могу достать их лазером, – немного сместившись.
– Капитан, не делай этого!
– Не собираюсь, второй пилот. Ладно, кончили об этом.
Приземлившийся махолет находился от нас метрах в двухстах, в нескольких градусах слева по курсу. Из него вышли два человека – то есть по крайней мере с виду это были люди – и направились к нам. Оба были в одинаковой одежде – в форме? И форма эта показалась мне смутно знакомой – но ведь все униформы кажутся смутно знакомыми.
Теперь они находились уже менее чем в сотне метров от нас. Капитан Зебби прикоснулся к чему-то на пульте, и неожиданно мы услышали их голоса, оглушительно громкие. Он подкрутил громкость, стало слышно гораздо яснее.
– Это по-русски, – сказал Зебби. – Правда, Джейк?
– Кажется, да, капитан, – ответил Джейкоб. – Во всяком случае, язык славянский. Ты его понимаешь?
– Я? Джейк, я говорил, что ругаюсь по-русски, но не говорил, что говорю. Я знаю, как сказать «спасибо», «пожалуйста», «da», «nyet»… ну еще слов шесть. А ты?
– Я могу со словарем разобрать статью по математике. Но говорить, понимать – какое там.
Я попыталась вспомнить, говорила ли я Зебби, что знаю русский. Своему мужу и Дити не говорила. Впрочем, если бы Зебби об этом знал, он бы призвал меня на помощь. Обычно я об этом не распространяюсь, потому что это не отвечает моей «личине». Я занялась русским из любопытства: мне хотелось прочесть этих великих русских романистов – Достоевского, Толстого и так далее – в оригинале, чтобы выяснить, почему они так знамениты. Я-то ни один из этих классических романов не смогла дочитать до конца (зато они меня отучили от снотворного).
Вот я и взялась за русский язык. На ночь надевала наушники и слушала русскую речь во сне, а днем занималась с преподавателем. Хорошему произношению я так и не научилась: от этих сочетаний из шести согласных подряд язык завязывается в узел. Но нельзя же читать на языке, если не «слышишь» слова. Так что пришлось осваивать устную речь наряду с письменной.
(Да, насчет этих «классических романов»: затратив кучу усилий, я наконец осуществила свое намерение – прочла в оригинале «Войну и мир», «Идиота», «Братьев Карамазовых», «Анну Каренину» и так далее. Поверите ли? В переводе они выигрывают: оригиналы еще сильнее наводят скуку и сон, чем переводы. Не знаю уж, для чего нужна русская художественная проза, но только не для развлечения.)
Я решила подождать. Мне совсем не хотелось становиться переводчиком, и кроме того, у Зебби или у Джейкоба вполне мог найтись с нашими гостями какой-нибудь общий язык. В подкрепление своего решения я сказала себе, что было бы весьма неплохо, если бы неизвестные решили, что никто из нас русским не владеет.
(В этот момент я неожиданно осознала, что думаю по-русски. Это самый подходящий язык для параноидальных мыслей.)
Когда Зебби включил внешние микрофоны, старший из тех двоих говорил младшему:
– …Не приведи господь, если Федор Иванович прослышит про эти твои рассуждения, Евгений. Чтобы всякие там, – (тут я одно слово не поняла: мерзавцы? глупцы?) – британцы могли нас в чем-то превзойти – он такого и слушать не станет. Так что ради бога, не называй ты этот странный… э-э… летательный аппарат «чудом техники». Скажи уж: «техническое чудачество».
– Слушаюсь. Позвольте открыть кобуру и снять оружие с предохранителя, ваше сиятельство? Чтобы защитить вас в случае чего, сэр.
Старший из мужчин расхохотался:
– Ты, голубчик, с британской сволочью небось дела не имел, а я их подлую натуру хорошо знаю. Главное, чтобы они в тебе слабину не почувствовали. И всегда первым начинай их поносить. Помни, что самый последний крепостной в ykraina выше, чем их так называемый король-император. Этот крепостной…
Но тут их диалог прервал Зебби:
– Arrêtez-là![63]
Младший заметно растерялся, старший же, ни на миг не сбившись с шага, ответил – тоже по-французски:
– Ты смеешь приказывать мне остановиться, британская свинья? Мне, царскому офицеру на русской земле! Я плюю на твою мать. Равно как и на твоего отца, если только твоя мать помнит, кто он был. Почему ты говоришь по-французски, гнусный британский шпион? Тебе никого не удастся ввести в заблуждение. Говори по-русски, – впрочем, если ты необразован, можешь говорить по-английски.
Зебби выключил микрофон.
– Как быть, Джейк? Перейти на английский, раз он так зациклен на англичанах? Или продолжать, как начали? Французское произношение у меня лучше, чем у него.
– У тебя-то получится, капитан, а у меня нет.
Зебби кивнул и, снова включив микрофон, заговорил по-английски:
– Мы не британцы и не шпионы. Мы американские туристы, и мы…
– «Американские»? Что за чепуха? – Он тоже перешел на английский язык. – Раз житель британской колонии, значит британец. Раз британец, значит шпион.
Мой муж протянул руку и выключил микрофон:
– Капитан, советую взлетать. Доводы на него не подействуют.
