– Помнишь ту однобедренку в Маринапроменад на тридцатом этаже? Всё-таки вид из спальни там не так и дурён. Особенно на рассвете должен быть хорош!
Работодатель соглашаался:
– Да, ты прав, надо завтра прямо на Пальме попробовать местечко найти. Так, чтобы грузило за камни не зацеплялось.
Потом они сели поиграть в нарды, чтобы отвлечься от тем, которыми сегодня перевозбудились. А с нардами у хозяина примерно, как с рыбалкой, поэтому они играли до трёх часов ночи. Рыбаку всё время казалось, что пролетарию слишком хорошие камни выпадают, а ему наоборот. И он требовал играть дальше и дальше в ожидании милостей от теории вероятности.
Наконец легли, и тут же его гадкий мобильник заголосил злобным голосом хронически неудовлетворённой женщины:
– Время просыпаться! Пять часов!
А он-то, друг сердешный, не слышит никаких взываний и продолжает мирно и деликатно похрапывать. Этой удачей решил воспользоваться бывший слесарь в узбекском кишлаке, а ныне консультант покупателя недвижимости в Дубае и снова впал в негу. Вволю поспал, уже почти выспался, но тут эта с позволения сказать, сука в хозяйском телефоне снова спохватилась:
– Время просыпаться! Пять часов, одна минута!
Владелец телефона опять ни гугу. А пролетарий уже готов вставать – выспался. Но из вредности ещё немного решил поваляться. Валялся целую бесконечность. В уме два рассказа сочинил и три повести. И тут, наконец, голодная тётка в хозяйском телефоне снова встрепенулась:
– Время просыпаться! Пять часов, две минуты!
Тут уже он как настоящий друг не смог больше держать в арабиан дримсах своего сокамерника и с глубоким чувством пнул его под одеялом.
Тот моментально вскочил и затараторил, что вообще не спал, и всё порывался куда-то бежать вон из отеля. Пролетарию насилу удалось удержать хозяина и направить его в сторону туалета.
Оттуда хозяин вышел повеселевшим и даже помолодевшим лет на двадцать, что в таком возрасте всё равно не заметно, и снова заявил, что этой ночью глаз не сомкнул. Его наёмный риэлтор не спорил, и завтрак прошёл практически в тишине. Хозяин только один раз нарушил молчание, сказав, что на хамура он, пожалуй, покрупнее крючок возьмёт.
Раннее утро и солнышко ещё издалека лишь напоминает о своём существовании ненавязчивым девичьим светом. И, кажется, что жизнь только начинается! Нет-нет, теперь мы проживём её умней, сильно умней! – радуется наступающему дню бывший советский пролетарий.
Они рыбачат на городском пляже. Великолепный, как всё в Дубае, волнорез уходит далеко в море, и на самом краю его удобная площадка со ступеньками, уходящими в воду, и водичка там такая добрая-добрая набегает и отбегает тактично, почти бесшумно. И счастьем светятся лица старого высохшего еврея и молодого красивого и в меру упитанного узбека.
Рыбы здесь, действительно, завались. Но мелковатая, конечно, здесь же глубина всего три-четыре метра. Рыбак, приехавший скупать недвижимость, обложился оборудованием, как космонавт, а пролетарий ловит вообще безо всякой удочки. В руке катушка с леской, и на кончике лески крючок с грузилом привязаны. И он свою снасть подёргивает время от времени, чтобы креветка на крючке там внизу зазывно поигрывала бёдрами.
Против бёдер креветки моего пролетария никто не способен равнодушно мимо пройти, и он тягает рыбёшку одну за другой. Время от времени снасть его цепляется за какой-нибудь камень, и тогда он ныряет, чтобы отцепить, и резвится со своим будущим уловом и разговаривает с ними – а их там тыщи! – и всем хочется успеть слово доброе сказать, пока не вынырнул.
Выныривает мой счастливый герой, а главный рыбак ему говорит, что всю пойманную им рыбу надо на кусочки порезать и на крючки насадить. Сам он как раз ничего не поймал, потому что какой-то очень крупный экземпляр оторвал ему все снасти.
Пролетарий посмотрел на свой улов на ступеньке, а тот уже снулый какой-то – еле-еле жабрами шевелит. А сами все такие же красивенькие остаются – серебристенькие и разные цветные пятнышки у них. У одних в одних местах, у других – в других!
Оглянулся наёмный покупатель квартир и, не поймав хозяйского взгляда, побросал весь улов обратно. И долго наблюдал, как они сначала, как трупы, плавали кверху пузом на поверхности, а потом начинали шевелиться, шевелиться и на бок уже заваливаться. А потом и вовсе одна за другой показали ему спинку и махнули на прощание хвостом. Одна очень задержалась кверху пузом, хоть и подавала признаки жизни, и он уже засобирался было нырнуть, чтобы искусственное дыхание ей сделать, но и она как-то боком, боком ушла неспешно в глубину.
Друг его тем временем тоже что-то поймал и попросил бросить ему немного наживки из пойманной рыбы. Пролетарий развёл руками – нету рыбы, убежала вся. Хозяин пристально посмотрел наёмному риэлтору в глаза, и тот, не выдержав тяжёлого взгляда, малодушно плюхнулся вслед за беглой наживкой, крикнув коллеге, что он их сейчас догонит – они не могли далеко уйти. Он долго плескался в ласковой прозрачной водичке, пытаясь опознать среди беспечных обитателей мелководья именно тех, кого раньше выловил, но никто не признавался.
