– Мне кажется, папа прав, – согласилась Дити. – Я много сил положила на эту программу. По-моему, сам покойный доктор Марвин Мински не смог бы сделать это лучше в плоскостной проекции. Головидео? Не знаю. Непременно попробую, если в моем распоряжении когда-нибудь окажется компьютер с головизионным дисплеем и со способностью прибавлять, вычитать и вращать шесть координат.
– Но отчего непременно шесть? – спросила я. – Почему не пять? Или даже четыре, раз вы говорите, что измерения можно менять одно на другое посредством вращения.
– Да, почему, Джейк? – спросил Зеб.
Мой возлюбленный пришел в некоторое замешательство.
– Видите ли, мне показалось странным, как это так получается, что пространственно-временной континуум содержит три пространственных измерения, а временное только одно. Конечно, Вселенная такова, какова она есть, но ведь природа полна симметрий. Даже после опровержения принципа четности ученые продолжали обнаруживать все новые и новые симметрии. Не говоря уже о том, что философы с симметрией никак не могут расстаться – но философы не в счет.
– Конечно, не в счет, – согласился Зеб. – Никакой философ не позволит фактам поколебать свои теории, а то его немедленно вышвырнут из философского цеха. Богословы они все, вот кто.
– Я того же мнения. Ну так вот, Хильда, я придумал, как проверить это экспериментально, и оказалось, что измерений действительно шесть. Возможно, и больше – но я не знаю, как до них добраться.
– Так, – сказала я. – Дайте-ка сообразить. Если я правильно поняла то, что было сказано раньше, то любое измерение можно заменить на любое другое.
– Да, поворотом на девяносто градусов.
– Но это же значит, что из шести измерений можно брать сочетания по четыре, правда? Сколько это будет сочетаний?
– Пятнадцать, – сказал Зеб.
– Боже мой! Пятнадцать вселенных? А мы пользуемся всего одной?
– Нет, нет, милая! Столько вселенных будет, если наша Вселенная относится к числу евклидовых. А она – вернее, они, то есть наши Вселенные – определенно неевклидовы, это известно по крайней мере с 1919 года. Или с 1886-го, если хочешь. Я готов согласиться, что космология – наука несовершенная, но все же по соображениям, которые я не в состоянии сформулировать в нематематических терминах, мне пришлось принять, что мы живем в искривленном пространстве с положительным радиусом кривизны – иначе говоря, в замкнутом пространстве. А в этом случае оказывается, что вселенных, которые можно получить поворотом либо смещением, насчитывается вот сколько, – и мой муж небрежно набросал три шестерки.
– Шестьсот шестьдесят шесть, – недоверчиво сказала я. – Число Зверя.
– Как-как? А-а-а! Откровение Иоанна Богослова… Но я не это имел в виду. Я неразборчиво написал цифры, и ты решила, что это «666». А я подразумевал вот что: 6^6^6. Шесть в шестой степени, результат еще раз возвести в шестую степень. Это будет такое число: 1,03144x10^28, или, если написать полностью, 10 314 424 798 490 535 546 171 949 056. То есть вселенных нашей группы насчитывается более десяти миллионов секстиллионов. Что вы на это скажете, а?
Джейк продолжал:
– Эти вселенные – наши ближайшие соседи, они отстоят от нас на один поворот или одно смещение. Но если включить также и сочетания поворота со смещением – представь себе гиперплоскость, которая пересекает супергиперконтинуумы, не проходя через «здесь-сейчас», – то общая сумма становится неисчислимой. Не бесконечной: бесконечность не имеет смысла. Просто не подающейся подсчету. Пересчитать эти вселенные с помощью существующей на сегодняшний день математики невозможно. Добраться до них на континуумоходе можно, а подсчитать нельзя.
– Папа!
– Что, Дити?
– По-моему, Хильда попала в точку. Ты хотя и агностик, но ценишь Библию как историю, поэзию и миф.
– Кто сказал, что я агностик, дочь моя?
– Прошу прощения, сэр. Я еще Бог весть когда пришла к такому выводу, поскольку ты не говорил на эти темы. Я была неправа. Не следует делать заключения на основании неполных данных. Но это ключевое число – одна целая три тысячи сто сорок четыре стотысячных на десять в двадцать восьмой степени – может быть, это и есть «Число Зверя».
– Что ты хочешь этим сказать, Дити?
– Я хочу сказать, что Откровение – это не история, не очень хорошая поэзия и не миф. Тогда почему все эти высокоученые люди включили его в Библию, а десятки других текстов не включили? Должно же быть хоть какая-нибудь причина. Что, если в качестве первой гипотезы мы воспользуемся бритвой Оккама[13] и усмотрим в нем именно то, чем оно само себя называет? То есть пророчество.
– Гм. Полка под лестницей, рядом с Шекспиром. Библию короля Якова, остальные три перевода не надо.
Дити исчезла и в мгновение ока вернулась с потрепанной черной книжкой в руках. Я была несказанно удивлена. Я-то читаю Библию, у меня на то свои причины, но я никак не ожидала этого от Джейкоба. Воистину, мы всегда вступаем в брак с незнакомыми людьми.
– Вот, – сказала Дити. – Глава тринадцатая, стих восемнадцатый: «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти Число Зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».
– Это невозможно прочесть как показатели степени, Дити.
