тупления на престол.
В результате на смену прежним основаниям права султанов-Чингизидов на трон и высшую власть в том или ином государстве[574] пришло новое, более веское в изменившихся обстоятельствах — воля Аллаха, отражённое в одном из стихов Корана: «Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимешь власть, от кого пожелаешь»[575]. Некоторые тюрко-татарские монархи даже провозгласили себя халифами (халиф — глава всех мусульман). Например, такой титул принял потомок золотоордынских монархов Мухаммад Шайбани, хан Мавераннахра, выдвинувший оригинальную концепцию о возможности сосуществования нескольких халифов в разных государствах — при условии непричинения ими вреда друг другу[576]. А в сер. XVII в. халифами, по некоторым данным, объявляли себя крымские ханы Мухаммад-Гирей IV и Ислам-Гирей III, которые формально должны были признавать духовным главой всех мусульман своего сюзерена — турецкого султана[577].
Поэтому неслучайно, что уже в церемонии воцарения хана, проводившейся в традиционной форме курултая, в постордынскую эпоху участвовали не только члены ханского рода, знать и военачальники, но и представители мусульманского духовенства. Помимо традиционной клятвы, вступавший на престол монарх клялся на Коране и получал одобрение главы духовенства — такая практика имела место в Казани, Касимове и других тюрко-татарских ханствах[578].
В дальнейшем ханы и правители постоянно советовались с сейидами и другими авторитетными представителями духовенства, которые нередко своим авторитетом скрепляли решения государей, обеспечивая эффективность их исполнения. Казанские сейиды в последние годы существования ханства нередко являлись первыми советниками ханов, т. е. фактически — главами правительства ханства. Нам неизвестно, насколько была распространена в постордынских государствах практика оформления ханских решений путём издания местными богословами фетв — по крайней мере, в ханствах Средней Азии она использовалась весьма широко. Сильные мусульманские традиции постордынских ханств — Казанского, Крымского, Касимовского и значительное влияние духовенства на политические дела этих ханств дают нам основание считать, что такой же линии придерживались и их монархи.
В Казанском и Касимовском ханствах роль сейидов была столь велика, что они не только являлись духовными лидерами местного мусульманского населения, но и командовали войсками. Современные исследователи даже предполагают, что касимовский сейид одновременно исполнял и функции беклярибека[579]. В Крымском ханстве сейиды исполняли роль главных кади, т. е. верховных судей по законам шариата. В ханских грамотах и посланиях их имена нередко ставились даже перед именами самих султанов из дома Гиреев[580]. Также известно о судебных функциях сейидов и в Сибирском ханстве в период правления хана Кучума[581].
Международные договоры постордынских государств также нередко заключались с учётом догматов исламского вероучения и мнения мусульманского духовенства. Так, например, ногайские бии и мурзы XVI–XVII вв. в переговорах с московскими государями нередко апеллировали к своему мусульманскому вероисповеданию (правда, уподобляя, а не противопоставляя его христианству московских князей), а договоры с Москвой непременно скрепляли клятвой на Коране[582]. Казанские сейиды в кон. XV — сер. XVI в. лично участвовали в переговорах с московскими властями и выработке условий международных договоров[583]. Велика была также роль духовенства во внешней политике Крымского ханства: например, хан Мухаммад-Гирей IV в 1659 г. указывал царю Алексею Михайловичу, что советовался с «учёными», которые «сказали, что договор нарушили московцы»[584].
Время от времени правители тюрко-татарских ханств пытались ограничить влияние духовенства и вступали в конфликт со своими мусульманскими советниками. Сами факты таких конфликтов свидетельствуют о значительном влиянии, которым обладало мусульманское духовенство, т. к. его представители могли позволить себе конфронтацию с монархами. А исход таких противостояний бывал различным. Так, например, казанский хан Сафа-Гирей за время своего правления казнил двух сейидов Казани, и одного — русский ставленник Шах-Али[585]. А крымский хан Мурад-Гирей, пытавшийся провести судебную реформу и заменить шариатский суд судом по обычному тюрко-монгольскому праву торе, напротив, был вынужден уступить в споре видному представителю духовенства Вани-эфенди и отказаться от своего намерения[586].
