Однако пора вернуться в замечательный цех по производству слабой азотной кислоты. После впечатляющей экскурсии погрустневшие москвичи и повеселевший абориген вернулись в кабинет. Сели, закурили, чтобы прочистить лёгкие, и Бадмаев спросил:
– Куда пойдём после работы? Предлагаю ко мне, у меня общежитие рядом.
Резонно, согласились москвичи, и все трое принялись подсчитывать деньги по карманам. Получилось на две бутылки водки, буханку хлеба и кусок колбасы. Потом в общаге трём бывшим пролетариям ещё пришлось подзанять денег.
Но прежде (до конца рабочего дня ещё оставалось время) они втроём поднялись этажом выше, в мастерскую по регенерации платины, – познакомиться. Хозяйка огромного помещения мастер по регенерации крымская татарка Айше росточком была ниже сидящего на стуле обыкновенного человека. Она имела физический недостаток – ручки и ножки её были непропорционально коротки, – какой-то генетический сбой, но, несмотря на это, была очень жизнерадостной и шумной. Красивые выразительные глаза её постоянно смеялись, что ещё больше располагало к ней.
Маленькая Айше встретила гостей настороженно, но, выяснив, что гости пришли не за спиртом, подобрела. Знакомство оказалось приятным, хотя манера разговаривать у Айше была тоже не совсем обычной – исключительно матерным криком. Потом-то новички поняли, что в этом цеху все так изъясняются, – если не кричать, никто тебя не услышит. А включать в свою речь какие-то слова, кроме матерных, было бы неестественным в окружающем пейзаже. Но мощь голосовых связок Айше, удивительная в таких компактных габаритах, и изощрённость ненормативной лексики выгодно отличали её от остальных обитателей этого цеха. Правда, в здании, где располагалось отделение турбокомпрессии, даже Айше кричать было ни к чему, всё равно ни слова не услышишь – такой стоял грохот. Здесь, чтобы обменяться репликами, нужно было выходить на улицу, но это было неудобно, и собеседники просто орали друг другу в лицо, «читая» по губам.
Потом бывшие москвичи очень подружились с Айше, и она сильно облегчила их адаптацию в цехе. Дело в том, что многочисленные цеховые пролетарии, как и приличествует передовому классу общества, сначала насмешливо встретили москвичей и не очень-то им подчинялись. Айше сумела в несколько дней наладить подобающие деловые отношения, но для этого ей пришлось, забросив свою мастерскую, на какое-то время переехать в кабинет механиков. Айше дублировала распоряжения новых мастеров на доступном слесарям языке, сопровождая свои слова пинками и зуботычинами, причём вовсе нешуточными, что делало её изысканную речь ещё более доходчивой. После такого вмешательства слесаря бежали исполнять приказ, ломая ноги. Как теперь сказали бы, Айше была у них в большом авторитете. Она вела себя как Хозяйка Медной горы, – ею она на самом деле почти и оказалась: маленькая Айше была хозяйкой спиртового озера.
Каждый день бывает утро, и не всегда и не для всех оно доброе. Спасти человека в недоброй ситуации могла только Айше. Намётанным глазом по лицу страдающего она сразу определяла, действительно ли бедолаге нужно налить двадцать пять граммов или он и так выживет.
В общем, Айше, как сейчас сказали бы, москвичей крышевала, причём весьма эффективно. В благодарность они тоже взяли за привычку начинать свой рабочий день с её мастерской. Завидев ранним утром всё руководство мехслужбы в своих дверях, Айше вместо «здравствуйте» сразу начинала материться, и мат её, искусный и витиеватый, гулко разносился под высокими сводами цеха минут пять. Потом она уставала и спокойным будничным голосом говорила: «Нету у меня. Кончился. Сегодня со склада должны привезти». Но это же были не слесаря, которых она без разговора пинками спустила бы с лестницы, а ближайшие коллеги да ещё, на беду, друзья. Механики, не говоря ни слова в ответ, со скорбными лицами рассаживались в её кабинете и продолжали молчать. Айше начинала мечтать, уже на повышенных тонах, с каким удовольствием она расстреляла бы всех пьяниц. Гости сочувственно кивали, стараясь не растрясти выражения скорби на лицах. Тут Айше с новой силой начинала орать благим матом, заглушая работу агрегатов и механизмов. Из очередной её тирады допустимо процитировать лишь: «Чтоб вы сдохли!» Потом она вдруг снова успокаивалась и говорила: «Да нету же у меня! Не верите, сами обыщите!» И начинала из разных углов извлекать пустые колбы, мензурки, флаконы и бутыли. Гости продолжали сочувственно кивать. Скорбь на их лицах в этот момент достигала апогея. Наконец, обессиленная, Айше просила гостей выйти на минутку из её кабинета и закрывалась на замок. Продолжение было известно всем участникам: через несколько минут повеселевшие механики возвращались, и Айше протягивала им небольшую ёмкость кристально прозрачной жидкости, не преминув напомнить своё пожелание об их скорой кончине. После этого она сразу успокаивалась, деловито рылась у себя в загашниках в поисках закуски и говорила, что это в последний раз.
