кое законодательство являлось общим для всех тюркских (равно как и для некоторых монгольских) народов и государств, опираясь на их древние традиции.
§ 8. Чингизидские правовые традиции в Казахстане кон. XVIII — нач. XX в.: сохранение, угасание, возрождение
Практически не подлежит сомнению, что «чингизово право» как самостоятельная правовая система, к тому же занимавшая ведущее положение в чингизидских государствах, практически прекратила своё действие с распадом государств имперского типа — государства Ильханов, империи Юань, Чагатайского улуса, Золотой Орды. Выше мы проследили, что некоторые правители сохраняли отдельные её элементы, другие же, претендуя, в свою очередь, на имперский статус, старались восстановить её базовые принципы и основные правовые институты. В таком виде «чингизово право» существовало ещё в течение нескольких веков, пожалуй, оказавшись наиболее долговечным в Казахстане, который начиная с 1731 г. (когда хан Абулхаир впервые признал русское подданство) всё более тесно интегрировался в российское имперское правовое пространство. Тем не менее российская власть прекрасно понимала, что казахское общество имело свою специфику, а потому в течение довольно длительного времени не отважилась на полное вытеснение местных политико-правовых традиций, включая и те, которые были унаследованы казахскими правителями от ханов Золотой Орды.
Применение чингизидского права в Казахстане проявлялось в двух аспектах — формальном (сохранение источников права) и материальном (действие конкретных правовых норм). Таким образом, ещё в XVIII–XIX вв. казахи применяли нормы права Чингизидов имперского периода.
Как известно, основными источниками чингизидского (имперского) права являлись древнее право торе, Великая Яса Чингис-хана и ярлыки ханов как независимых монархов. Яса Чингис-хана как источник, регулирующий статус правителей империи и взаимоотношения имперского правительства со своими подданными, оказалась неактуальна для казахских ханов, не имевших имперских амбиций (каковые проявляли, например, ханы Бухары, ещё в XVI–XVII вв. применявшие отдельные положения Ясы). В отличие от свода законов Чингис-хана, ханские ярлыки издавались и казахскими ханами в XVII–XVIII вв. — например, одну из так называемых «сыгнакских грамот», обнаруженных В. В. Бартольдом в 1902 г., приписывают казахскому хану (или султану) сер. XVII в.[888]; по некоторым сведениям знаменитый свод законов Тауке-хана (1680–1715) «Жетi жаргы» («Семь установлений») именовался также и «Жеты Жарлык», т. е. «Семь ярлыков (указов)»[889]. Издавались ли ярлыки казахскими ханами кон. XVIII — нач. XIX в., нам неизвестно. Однако сохранились сведения о подзаконных актах казахских ханов рассматриваемого периода, которые, правда, в большинстве своём также не сохранились и известны преимущественно по сообщениям переводчиков Оренбургской и Омской пограничных канцелярий[890]. Весьма любопытным элементом чингизидской правовой традиции являются также официальные акты представительниц ханского рода: такие акты издавались ханшами Монгольской империи, Золотой Орды и Крымского ханства[891]. До нашего времени сохранилось несколько официальных актов (посланий) казахских ханш — в частности, Урун-Казум, супруги Нур-Али-хана и Кенжи бинг Пир-Али-хан, супруги Арингази-хана (1816–1821), заверенных их именными печатями[892].
Ханские указы, распоряжения и послания вполне могли бы рассматриваться как вновь введённые в оборот официальные акты, не имевшие ничего общего с чингизидскими традициями, однако форма и реквизиты этих документов свидетельствуют об обратном. Они создавались в соответствии с чётко разработанной структурой, содержали имя и титул издавшего их монарха, дату и место издания, а самое главное — ханскую печать (чаще всего — нишан, т. е. перстневую печать). Аналогичные печати использовали как золотоордынские, так и крымские ханы, считавшиеся главными преемниками монархов Золотой Орды[893]. Сходство перстневых печатей казахских с нишанами крымских монархов представляется вполне очевидным, что свидетельствует о преемственности чингизидских традиций Крымского и Казахского ханств от их общего предшественника — Золотой Орды. Весьма характерно, что в канцелярской традиции Казахского ханства для обозначения печати использовался тот же термин, что в Золотой Орде — «ал-тамга» (алая печать) или «кок-тамга» (синяя печать)[894].
