Эймон Красиник лежал на узкой кровати. В палате не было ничего, кроме маленького стального стола. Над кроватью висела большая лампа, которую можно было опускать и поднимать. Ленгтона, Тревис и Эзме отвели в наблюдательный отсек. Они подошли к окну и стали смотреть, как доктор Салам включает эту лампу и направляет ее свет на больного. Тот лежал совершенно спокойно. Только мерное движение груди показывало, что пока он жив. Тело лежало точно каменное, руки покоились по бокам, пальцы были вытянуты.
Доктор взял деревянную палочку и направил лампу на голову. Склонившись, он начал тщательно осматривать упругие кудри густых черных волос. Потом он осмотрел уши внутри и снаружи, потом глаза, нос. Зрелище было жуткое: глаза Красиника были широко распахнуты, и казалось, он уставился прямо на лампу. Доктор раздвинул палочкой рот и направил свет в горло.
Ленгтон бросил взгляд на Анну. Доктор явно не торопился. Он осматривал больного очень тщательно, не пропуская буквально ничего: ни рук, ни пальцев, ни груди, ни живота. Вот он придвинул лампу совсем близко, приоткрыл ноги и начал рассматривать кожу над гениталиями, вынул маленький серебристый карандаш с подсветкой и нагнулся совсем низко.
Ленгтон прошептал Анне:
— Ну и дотошный…
Спустя немного он выпрямился и начал осматривать ноги. Чтобы перевернуть больного, ему потребовалась помощь Майка Льюиса. Тот тихо сказал доктору, что сообщника — того, кто держал голову Мерфи, — не осматривали, а только проверили на наркотики. Обнаружились следы мариуханы, ни героина, ни кокаина не нашли.
Ленгтон поднес к губам палец: Салам как раз выключал верхний свет.
Все снова собрались в приемной. Салам отхлебнул воды из стакана.
— Существует растение, которое при приеме может воздействовать как зомбирование. По-простому его называют «дурь-трава» или «дурман», латинское же название — Datura stramonium, дурман обыкновенный. Это растение ядовитое, родственное белладонне, и часто используется знахарями вуду для разных ритуалов. Если человек достаточно долго принимает препараты на основе дурмана, он теряет способность к речи и движению, начинает бредить, появляются галлюцинации. Эффект может продолжаться один день или несколько недель, в зависимости от дозы. Дальше следуют эпилептические припадки, кома, и в конце концов наступает смерть. Противоядия нет.
Ленгтон смотрел на врача и ждал, но тот молчал.
— Так у него это?
Доктор жестом попросил его потерпеть и продолжил:
— Поймите одно, если кто-то верит в вуду и боится, что на него наложили проклятие, самое главное тут — эта вера. Если такой человек упорно отказывается, скажем так, делать то, что от него хотели, а потом получает хотя бы мизерную дозу препарата дурмана, он может почувствовать страшные симптомы. Ядовиты все части растения. Начинается сухость во рту, зрачки расширяются, температура повышается. В психике наблюдаются помрачение сознания, эйфория, бред. В истории болезни Красиника все эти признаки перечислены, они были у него даже во время процесса. Ведь бывало, что он путался в словах, начинал безостановочно говорить, а потом вдруг замолкал, правильно?
Ленгтон начинал терять терпение:
— Так у него это? Поэтому он сейчас такой?
Доктор Салам вынул большой белый блокнот с нарисованным силуэтом мужского тела. Карандашом он расставил на нем крошечные точки:
— У Эймона Красиника есть небольшие следы от уколов: на макушке, мочке правого уха, четыре в области половых органов, одна около ануса. Следы небольшие, еле заметные, поэтому их нелегко распознать. Конечно, надо будет сделать анализы крови и мочи, но уже сейчас я могу достаточно уверенно предположить, что он в течение длительного времени получал большие дозы этого яда.
— Вы можете его вылечить?
— Нет. За медицинской помощью надо было обращаться раньше. У нас, возможно, есть еще время, но рано или поздно у него наступит остановка сердца. Он умирает и от отравления, и оттого, что глубоко верит: на него наложили проклятие вуду и сделали ходячим мертвецом.
Анна осторожно кашлянула. Все обернулись к ней. Она спросила:
— Может, попробовать электрошок?
— Может быть. Пока голова у него не отказала. Его за что-то наказали, за что, мы не знаем. Он не понимает, что его именно отравили, а не заколдовали.
Ленгтон посмотрел на часы и предложил доктору и его жене что-нибудь перекусить, пока он с сотрудниками будет обсуждать прогноз доктора.
Ленгтон рухнул в поданное кресло, Майк Льюис опустился на подлокотник другого.
Анна разместилась напротив и сказала:
— Нам нужно получить разрешение от брата, чтобы применить электрошок. Если он узнает все, что нам сейчас рассказал врач, то, может быть, согласится, а пока этого не будет, я сомневаюсь, сумеем ли мы продвинуться.
Ленгтон жестко произнес:
— Слушай, если это поможет, на черта нам всякие разрешения? Сделаем, и все. Парень концы отдает.
Анна вздохнула:
— Сама знаю, только Идрис Красиник должен нам помочь. А это он сделает, только если его брат начнет поправляться. Если же нет — а судя по всему, этого не будет, — тогда мы впустую потратим время и деньги.
