[861] и А. Н. Самойлович[862]. Однако именно в трудах Минорского эта тема, пожалуй, впервые была раскрыта наиболее фундаментально — на основе большого количества источников, с использованием не только сравнительно-исторического, но и формально-юридического и историко-правового методов.
Из относящихся к более раннему (имперскому) периоду истории права тюрко-монгольских государств наиболее важным текстом с точки зрения уяснения принципов чингизидского права стал фрагмент из труда «История завоевателя мира» Ала ад-Дина Ата-Малика Джувейни о так называемой «Великой Ясе» Чингис-хана. В. Ф. Минорский перевёл его по просьбе Г. В. Вернадского, исследовавшего этот правовой памятник[863]. Как мы уже отмечали в первой главе, именно текст Джувейни признаётся исследователями «Великой Ясы» практически единственным аутентичным источником о законодательстве Чингис-хана, тогда как сведения во всех следующих источниках, по-видимому, представляют собой дублирования или пересказ Джувейни[864].
Другим важным источником чингизидского права (вернее, законодательства) имперского периода является ярлык (указ) персидского ильхана Абу Саида 720 г. по х. (1320 г.), содержащий его решение по поводу спора двух членов влиятельного рода Шайх-Захида, возглавлявшего один из суфийских орденов, о должности, освободившейся после смерти их отца[865]. Правда, в данном случае исследователь не предложил собственного перевода документа, а посвятил работу вышедшей ранее публикации Ф. В. Кливза[866], снабдив её подробным комментарием документа и характеристикой исторического контекста появления памятника. Тем не менее, учитывая немногочисленность правовых памятников чингизидского времени, значение этого исследования В. Ф. Минорского также трудно переоценить.
Наконец, ещё один ценнейший памятник, содержащий сведения о чингизидском праве в ильханате, — это трактат о финансах знаменитого персидского учёного, философа и государственного деятеля Насир ад-Дина Туси, являвшегося советником первых ильханов. В. Ф. Минорский исследовал и перевёл этот источник, открытый М. Минови[867]. Ценность трактата, отмечаемая и самим исследователем, заключается в том, что Туси показал, как монгольское имперское право (преимущественно в области регулирования административных отношений и финансовой деятельности) взаимодействовало с мусульманскими правовыми принципами и нормами, действовавшими в Иране задолго до монгольского завоевания. Впоследствии В. Ф. Минорский использовал этот материал при анализе иранских документов более позднего времени (эпохи Ак-Коюнлу и Сефевидов), чтобы подчеркнуть факт преемственности постчингизидских государств от государства персидских ильханов[868].
Что же касается источников о праве Ирана и Азербайджана постчингизидского периода, то здесь огромную ценность имеют труды В. Ф. Минорского (переводы с исследованиями и комментариями), посвящённые преимущественно истории туркменского государства Ак-Коюнлу, существовавшего в XV — нач. XVI в. в Западном Иране и Азербайджане. Ценность этих работ для исследователей, занимающихся историей чингизидского права, заключается в том, что отдельные нормы, принципы, институты этого права продолжали широко применяться даже правителями Ак-Коюнлу, не имевшими никакого отношения к династии Чингиз-хана и, в общем-то, не претендовавшими на её наследие.
Так, например, благодаря указу Касима б. Джахангира Ак-Коюнлу 903 г. по х. /1498 г., становится известным, что эти правители сохранили суюргал — традиционную форму землевладения, распространённую в чингизидских государствах с XIV в.[869] Из сочинения персидского учёного Мухаммада Давани «Ард-нама», составленного в 881 г. по х. /1476 г., выясняется, что в государстве Ак-Коюнлу продолжала использоваться система административных должностей, действовавшая со времён Монгольской империи: даруги (даругачи), букаулы, йасаулы и др.[870] Наконец, сочинение Фазлаллаха б. Рузбихана Хунджи «Тарих-и алам-ара-йи амини» содержит сведения о том, что в государстве Ак-Коюнлу взималась тамга — специальный торговый сбор, широко распространённый в чингизидских государствах. Не меньший интерес представляют методы, которые использовали правители Ак-Коюнлу для сохранения тамги в условиях противостояния с мусульманским духовенством, добивавшимся отмены этого налога, который оно считало главным символом «языческой» государственности и права Чингиз-хана и его потомков[871].