Ещё более значительным свидетельством значения чингизидских правовых традиций в казахском обществе рассматриваемого периода является использование конкретных норм, позаимствованных из правового опыта Монгольской империи и Золотой Орды. Как и в этих государствах, большинство этих норм в Казахском ханстве касалось права на власть, статуса монархов и их взаимоотношения с различными категориями своих подданных.
Прежде всего, речь идёт о праве на трон, которым традиционно обладали лишь представители «золотого рода», т. е. прямые потомки Чингис-хана по мужской линии[895]. Они в казахской правовой традиции именовались «торе», и это, на наш взгляд, позволяет сделать вывод, что эта монополия Чингизидов на власть пришла из древнего права торе, появившегося ещё до империи Чингис-хана и широко применявшегося впоследствии Чингизидами[896]. Надо полагать, ещё предшественники монгольских ханов, тюркские каганы, установили законоположение, согласно которому только представители правящего рода имели право на верховную власть[897]. Соответственно, сохранялась в полной мере и традиционная церемония возведения в ханы: на курултае хана поднимали на белой кошме и клялись ему в верности. Российский современник отмечает, что «обычай сей есть остаток времён чингисовых»[898]. Примечательно, что этот элемент чингизидской традиции сохранялся даже в Букеевском ханстве, изначально находившемся под сильным влиянием российских имперских правовых традиций: ханов Букея (1812–1815) и Джангира (1824–1845) торжественно возводили на трон на курултае, поднимая на белом войлоке[899].
В связи с этим преемственность казахских ханов от Чингис-хана всячески подчёркивалась. Дополнительным же фактором легитимности их власти являлось то, что их ближайшие предки также носили ханский титул. В своих актах и печатях ханы обязательно указывали не только своё имя и титул, но и имя своего хана-отца, что должно было повысить силу и значение ханского распоряжения в глазах подданных[900]. Так, например, известны печати ханов рассматриваемого периода: «Вали-хан б. Аблай-хан» (1781–1821), «Джан-тура-хан ибн Ай-Чувак-хан» (1805–1809), «Каратай-хан ибн Нур-Али-хан» (1806–1823), «Шир-Гази-хан ибн Ай-Чувак-хан» (1812–1824), «Букай-хан ибн Нур-Али-хан» (1812–1815)[901].
Второй элемент права Чингизидов, сохранившийся в Казахском ханстве — это прерогативы ханов. Как известно, со времён Монгольской империи и Золотой Орды ханы имели ряд полномочий, важнейшие из которых можно сгруппировать по следующим направлениям: распоряжение всеми землями государства, внешняя политика (война и мир, дипломатия), суд над подданными, законодательная деятельность[902]. Сохранившиеся источники позволяют сделать вывод, что все эти полномочия в той или иной степени были свойственны и казахским монархам XVIII–XIX вв.
Как мы уже убедились выше, казахские ханы осуществляли законодательную деятельность. Кроме того, именно ханы и султаны выступали от имени государства во внешнеполитических связях — с империей Цин в Китае, Российской империей, Хивинским и Бухарским ханствами, впоследствии они же вели переписку с российскими властями[903]. Право ханского суда в Казахстане в рассматриваемый период существенно сократилось по сравнению не только с золотоордынской эпохой, но и с периодом истории Казахского ханства XVI–XVII вв. Чаще всего ханы разбирали дела либо членов ханского рода — члены рода Чингизидов имели право быть судимыми лишь такими же Чингизидами, что также было установлено ещё во времена Чингис-хана[904], а также споры между представителями разных казахских родов и племён: внутриродовые или внутриплеменные тяжбы подлежали суду местных биев. Некоторые ханы вошли в историю как наиболее справедливые судьи. Например, Букей-хан, основатель Внутренней Орды, снискал такую характеристику потомков: «… Он, при своём совершенном уме и добром характере, прилагал все старания, чтобы примирить и удовлетворить обиженных, почему при стараниях покойного хана обиженные люди никогда не оставались неудовлетворёнными»[905].
Сохранилась в период кон. XVIII — 1-й четв. XIX в. и традиция институтов старших и младших ханов, также характерная для тюрко-монгольских государств имперского типа ещё со времён Тюркского каганата, по-видимому, она также была предусмотрена положениями древнего права торе[906]. Так, в начале 1820-х гг. к хану Младшего Жуза Ширгази, как к Старшему, обратились два претендента на трон Букеевского ханства (Внутренней Орды) — Шигай б. Нур-Али, регент Внутренней Орды (1816–1824), и его племянник и соперник Джангир б. Букей, чтобы он утвердил их право на трон. Ширгази-хан издал распоряжения в отношении обоих претендентов