– Взлетим только в крайнем случае, второй пилот. У нас нет никаких запасов, даже воды. Я обязан попытаться договориться. – Он щелкнул тумблером. – Я не являюсь жителем британской колонии. Я Зеб Картер из Калифорнии, гражданин Соединенных Штатов Америки, о чем свидетельствует мой паспорт. Если мы нарушили границу, мы сожалеем об этом и приносим извинения.
– Шпион, это самый наглый блеф, какой я когда-либо слышал. Нет такой страны, «Соединенные Штаты Америки». Я беру вас под арест. Именем Его Императорского Величества Царя всея Руси, властью, данной мне наместником Новой России Великим князем Федором Ивановичем Романовым, я арестую вас всех по обвинению в шпионаже. Открывайте!
К этому времени они уже дошли до Аи Плутишки и стояли у левой дверцы. Зебби ответил:
– Вы не назвали себя и не представили никаких доказательств того, что вы действительно русский офицер. А также никаких подтверждений вашей власти над этой территорией, по всем признакам явно незанятой.
– Что? Какая чушь! Я граф Мориновский из Нового Киева, полковник императорской гвардии наместника. Что до моей власти, то взгляните на небо над вами! – Человек, назвавшийся полковником, вытащил пистолет, повернул его стволом назад и постучал рукояткой по дверце. – Я сказал, открывайте!
Зебби – человек выдержанный и благоразумный. Но оба эти качества отступают на задний план, если кто-то оскорбляет Аю Плутишку.
Он негромко спросил:
– Полковник, ваша машина вон там, впереди, на земле – в ней есть кто-нибудь?
– Что-что? Разумеется, нет. Как нетрудно заметить, это двухместный экипаж. Мой личный воздушный разведчик. Ну нечего, нечего. Кончайте разговоры и открывайте.
Зебби снова отключил микрофон.
– Ая Плутишка, по команде «Выполняй» направишь луч в точку прицела, интенсивность четыре, длительность одна десятая секунды.
– Поняла, босс.
– Полковник, каким образом вы предполагаете разместить четверых арестованных в двухместном экипаже?
– Очень просто. Мы с тобой поедем в вашей машине. Твои спутники в качестве заложников, обеспечивающих твое разумное поведение, поедут там, где им велят. В каких именно машинах – вы, естественно, знать не будете, а то мало ли что придет тебе в голову. Мою машину поведет мой пилот.
– Выполняй.
Стоявший на земле орнитоптер вспыхнул ярким пламенем – но полковник этого не видел. Зато видели мы – а он смотрел на Зебби. Зебби сказал:
– Будьте добры, полковник, отойдите от дверцы, а то я не смогу ее открыть.
– А… прекрасно.
– Господин полковник! Смотрите! – Отходя в сторону, молодой офицер увидел огонь – и надо было слышать, какая боль прозвучала в его голосе.
И надо было видеть, какое изумление проступило мгновением позже на лице полковника, тут же сменившись яростью. Он попытался, но не смог выстрелить в Зебби только потому, что все еще держал свой пистолет за ствол. Заметив это, он немедленно подбросил его, чтобы поймать за рукоять.
Я так и не увидела, поймал он его или нет – капитан Зебби скомандовал: «Ая, прыг!» – и все исчезло: полковник, и его пистолет, и горящий махолет.
– Джейк, – говорил у меня над ухом Зебби, – я не вытерпел. Не надо было так: я лишил нас последнего шанса договориться с этими русскими. Но зато этот краснорожий алкаш надолго теперь запомнит, как портить полировку на чужих машинах.
– Капитан, ты вовсе не лишил нас шанса: ни единого шанса не было с самого начала. Мы столкнулись с образчиком классической русской ксенофобии. Ее придумали не комми, ей по меньшей мере тысяча лет. Загляни в учебник истории. А что ты спалил эту этажерку, так ведь так ему и надо. Я б его вообще пешком домой отправил. К сожалению, его довезут.
– Джейк, если бы я мог себе позволить – если бы не жалко было горючего и времени, я бы вернулся и не позволил бы его подобрать. Распугал бы, не дал бы им сесть. Ну да ладно. А впрочем… Может, снизиться и поглядеть, что они там делают? Прежде чем продолжить осуществление наших нарушенных планов?
– Э-э… капитан, нельзя ли пилюльку бонина?
– И мне! – завопила я.
– Дити, позаботься. Я пошел на снижение, посмотрим, как там дела.
– Капитан, не проще ли будет дать команду «Н, А, З, А, Д»?
– Дити, мы же не знаем, вдруг на том самом месте сейчас кто-нибудь есть. Ага! Сели на воздух. – Капитан Зебби наклонил нос корабля, и Барсум – то есть Марс – ну, Марс-десять, или как там он называется – оказался прямо по курсу. – Сейчас увидим эти махолеты. Через несколько минут. Джейк, погляди-ка в бинокль.
Самому Зебби, пока он вел машину, бинокль был ни к чему. Мы смотрели в него по очереди, и мне удалось разглядеть орнитоптер, потом еще два. Но тут пришлось передать бинокль Дити.
– Зебадия, на том месте, где мы стояли, никого нет.
– Ты уверена?
– Да, сэр. Машина полковника все еще горит; около нее люди есть, а больше нигде нет. Поэтому я так уверенно и сказала: там, где мы находились, нет никого. Можно командовать «Н, А, З, А, Д».