– Но это же перевод, папа. Оригинал-то на греческом. Не помню, когда были придуманы показатели степени, но само возведение в степень греческие математики того времени, конечно же, знали. Что, если в оригинале было «Дзета, Дзета, ДЗЕТА!»[14] – а переводчики, не зная математики, неправильно поняли это как «шестьсот шестьдесят шесть»?
– Ну уж… Фантазируешь, дочь.
– Кто учил меня, что мир не только удивительнее, чем мы предполагаем, но и удивительнее, чем мы можем предположить? Кто уже свозил меня в целых две других вселенных и благополучно доставил обратно?
– Постой-ка! – вмешался Зеб. – Так вы с папой уже испытывали эту вашу машину пространства-времени?
– Разве папа тебе не говорил? Мы совершили одно минимальное смещение. Сначала нам показалось, что ничего не получилось и мы никуда не переместились. Но потом я раскрыла телефонную книгу. Там не оказалось буквы J. И в «Британской энциклопедии» тоже не было J. И ни в одном словаре не было. Тогда мы влезли обратно, папа поставил верньеры на ноль, мы вылезли, и алфавит был такой, как надо, и только тут я перестала дрожать. А когда мы совершали вращение, то было совсем жутко, мы чуть не погибли. Очутились в космосе, звезды сияют, но тут началась утечка воздуха, папа едва успел установить ноль, и мы потеряли сознание… а пришли в себя уже тут, в Гнездышке.
– Джейк, – серьезно сказал Зеб, – следует предусмотреть системы безопасности. И механизм автоматического возвращения домой при утере контроля. – Он наморщил лоб. – По-моему, оба числа заслуживают внимания: и шестьсот шестьдесят шесть, и то длинное. У Дити интуиция, я в нее верю. Дити, где стих с описанием «зверя»? Он должен быть где-то в середине главы.
– Вот: «И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон».
– Гм… Не знаю, как говорят драконы. Но если что-нибудь выйдет из земли, и у него будет два рога… и если я увижу или услышу любое из этих чисел – я буду считать, что этот гость носит черную шляпу, и постараюсь разделаться с ним прежде, чем он разделается с нами. Дити, я человек миролюбивый… но два почти удавшихся покушения – это чересчур. В следующий раз я стреляю первым.
Лучше бы уж Зебби не упоминал о Черных Шляпах. Трудно представить себе, чтобы кто-нибудь хотел убить такого славного, доброго и безобидного человека, как мой милый Джейкоб. Но кто-то хотел – и мы это знали.
– А где эта машина времени? – спросила я. – Я пока что видела одну рогатую колючку.
– Вот же. Ты на нее глядишь, тетя Хильда.
– Как это? Не понимаю. Давайте скорее заберемся в нее и куда-нибудь отправимся. Я не хочу, чтобы моего мужа убили, он совсем новенький. Я рассчитываю еще много лет им пользоваться.
– Шельма, брось, а? – попросил Зебби. – Вон она, на скамье, по ту сторону стола.
– Я вижу только портативную швейную машинку.
– Вот это она и есть.
– То есть как? А как же в нее влезают? Или на ней ездят верхом, как на помеле?
– Ни то и ни другое. Ее жестко устанавливают в каком-нибудь транспортном средстве. Желательно герметичном. У папы она стояла в его машине, но она была недостаточно герметична, да и все равно теперь ее уже нет. Мы с папой собираемся поставить ее на Аю Плутишку, Ая воздуха не пропускает. Кроме того, мы смонтируем надежные системы безопасности.
– Уж пожалуйста, – сказала я. – Непременно надежные.
– Обещаю. Я теперь женат. Оказывается, это многое меняет. Раньше я беспокоился только о собственной шкуре. Теперь беспокоюсь о Дитиной. И твоей. И папиной. Обо всех четверых.
– Правильно, – согласилась я. – Все за одного, один за всех!
– Угу, – ответил Зебби. – Не за всех, только за нас четверых. Дити, когда обед?
Глава 7«Avete, alieni, nos morituri vos sperminus»[15]
Пока мы с тетей Хильдой готовили еду и накрывали на стол, наши мужчины исчезли. Вернулись они как раз к обеду. Зебадия нес интерком, папа – шнур, который он вставил в розетку в стене, а другим концом присоединил к интеркому.
– Джентльмены, как вы вовремя, у нас уже все готово, – приветствовала их тетя Хильда. – Что это у вас такое?
– Гостья к обеду, моя дорогая, – ответил папа. – Мисс Ая Плутишка.
– У нас хватит на всех, – заявила тетя Хильда. – Сейчас поставлю еще один прибор. – Она принесла пятую тарелку, и Зебадия водрузил на нее интерком. – Что она будет пить, кофе или чай?
– Она не запрограммирована ни на то, ни на другое, – ответил Зебадия, – но я благодарю тебя от ее имени. Милые дамы, мне очень захотелось услышать новости из Сингапура и с Суматры. Я пошел и велел своему автопилоту доложить. Джейк пошел со мной; он сказал, что у него тут кое-где устроена резервная проводка – на всякий случай. Вот это и был такой случай. Ая подключена к этой линии у себя в гараже, и мы можем разговаривать с ней по интеркому. Я могу вызвать ее, а она вызовет меня, если появится новая информация. Я запрограммировал ее на передачу всех интересующих