[829]. Продолжил эту политику и хан Кучум, правда его интересы столкнулись уже с интересами русского царя[830], и это противостояние, как известно, оказалось для него роковым. Весьма показательно, что даже в грамоте хана Кучума тарским воеводам, отправленной в 1597 г. (когда положение хана, потерпевшего ряд тяжелейших поражений от русских, было критическим, и у него было немало проблем помимо кризиса торговой деятельности), имеется упрёк русским властям, которые взяли «гостей», ехавших к хану[831]. И здесь мы видим прямую преемственность позиции сибирского хана от его предшественников — ханов Золотой Орды, которые в интересах государства и для сохранения своего авторитета на международной арене нередко вступали в конфликт с сильными иностранными государствами, даже если в них страдали интересы рядовых ордынских купцов[832].
Не ограничиваясь развитием внешнеторговых отношений, сибирские ханы стремились создавать условия и для развития торговли внутри государства. Прежде всего, вновь стоит вспомнить создававшиеся при их покровительстве «торговые колонии» при ханских ставках и крупных административных центрах Сибирского ханства. Кроме того, значительное внимание сибирские монархи уделяли (опять же в рамках преемственности политики более ранних тюрко-монгольских государств имперского типа) развитию и поддержанию сети сухопутных торговых путей, содержанию в надлежащем состоянии дорог, организации «перевалочных пунктов» в административных центрах ханства[833]. Археологические данные позволяют исследователям отнести наиболее активную деятельность в этом направлении к эпохе царствования хана Кучума[834]. Однако, в отличие от более ранних государств,
похоже, сибирским ханам не удавалось полностью обеспечивать эффективность этих путей и безопасность торговых караванов. Имеются сведения о том, что в некоторых регионах Сибирского ханства, в частности на «пути в Казачью орду» (т. е. Казахское ханство), проходившем через «ровную степь», караваны нередко подвергались разграблению со стороны местных кочевников[835].
Сведений о нормативном и организационном аспектах государственной политики сибирских ханов в области торговли не сохранилось, поэтому остаётся опираться на косвенные выводы и делать некоторые обоснованные предположения.
В частности, можно предположить, что подданные сибирских ханов, отправлявшиеся с торговыми целями за рубеж, скорее всего, получали особые ханские ярлыки. Подтверждения этому в источниках мы не находим, однако известно, что подобная практика имела место даже в Ногайской Орде, правители-бии которой выдавали «ерлыки» своим торговцам, выезжающим за рубеж[836]. А Сибирское ханство имело весьма тесные контакты с Ногайской Ордой: его ханы роднились с ногайскими биями, имели с ними военные союзы и общие экономические интересы, о чём было известно и московским правителям, принимавшим эти обстоятельства во внимание при реализации собственной восточной политики[837]. Кроме того, сохранились сведения о том, что даже «бродячие царевичи», потомки Кучума, давали разрешение своим подданным отъезжать с торговыми целями в Бухарское ханство[838]. Несомненно, в эпоху расцвета Сибирского ханства эта практика не только существовала, но и была более чётко институционализированной.
Источники донесли до нас сведения о налогах, сборах и повинностях, существовавших в Тюменском юрте и Сибирском ханстве[839]. Торговые налоги среди них не упоминаются, однако можно допустить, исходя из выявленных выше примеров преемственности государственной политики ханства в области торговли от Монгольской империи и Золотой Орды, что в торговой сфере, скорее всего взималась тамга — основной торговый налог. Не исключено, впрочем, что хан Кучум, вошедший в историю как активный распространитель ислама в Сибири, мог отменить тамгу из-за его несоответствия исламским нормам.
Нет также сведений и о ханских чиновниках, которые контролировали исполнение ханских установлений в торговой сфере. Наиболее обоснованным представляется, что это были даруги — ханские наместники в отдельных регионах Сибирского ханства, осуществлявшие (как и в Монгольской империи или Золотой Орде) общее управление и, соответственно, располагавшие штатом чиновников, ответственных за отдельные направления административной деятельности[840]. Вместе с тем, в исследовательской литературе высказывается мнение о том, что большое значение в административном управлении в Сибирском ханстве приобрели аталыки, формально являвшиеся наставниками ханских сыновей[841]. Не исключено, что в их компетенцию также мог входить и контроль за соблюдением ханского законодательства в сфере торговли, сбора торговых налогов и сборов, обеспечения порядка в местах торговли и т. п.