Из персидского сочинения нач. XVIII в. «Тазкират ал-мулук», также введённого в научный оборот В. Ф. Минорским, который снабдил английский перевод текста подробным научно-исследовательским комментарием, можно узнать, что чингизидские административные институты даруг и йасаулов, а также налог тамга существовали в Сефевидском Иране ещё в кон. XVI — 1-й пол. XVII в.,[872] несмотря на то, что Сефевиды позиционировали себя как последовательных борцов с чингизидским наследием.
Таким образом, труды В. Ф. Минорского содержат большое количество фактической информации и его собственных наблюдений о чингизидском праве, конкретных примерах его применения и эволюции как в чингизидский, так и в постчингизидский периоды — от XIII до XVIII вв.
Неудивительно, что последующие авторы, исследовавшие правовые документы, а также иные правовые аспекты истории чингизидских и постчингизидских государств Ирана и Средней Азии, непременно опирались на результаты его изысканий в сфере государства и права. В частности, работами В. Ф. Минорского пользовались исследователи истории Государства Ильханов И. П. Петрушевский[873], А. Лэмбтон[874] и Ч. Мелвилл,[875] проанализировавшие вопросы налогообложения, земельных правоотношений, административно-территориального устройства и пришедшие к выводу о длительности действия чингизидских институтов в этих сферах правоотношений.
Соответственно, наблюдения исследователя в трудах по истории государства Ак-Коюнлу и рецепции его правителями чингизидских государственных и правовых институтов оказались достаточно актуальны и для исследователей, изучавших другие государства Азии, — таких как О. А. Эфендиев[876] и Дж. Э. Вудс[877], рассматривавшие вопросы государственного устройства и правового регулирования экономических отношений. Аналогичным образом на работы В. Ф. Минорского неоднократно ссылаются специалисты по истории Сефевидского Ирана, в особенности раннего периода правления этой династии — Г. Р. Рёмер[878], Б. Фрагнер[879], вышеупомянутая А. Лэмбтон[880], А. Судавар[881], также обращая внимание на отмеченные им примеры использования элементов чингизидского государства и права.
Механизмы использования «чингизова права» иранскими правителями, выявленные В. Ф. Минорским, оказались близки тем, которые применялись и в Средней Азии. Поэтому его наработки применяли также и исследователи экономической истории и актовых материалов постчингизидских государств в Средней Азии и Индии, речь идёт о государстве Тимуридов и империи Великих Моголов, в значительной степени являвшейся преемником тимуридских традиций. Соответственно, работы Минорского использовались такие исследователи истории государства Тимуридов, как А. Егани[882], Р. Г. Мукминова[883], М. Субтелни[884]. Опираясь на результаты исследований В. Ф. Минорского, проводит различия между институтом суюргала в Центральной Азии и Индии эпохи Великих Моголов К. А. Антонова[885]. А К. З. Ашрафян пользовалась не только работами В. Ф. Минорского, но и его рекомендациями при написании своей монографии «Феодализм в Индии» [886]. М. А. Абдураимов использовал опубликованный В. Ф. Минорским сефевидский трактат «Тазкират ал-мулук» для сравнения традиций землевладения и земельно-правовых отношений в Иране эпохи Сефевидов и современном ему Бухарском ханстве Шайбанидов и Аштарханидов (в т. ч. и заимствований из чингизидского права в опыте обоих государств) [887].
Таким образом, во многом благодаря научно-исследовательской деятельности В. Ф. Минорского мы имеем возможность убедиться, что «чингизово право» не прекратило существования даже в тех странах и регионах, где к власти приходили династии, не претендовавшие на преемство от Чингизидов и даже, более того, явно противопоставлявшие им собственную государственность и право. Это даёт основание утверждать, что, несмотря на довольно специфический характер чингизидских государственных и правовых принципов, институтов и норм, они оказались довольно эффективными в практическом отношении и органично вписались в правовое развитие многих стран и регионов, включая и те, которые, строго говоря, не относились к тюрко-монгольскому миру. Вместе с тем, нельзя не принять во внимание, что и султаны Ак-Коюнлу, и шахи Сефевиды имели тюркское происхождение и, возможно, именно в связи с этим были готовы опираться на институты «чингизова права», официально признаваемого ими чуждым и даже враждебным. Есть основания полагать, что если бы они были персами, то их политика в отношении чингизидских институтов в Иране была бы куда более жёсткой и бескомпромиссной. Это лишний раз убеждает нас в том, что чингизидс