Тюрко-татарские монархи не только оказывали покровительство религиозным деятелям, строили богоугодные заведения и финансировали их деятельность, но и вели священные войны (газават). При этом «священной» могла быть объявлена война и против других мусульманских государств, если придворные богословы признавали, что враги являются отступниками от ислама и поэтому даже более опасными врагами, чем «неверные». Именно так Мухаммад Шайбани-хан обосновывал свои походы против сибирских Шибанидов в кон. XV в., когда он ещё претендовал на трон Улуса Джучи, и на казахов, уже будучи ханом Мавераннахра[587]. Точно так же борьба хана Кучума с сибирскими династами Тайбугидами (по сути представляющая собой реставрацию законной династии на троне прежнего Тюменского юрта) была представлена как деятельность по распространению ислама в этом языческом регионе — при одобрении и активном содействии мусульманского духовенства из Бухары и Хорезма[588]. Аналогичным образом крымские ханы и султаны, обосновывая свои намерения восстановить Улус Джучи в прежних границах, отвоевав у Московского царства Казанское и Астраханское ханства, представляли свои действия как войну с врагами веры — равно как и борьбу против персидских кызылбашей. Вассалитет по отношению к Османской империи, султан, который являлся также и халифом, и выполнение его воли являлись в полной мере достаточным обоснованием для объявления любых боевых действий с неприятелем Османского государства — газаватом[589].
Особое место в правовой культуре тюрко-татарских государств занимала судебная деятельность, которая стала прерогативой преимущественно мусульманских правоведов. Как известно, шариатские суды действовали в Золотой Орде параллельно с имперскими судами-дзаргу в качестве официальной судебной инстанции ещё с 1320-х гг., т. е. с того времени, как хан Узбек официально принял ислам и стал активно заниматься распространением его в своём государстве. Теперь же фактическое упразднение дзаргу привело к возрастанию роли судов кади, которые в постордынских государствах не просто сосуществовали с официальными ханскими судами, а просто-напросто вытеснили их, превратившись в основную судебную инстанцию. Так, например, известно, что в Казанском ханстве практически вся судебная деятельность осуществлялась мусульманскими богословами[590]. Косвенные сообщения источников позволяют говорить и о судебных прерогативах сейидов в Касимовском ханстве[591].
Наиболее подробные сведения сохранились о шариатских судах в Крымском ханстве — благодаря большому количеству как нарративных источников (хроник и исторических сочинений собственно крымского и османского происхождения), так и официальных актов (ханских ярлыков и кадиаскерских тетрадей — сакков). Анализ этих источников позволяет сделать вывод о весьма широкой компетенции мусульманских судей.
Согласно кадиаскерским саккам XVII в., в ведении шариатских судей находились земельные споры, семейные (брак и развод) и наследственные дела и споры, случаи приобретения и отпуска на волю рабов (крепостные акты), вопросы опеки и попечительства, оформление вакфов[592]. Известно, что уже с XVI в. тексты ханских ярлыков стали вписывать в кадиаскерские сакки[593], однако этим изменение ханских судебных и иных властных решений в связи с ростом значимости суда кади не ограничивалось. И если ещё в начале XVII в. хан Саламат-Гирей I мог издавать ярлыки, в которых давались рекомендации кадиям (в т. ч. и кади-аскеру)[594], то параллельно и в особенности позднее можно наблюдать обратную картину: ханские решения зависели от судей, выносивших решения на основе мусульманского права. Так, например, решение Саламат-Гирея I об освобождении своего слуги нуждалось в официальной записи в кадиаскеровском сакке; аналогичным образом прежние ханские решения по вопросам, находящимся в сфере действия шариата, сохраняли силу лишь после того, как утверждались и фиксировались кадиаскерами[595].
Стоит отметить, что в тюрко-татарских государствах (в частности, в Крымском ханстве) судьи шариатских судов, по-видимому, получали жалование от государства. В связи с этим не допускалось злоупотребление ими своими полномочиями в форме установления произвольной стоимости своих услуг. Так, при хане Джанибек-Гирее кадиаскер Мустафа утвердил фиксированные тарифы на услуги кадиев и хакимов