Но солнышко над ними уже превращалось в солныще, и пора было сматывать удочки.
Весь улов пришлось выпустить обратно в море – не ехать же квартиры смотреть с рыбой. Пока домой попадут, она всё равно протухнет.
Отъехав от моря, алчущий новых квартир заметно поскучнел, и никакие масляные улыбки риэлторов и захватывающие виды с тридцатых и сороковых этажей предлагаемых им квартир не могли вывести его из нирваны. Время от времени взор его прояснялся, и он даже пытался проявлять заинтересованность в демонстрируемых жилых объектах. Но его дельные, в общем-то, замечания несколько озадачивали продавцов. Например, меряя шагами балкон какой-то квартиры, он удовлетворённо замечал, что здесь неплохо впишется коптильня. Но более всего потенциального покупателя занимала близость к морю его будущей квартиры, и вид из окон непременно, чтобы тоже на море был. Ему хотелось такой квартиры, из окон которой он мог бы, не выходя из дому, рыбу удить, хотя вслух он таких пожеланий не высказывал, к счастью.
В общем, в этот день им тоже ничего не приглянулось, и они спокойно поехали в супермаркет за креветками для завтрашней рыбалки.
Вечером снова были нарды и снова несправедливо хорошие камни у наёмного работника и невероятно, неправдоподобно плохие у хозяина.
На заре злая тётка в его телефоне снова несколько раз прогнусавила, что время просыпаться.
На этот раз они прямо на Пальму Джумейра решили ехать рыбачить – есть там такой рукотворный остров. А там, оказывается, просто так на берег нигде не выйдешь – все пляжи частные, чёрт бы побрал этих капиталистов проклятых! У каждой многоэтажки свой пляж и охрана, как на Байконуре, хотя… какой там Байконур!
В конце концов друзьям удалось всё-таки въехать на подземный гостевой паркинг какого-то солидного жилого комплекса. Охраннику сказали, что идут в гости, только по-английски не умеют сказать номер квартиры и имя хозяина тоже не умеют.
Охранник с любопытством наблюдал, как странные гости извлекают из багажника мешки и баулы со снаряжением и наживкой, и раздумывал, не пора ли вызывать подмогу. Он так и не успел додумать, потому что гости быстро покинули его, вышли на свет божий и стали огибать здание, приближаясь к воде. Минут десять шли. Зря эти арабы всё же такие большие здания строят. Красиво, конечно, фонтаны кругом, сады, увидав которые Семирамида сдохла б от зависти. Но рыбу ловить нет никакой возможности – от парапета воду отделяет гряда булыжников. Ну, закинуть удочку ещё можно, а как будешь вытаскивать пойманную рыбу? Основной рыбак сразу понял, что весь этот комплекс с его фонтанами, садами и переливными бассейнами, визуально сливающимися с океаном, полное дерьмо. На обратном пути к машине он убеждал коллегу, что только клинический идиот может купить себе квартиру в таком комплексе. Тот с ним не спорил, тем более что цены на квартиры в этом комплексе выходили за пределы их интересов.
Охранник стоял возле машины всё в той же позе, в какой друзья его и оставили, и на лице его оставалась печать мучительных раздумий. Увидев гостей, которые хуже татарина, он встрепенулся, но те его успокоили, сказав, что уже уезжают, ибо того, к кому они приходили, почему-то в шесть часов утра не оказалось дома.
Рыбаки аккуратно уложили свою ношу в багажник и поехали снова колесить по Пальме в надежде найти всё-таки выход в море. Наконец им повезло, и сквозь щель в заборе они просочились на какую-то огромную стройплощадку. Советский пролетарий из бывших особенно живописно просачивался, оцарапав себе живот и погнув металлоконструкцию ограждения.
Стройплощадка оказалась огромной, как всё в Дубае, и минут двадцать друзья шли под палящим уже солнцем к спасительной воде. Только дошли, разложились, старший друг даже креветку не успел на крючок насадить – издалека какой-то джип военного образца к ним пылит. Подъезжает, из него выходят вооружённые секьюрити в форме и смотрят на моих героев, как на космических пришельцев.
Оказывается, они давно за этими передвижениями по острову по телевизору наблюдают и черт знает чего уже только не передумали.
Наверное, решили, что мы израильские террористы, подумал гегемонистый слесарь и на всякий случай уже в уме спич приготовил по-английски, что это вот он, мой напарник, еврей. А я как раз наоборот – узбек и брат, можно сказать, ваш по вере. И вообще мне арабские цифры роднее, чем римские.
– И больше того скажу вам, братья, – заливался соловьём узбекский риэлтор, – я всегда к ихнему брату с подозрением был. Они знаете какие, эти евреи? Я их ненавижу!
Но пока недоучившийся пролетарий мучительно подыскивал английские слова, чтобы объяснить, насколько евреи ему малосимпатичны, секьюрити подошли вплотную к рыбакам, откозыряли и начали извиняться, что вынуждены уважаемых гостей побеспокоить. Оказывается, здесь нельзя рыбу ловить, и они очень сожалеют об этом. Здесь вообще находиться нельзя, потому что это частная территория, и об этом они тоже сожалеют.