Сара последовала за ним.
– Будь ты проклят, Джон Фиске. Пожалуйста, прекрати от меня убегать и поговори со мной.
– Нам не о чем говорить.
– Нам нужно поговорить обо всем.
Он наставил на нее дрожащий палец.
– Почему, черт тебя побери, ты так со мной поступаешь, Сара?
– Потому что ты мне дорог.
– Мне не нужна твоя помощь.
– А я думаю, нужна. Знаю, что нужна.
Они стояли и смотрели друг на друга.
– Мы не можем куда-нибудь пойти и все обсудить? Пожалуйста. – Сара медленно обошла машину и встала рядом с ним. – Если прошлая ночь значит для тебя столько же, сколько для меня, – продолжала она, коснувшись его руки, – то мы можем хотя бы поговорить. – Девушка стояла и ждала, что сейчас он сядет в машину и уедет от нее навсегда.
Некоторое время Джон смотрел на нее, потом опустил голову и оперся о машину. Рука Сары сжала его запястье. Он посмотрел ей за спину и увидел припаркованный автомобиль, в котором сидели двое мужчин.
– За нами увязались федералы, – в его голосе появилась усталая покорность.
Хорошо еще, что здесь нет Маккенны.
– Отлично, я буду чувствовать себя в безопасности, – сказала Сара, отказываясь отвести от него глаза, пока не поняла, что он для нее не потерян – по крайней мере, сейчас.
Они сели в свои машины, и девушка последовала за ним в небольшой торговый центр, находившийся примерно в миле от дома престарелых. Там, под жарким полуденным солнцем, они выбрали столик, стоявший на улице, и заказали лимонад.
– Я понимаю, почему ты затаил обиду на брата, хотя на самом деле он не виноват, что так получилось, – сказала Сара.
– Майк никогда и ни в чем не был виноват, – с горечью сказал Джон.
– Твоя мать ничего не могла поделать. Возможно, именно поэтому она называет тебя Майком.
– Да, все правильно. Она решила меня забыть.
– Может быть, она называет тебя так из-за того, что ты навещаешь ее гораздо чаще, и она так реагирует на твои посещения.
– Не думаю.
Сара бросила на него сердитый взгляд.
– Ну, если ты намерен продолжать ревновать брата даже после того, как тот умер, ты в своем праве.
Взгляд Джона стал холодным, и Сара решила, что он сейчас взорвется.
– А как иначе? – неожиданно согласился он. – Я всегда ревновал брата. И кто бы на моем месте не стал?
– Но из этого вовсе не следует, что ты прав.
– Может быть, и нет, – устало сказал Джон и отвернулся. – Когда я в первый раз навестил маму и она назвала меня Майком, я подумал, что это временное явление… ну, ты понимаешь, у нее выдался плохой день и все такое. Но через два месяца… – Он немного помолчал. – Именно тогда я отсек Майка. Навсегда. Все сошлось воедино, все, что вызывало у меня злость, в том числе и всякие глупости, – и я нарисовал себе картину злобного сукина сына, не имеющего сердца и не способного на добро. Он отнял у меня мать.
– Джон, в тот день, когда мы пришли посмотреть на твое выступление в суде, я ездила с Майком к вашей маме.
Он напрягся.
– Что?
– Твоя мать отказалась с ним разговаривать. Он принес ей подарок, но она его не взяла. Он сказал мне, что она всегда так себя ведет. Майк решил, что она так тебя любит, что ей наплевать на него.
– Ты лжешь, – тихо сказал Джон.
– Нет, это правда.
– Ты лжешь! – воскликнул он.
– Поговори с людьми, которые там работают. Они знают.
Несколько минут они сидели молча. Голова Фиске поникла.
– Я даже подумать не мог, – наконец заговорил он, – что и Майк потерял мать.
– Ты уверен? – тихо спросила Сара.
Джон посмотрел на нее, стиснув пальцы.
– Что ты хочешь сказать? – дрогнувшим голосом спросил он.
– Что мешало тебе поговорить с братом? Майк сказал мне, что ты его заблокировал, и я только что услышала от тебя подтверждение. Но я все равно не верю, что ты не знал, как она с ним обращалась.
Долгую минуту Фиске молчал и смотрел на Сару, скорее сквозь нее; и по его лицу она не могла прочитать, о чем он думает. Наконец Джон закрыл глаза.
– Я знал, – едва слышно признался он. Затем посмотрел на нее, и его лицо исказила такая страшная боль, что Сара задрожала.
– Просто мне было все равно, – сказал он, и девушка крепко стиснула его плечо. – Наверное, так я оправдывал свое нежелание иметь дело с братом. – Джон вздохнул. – Но и это еще не все. Майк действительно звонил мне перед поездкой в тюрьму. Я ему не перезвонил. Во всяком случае, пока не стало поздно… Я его убил.
– Ты не можешь винить себя за это. – Слова Сары не произвели ни малейшего впечатления, и она решила сменить тактику. – Если ты хочешь винить себя, делай это из-за истинной причины. Ты поступил неправильно, выбросив брата из своей жизни. Ты ошибся. Очень серьезно. Теперь его нет. И с этим тебе придется жить до самого конца, Джон.
Фиске поднял на нее глаза. Он понемногу успокаивался.
– Наверное, я уже с этим живу.