В общем, мехслужба так подружилась с мастером по регенерации платины, что всё свободное время они проводили вместе. И не только в заводском кабинете, но и вне завода. Гости ходили к Айше, как к себе, не заботясь, дома она или нет. Если нет, то брали ключ от квартиры у соседки и гостили, не смущаясь отсутствием хозяйки. А когда Айше родила дочь, весь цех гадал, кто из мехслужбы к этому причастен. Даже её мама была не в курсе и на всякий случай хорошо относилась ко всем троим. Но на самом деле никто из них к этому делу руки не приложил. Ни руки, ни чего-либо другого.
Они и сейчас всё время вместе – Айше и два механика из Москвы, хотя прошло уже почти тридцать лет, как они не работают вместе на том заводе.
Выполнив с утра главное дело, механики спускались к себе, готовые к трудовым подвигам. Оборудование, как уже говорилось, было очень старое, прогнившее, постоянно где-то что-то рвалось, ломалось, и оттуда сразу вырывалась, весело журча, ну очень слабая азотная кислота, кислотинушка, уничтожая всё на своём пути. На верхних этажах полы были из толстого металлического профнастила, и по ним опасно было ходить из-за прожжённых сквозных дыр разного диаметра. Ещё опасней было наступить на кажущееся надёжным ещё не до конца съеденное кислотой место. Все вентили, задвижки и прочая арматура были выполнены из особого вида нержавеющей стали. Таких в Советском Союзе не делали, их поставляли из Японии. Это был страшный дефицит, на заводе их берегли как зеницу ока и на заводском складе «выбивали» со скандалом и со спиртом. Складов было много, они специализировались на разном, и для получения дефицитного оборудования или комплектующих нужно было выписать требование, взять у Айше мензурку спирта, сесть на электрокару (мехслужбы всех цехов располагали таким видом транспорта болгарского производства) и ехать за несколько километров. По приезде на склад нужно было долго воевать, орать, угрожать, что сейчас пятый цех слабенькой азотной кислоты остановится, а следом неизбежно остановится и всё производство, – а это подсудное дело. И при этом не забывать потрясать над головой мензуркой. Наконец, ошалевший от разъярённых посетителей завскладом говорил бывшему московскому студенту, не сводя с мензурки взгляда, чуть не плача и сглатывая сухим ртом:
– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Ты же знаешь, что я тебе никогда ни в чём не отказываю! Помнишь, я сам тебе звонил, когда завезли фторопласт?! Свинья ты неблагодарная после этого! Нету у меня таких задвижек! Понимаешь ты слово «нету»?!! Нету!!! Хочешь, иди сам, весь склад обыщи!
– А ты понимаешь, что у меня там всё кислотой заливает?! Всё, я поехал останавливать цех! – поворачивается к дверям посетитель.
– Стой, сволочь!!! – орёт в предчувствии инфаркта завскладом. И лезет под стол. Тяжело кряхтя и отдуваясь, он вытаскивает из-под стола то, за чем бывший московский студент пожаловал. Тяжёлая задвижка глухо плюхается на стол, а вмиг обмякший завскладом достаёт из ящика стола стаканы.
Гость осторожно ставит рядом с задвижкой драгоценную мензурку.
– Погоди, махнём на дорожку, – миролюбиво, как требуют законы гостеприимства, бормочет хозяин.
Читатель, наверное, теряется в догадках, что означает сия сценка, почему всё так сложно? На самом деле всё просто – задвижка последняя, и если случится серьёзная необходимость, а её на складе не будет, начальство с него, заведующего складом, голову снимет. Поэтому он цепляется за эту железку до последнего, как за жизнь. И только поняв, что сейчас как раз тот случай, когда с него снимут голову, сдаётся.
Надо сказать, что не всегда поездка на склад оканчивалась успехом, даже в случае крайней необходимости того, за чем туда приехал проситель. Бывало, что нужной вещи действительно не было.
Однажды, когда на одной из абсорбционных колонн, которые были высотой с чётырёхэтажный дом, вышёл из строя вентиль, инженер, произведённый в Москве, вернулся со склада ни с чем. Что делать? Останавливать производство нельзя – план горит. Весь цех на ушах, мощность крика превышает обычный уровень. Тогда Бадмаев хватает за грудки подвернувшегося слесаря и орёт:
– Ставь чёрный вентиль!
Чёрный – это значит из чёрного металла, обычный, не нержавеющий.
– Да ты что, Дадхабек! Совсем с ума сошёл?! – ерепенится слесарь. – Он же через два часа растворится!
– Пусть растворится! – орёт обезумевший механик. – Снова поставим. Чёрных вентилей у нас много!
Поставили. По трубопроводу пустили кислоту. Вся мехслужба стояла, затаив дыхание. Вентиль растворился не за два часа – через десять минут он уже стекал на пол ржавой жижею. Несмотря на неудовольствие технологов, колонну пришлось останавливать.
Главным достоинством каждого механика было умение уберечь своё добро и украсть чужое. Для этого всякий уважающий себя механик имел, кроме своего официального личного склада в цеху, ещё и множество всяких складиков, схронов и тайников, о существовании которых никто не знал. Там хранилось самое ценное и дефицитное.
Бывало, у соседей авария, весь завод в панике, заведующие складами уже показательно повешены на площади, и тут в мехслужбу пятого цеха жалует многочисленная делегация во главе с главным инженером завода. Взявши под руки одного казахского и двух московских инженеров, делегация очень задушевно просит поделиться тем, из-за чего соседний цех не может работать.