[522]. Известны ярлыки хивинских ханов Ануша-Мухаммада, Эренга и Ильбарса (сер. XVII — 1-я четв. XVIII в.), жаловавших тарханство землевладельцам и представителям духовенства[523].
Наибольшее количество тарханных пожалований в различных их формах (в частности, в суюргальной) в Золотой Орде приходится на 2-ю пол. XIV — нач. XV в., а затем, после распада Улуса Джучи, эта практика нашла широкое применение и в постордынских государствах. И если в Крымском ханстве к кон. XV — нач. XVII в. наблюдается сокращение числа тарханных пожалований и их постепенная замена денежным вознаграждением[524], то таких сведений о других джучидских ханствах у нас нет. Напротив, на основе сохранившихся (хотя и крайне немногочисленных) материалов и других исторических источников исследователи делают вывод, что тарханство было довольно широко распространено, в частности, в Казанском и Сибирском ханствах — вплоть до их захвата Московским государством.
Собственно, и для русских этот институт отнюдь не являлся чем-то чуждым и неизвестным: под влиянием правовых традиций Золотой Орды местные русские правители уже с XIV в. сами стали выдавать тарханные грамоты как церковным, так и светским адресатам — начиная с бояр и высшего духовенства и заканчивая низшими представителями княжеской администрации. Тарханные (и, как их разновидность, тарханно-несудимые) грамоты выдавались русскими князьями десятками в XIV–XV вв., однако к нач. XVI в. количество выдаваемых грамот сильно сократилось[525], в 1547 г. была выдана такая последняя грамота, а в Судебнике 1550 г. тарханство как институт в Московском царстве было отменено[526].
Тем не менее после вхождения в состав России Казанского ханства, Башкирии, а затем и Сибирского ханства завоевателям пришлось пойти на частичное восстановление тарханства в отношении коренного населения. Строго говоря, этот процесс не может считаться «восстановлением» в буквальном смысле — российская власть всего лишь сохранила в Поволжье, Приуралье и Западной Сибири институт, который и не прекращал своего существования. Она признала права тарханов на налоговый иммунитет и особое положение среди остального населения, однако сам принцип пожалования тарханства уже вскоре после падения Казани претерпел существенные изменения.
Тарханство неоднократно исследовалось специалистами с точки зрения этимологии этого термина, его юридического содержания, статуса, изменения отношения к нему в тюрко-монгольских государствах. Специальные работы посвящались и тарханству в Башкирии и (в меньшей степени) Казахстане[527]. Однако, насколько нам известно, трансформация института тарханов, изменение отношения к нему со стороны властей и самих кочевников в имперский период не являлась специальным предметом исследования. Соответственно, ниже мы намерены рассмотреть в историко-правовом отношении процесс присвоения титула (звания) тарханов властями, последствия его приобретения для обладателей и причины, по которым тарханство со временем перестало быть актуальным для башкир и казахов.
В империи Чингис-хана и государствах его потомков тарханство представляло собой награду за ранее оказанные хану или государству услуги, т. е. лицо, получившее звание тархана, освобождалось от налогов и повинностей, приобретало ряд дополнительных льгот и при этом не несло никаких обязательств перед государством: если благосостояние позволяло, тарханы могли жить в своих владениях за свой собственный счёт и т. д., и лишь те из них, которые нуждались в средствах, поступали на ханскую или иную службу. В русский же период условием признания и сохранения тарханства стала именно государственная служба: исследователи вполне обоснованно отмечают, что большинство тарханов (признанных в этом достоинстве новыми московскими властями) стали именно служилыми татарами — как в Казанском, так и в Сибирском «царствах»[528]. Соответственно, статус служилых татар, поступавших на московскую службу «за многие привилегии»[529], в какой-то мере поглотил понятие тарханства как в Поволжье, так и в Сибири: именно служилые татары противопоставляются «ясачным», т. е. податному сословию[530]