Теперь, когда он был с ней откровенен, Сара решила ответить ему тем же.
– Сегодня я виделась с твоим отцом. – Прежде чем Джон успел как-то отреагировать, она поспешно продолжала: – Я тебе обещала. И я рассказала ему, как все было.
– И он тебе поверил, – скептически сказал Фиске.
– Я сказала правду. Он тебе позвонит.
– Спасибо, но я хотел бы, чтобы ты не вмешивалась.
– Он заполнил некоторые пустоты.
– Например? – резко спросил Джон.
– Например, о том, почему ты перестал быть полицейским.
– Проклятье, Сара, тебе было незачем это знать.
– Нет, не так. У меня есть очень серьезная причина это знать.
– Интересно, какая?
– Ты и сам знаешь!
Несколько минут оба молчали. Фиске смотрел на стол и вертел в руках соломинку. Наконец он выпрямился и скрестил на груди руки.
– Значит, отец рассказал тебе все?
– Да, о стрельбе. – Теперь Сара говорила осторожно.
– Значит, ты знаешь, что я, скорее всего, отброшу копыта в шестьдесят или даже в пятьдесят.
– Я думаю, ты сможешь справиться с любыми проблемами, которые перед тобой встанут.
– А если нет?
– Даже если нет, для меня это не имеет значения.
Фиске подался вперед.
– А для меня имеет, Сара.
– Ты отказываешься от той жизни, которая у тебя есть?
– Я считаю, что живу и двигаюсь в правильном направлении.
– Может быть, – не стала спорить Сара.
– Ты же знаешь, ничего не получится.
– Получается, что ты об этом думал?
– Да, думал. А ты? С чего ты взяла, что тобой не руководит импульс? Как в том случае, когда ты купила дом?
– Это то, что я чувствую.
– Чувства меняются.
– Знаешь, гораздо легче признать поражение, чем над чем-то работать.
– Когда я чего-то хочу, стараюсь изо всех сил, чтобы это получить.
Фиске и сам не знал, почему так сказал, но он увидел, как на лице Сары появилось отчаяние.
– Понятно. Значит, у меня в данном вопросе нет права слова?
– Ты не хочешь делать такой выбор. – Сара ничего не ответила, и он продолжал после короткой паузы: – Отец рассказал тебе далеко не все, потому что он сам не все знает.
– Он рассказал, как ты едва не умер и как погиб другой офицер. И тот человек, который в тебя стрелял. Я могу понять, как это изменило твою жизнь. Как у тебя могло возникнуть желание ее изменить. Я думаю, ты поступил благородно, если я подобрала правильное слово.
– Ты даже близко не подошла к правде. Ты действительно хочешь знать, почему я так поступил?
Сара почувствовала, как изменилось его настроение.
– Скажи.
– Мне стало страшно. – Он кивнул. – Мною движет страх. Чем дольше я оставался полицейским, тем сильнее все превращалось в «мы против них». Молодые, злые, с пистолетами, позволяющими им утвердить свою правоту…
Фиске смолк, продолжая смотреть через стекло внутрь кафе, где люди покупали освежающие напитки. Они казались беззаботными и счастливыми, преследовали какие-то вполне осязаемые цели; они были всем, чем он никогда не сможет стать. Джон снова повернулся к Саре.
– Я продолжал снова и снова арестовывать плохих парней, но создавалось впечатление, что они оказывались на улице еще до того, как я начинал заполнять бумаги. И они могли пристрелить тебя без малейших колебаний – так ты наступаешь на таракана. Понимаешь, они тоже играли в игру «мы против них». Ты их сплачиваешь. Молодые и черные, попробуй поймать, если сможешь. Копы тебя преследуют? Убей их, если сможешь. Все происходит быстро, и тебе не нужно делать выбор из-за отдельного человека. Это как наркотик.
– Но так поступают не все. Мир не состоит из таких людей.
– Я знаю. Знаю, что большинство – черные, белые и все остальные – хорошие люди и ведут сравнительно нормальный образ жизни. Я действительно хочу в это верить. Но как полицейский я не сталкивался с такими людьми. Нормальные корабли не заплывали в мою гавань.
– Значит, та перестрелка заставила тебя многое переосмыслить?
Джон не стал отвечать сразу.
– Я помню, как опустился на колени, чтобы посмотреть, что с парнем, который упал, – медленно заговорил он, – но оказалось, что он лишь имитировал судороги. Я услышал выстрел и крик моего напарника, выхватил пистолет и стал поворачиваться. Сам не знаю, как я успел выстрелить. Пуля угодила парню в грудь. Мы оба упали, он уронил пистолет, но я сумел удержать свой. И навел на него оружие. Он находился всего в футе от меня. После каждого его вздоха кровь красным гейзером вырывалась из пулевого отверстия у него в груди. Он издавал свистящие звуки, которые я часто слышу во сне. Его глаза стали стекленеть, но тут ничего нельзя утверждать наверняка. Я знал: он только что стрелял в моего напарника и в меня. Казалось, мои внутренности растворяются. – Джон сделал глубокий вдох. – Мне ничего не оставалось, как смотреть, как он умирает, Сара. – Он замолчал, вспоминая, что мог стать еще одним полицейским в гробу, похороненным и почти забытым всеми.
– Твой отец сказал, что, когда вас нашли, ты обнимал его, – мягко напомнила Сара.