Исходя из вышесказанного, можно сделать следующие выводы. Сибирские ханы старались продолжать торговую политику своих великих предшественников — монархов Монгольской империи и Золотой Орды, что они демонстрировали и в своих официальных актах, и в формальных действиях. Вместе с тем торговые отношения в этом государстве в силу социально-экономических, политических и даже в какой-то мере геополитических особенностей его существования не получили столь значительного развития, как в других постордынских юртах[842], соответственно, и их государственное регулирование не отличалось сложностью и разнообразием. Тем не менее, невысокий уровень развития торговли в Сибирском ханстве не только не препятствовал, но, вероятно, даже и способствовал более тесному взаимодействию государства и «коммерческого сектора», активному вмешательству ханской власти в торговые отношения в т. ч. и в качестве их непосредственного участника. Представляется, что эта тенденция, возникнув ещё в Тюменском юрте, сохранилась в Сибирском регионе и в последующие эпохи.
§ 6. Возврат к «чингизову праву»? Цели судебной реформы крымского хана Мурад-Гирея
Попытка судебной реформы крымского хана Мурад-Гирея (1089 г. по х. /1678–1094 г. по х. /1683), предпринятая им в начале своего правления, представляется одним из загадочных эпизодов истории Крымского ханства. Вскоре после вступления на престол хан повелел решать дела в суде по «чингизской торе», а не на основе шариата; более того, он упразднил должность кадиаскера (верховного судьи), заменив его торе-баши. Правда, эта реформа не получила развития: вскоре Мурад-Гирей прибыл в султанский лагерь для участия в совместных боевых действиях, и здесь некий Вани-эфенди («замечательный святоша», по выражению В. Д. Смирнова) сумел убедить хана в необходимости восстановить действие шариата, что и было сделано ханом[843].
Эпизод этот вызывает немало вопросов. Прежде всего, следует отметить радикализм реформы, предложенной ханом, который решил восстановить действие древнего тюрко-монгольского права торе в Крымском ханстве, где уже во 2-й пол. XV в. сложилась традиция шариатского суда[844]. Не менее странным представляется и быстрое сворачивание реформы Мурад-Гиреем, столь решительно им начатой.
Сообщение о реформе Мурад-Гирея содержится в сочинении крымского историка XVIII в. Сейида Мухаммеда Ризы «Семь планет в известиях о царях татарских», написанном около 1737 г. по повелению крымского хана Менгли-Гирея II, а возможно, и в соавторстве с ним[845]. Оно неоднократно привлекало внимание исследователей — в частности В. Д. Смирнова в 1880-е гг., С. В. Бахрушина в 1930-е гг., а также современного крымского историка А. Е. Гайворонского[846]. Историки склонны видеть в реформе Мурад-Гирея проявление сепаратизма, попытку ослабить влияние турецких властей в Крымском ханстве. Стремился ли Мурад-Гирея в самом деле противостоять власти турецкого султана? Почему в качестве правовой основы реформы было выбрано древнее обычное право торе, которое уже в Золотой Орде существовало в форме не конкретных правил, а неких общих принципов? Наконец, почему хан, активно взявшийся за столь радикальные преобразования, так легко принял убеждения Вани-эфенди и свернул свою реформу, фактически не начав её? Ниже мы постараемся ответить на эти вопросы.
Анализ источников, проведённый для ответа на первый вопрос, показывает, что Мурад-Гирей отнюдь не собирался ослаблять власть султана в Крыму — напротив, все его действия во время пребывания на ханском троне свидетельствуют об обратном.
Прежде всего, он по первому требованию турецкого султана приводил войска для участия в походах. Так, крымские войска (50 000–80 000 всадников) участвовали в осаде Чигирина[847]. Позднее он также участвовал в неудачной для Османской империи войне с австрийцами, когда турецкая армия потерпела поражение под Варадином. По мнению В. Д. Смирнова, Мурад-Гирей «не особенно ревностно старался о славе и успехе османского оружия на поле брани, принимая участие в войне лишь по необходимости»[848]. Однако к хану и не предъявлялось требование выказывать удовольствие от участия в походах! А сам факт его участия в боевых действиях противоречит утверждению историка: крымские монархи, которые и в самом деле не желали воевать на стороне турков, нередко ссылались на то, что не успели собрать войска или что крымские беи отказались участвовать в походе. Мурад-Гирей подобных отговорок не использовал и всегда приводил свою войска весьма исправно.