— Думаешь, я этого не понимаю? — бросил Ленгтон.
— Я уверена, что понимаешь. Я спрашиваю, будет ли у меня время на Идриса? Если нужно, мы позовем врача, чтобы поговорить с ним. Может, у нас получится как-то обойти тот факт, что Эймона уже не спасешь, но если он будет надеяться… Что же он такого натворил? За что его отравили? Наверное, что-нибудь серьезное, может, тут какая-то связь с Каморрой.
Ленгтон обернулся к Майку Льюису:
— Надо выяснить, кто приходил к Идрису, когда он сидел в камере, под следствием, всех, кто мог навещать его в тюрьме.
— В тюрьме его никто не навещал, — сказала Анна.
— Его, может, и нет. А того, кто помогал убивать Артура Мерфи? Надо проверить, кто приходил к нему. Где-то тут должна быть связь. Какая-то сволочь держала его под контролем при помощи этого яда, его надо было принимать постоянно. Слышали, что сказал врач? У Красиника по всему телу следы инъекций. Кто-то же, значит, его колол?
Анна кивнула. Как всегда, работая, Ленгтон горячился все больше. Она попробовала успокоить его и спросила:
— А все-таки можно мне поговорить с Идрисом? Пригласим нашего врача, если что, да?
Ленгтон кивнул.
— Сколько он еще пробудет с нами? — поинтересовалась она.
— Врач?
— Да.
— Сколько нам будет нужно. Можем отправить его обратно домой и, если понадобится, привезем.
Анна кивнула и осторожно улыбнулась:
— Ну, я пойду побеседую.
— Ладно, иди.
Анна вышла.
Повисло долгое молчание, наконец Ленгтон вздохнул и сказал:
— Мне это дорого будет стоить. Я не только о деньгах, хотя и затрат уже выше крыши… — Он откинулся в своем кресле. — Иногда у меня такое чувство, что я сбился с пути. По-моему, я выпустил это дело из рук.
— Не похоже. Что-то ведь мы раскапываем.
— Да брось ты! Сам же парня видел — он вот-вот отправится на тот свет, а мы возлагаем все надежды на выродка, который убил эту шлюху Карли Энн Норт. И какой в этом смысл? Я бы сейчас пошел туда и всю душу из него вытряс, — может, хоть после этого бы разговорился.
— А может, и нет. Он получил за убийство пятнадцать лет, и помогать нам у него просто стимула нет.
— А ей вот кажется, что он что-то знает.
— Анне?
— Анне, да. Это после того разговора с ним.
— Я об этом много думал. Вот просто так поехала, и все?
— Ну, вроде того.
— Так ты не давал ей задания побеседовать с Идрисом Красиником?
— Не надо об этом, Майк.
Льюис немного помолчал, затем сказал:
— Ничего, если я спрошу, что у вас случилось?
Ленгтон закрыл глаза.
Майк чуть помялся, но продолжил:
— Одно время казалось, что вы очень сблизились: ты жил у нее, она за тобой ухаживала, все как положено. Я знал, что она навещала тебя в больнице, почти каждый день туда ездила, а это ведь неблизко…
Ленгтон кивнул.
— Так в чем же дело?
Ленгтон пожал плечами:
— В том, наверное, что жить со мной трудно.
— Похоже. А ее все-таки жалко, хорошая девушка.
Ленгтон глубоко вздохнул:
— Слушай, давай-ка отправимся в участок и посмотрим, что они там для нас нашли, заодно, может, что-нибудь полезное сделаем. И еще мне хочется кофе. Ты сообразишь, какой тут у них коридор ведет в приемную? Наверняка там есть какой-нибудь буфет.
— Хорошо. Ты здесь останешься или пойдешь обратно к врачу?
— Посижу еще здесь, надо позвонить.
Майк кивнул и вышел, мрачный Ленгтон остался сидеть в кресле.
Таким шеф Майку совсем не нравился. Они работали вместе уже давно, только никогда еще он не видел, чтобы Ленгтон вот так перегорал, а уж тем более не слышал от него, что он сбился с пути. Любое дело, над которым они бились, всегда было под его контролем. Иногда даже под чересчур сильным контролем, но теперь…
Майк осмотрелся в коридоре. Где здесь выход, он совершенно не представлял; когда их вели сюда, он просто не обратил на это внимания. Он шел вперед наугад, ругался, возвращался обратно. За очередным поворотом он чуть не налетел на Анну.
— Совсем заблудился, — признался он, разводя руками.
— А ты куда?
— Принести шефу кофе, он совсем сдал.
— Где он?
— Все там же.
— Я попросила врача посмотреть Идриса.
— Ты с ним разговаривала?
— С Идрисом? Да, немного. Я сказала ему, что хочу, чтобы он узнал то же, что знаем мы, а потом мы будем говорить дальше.
Майк кивнул и пошел дальше, а Анна осталась стоять в коридоре. Она осмотрелась, соображая, где находится, и пошла обратно в приемную. Подойдя к дверям комнаты, в которой она оставила Ленгтона, Анна услышала, что он разговаривает по телефону. Она тихо приоткрыла дверь.
— Я, в принципе, не очень-то рассчитываю на этого чудика с его вуду, — говорил Ленгтон, — но нам обязательно нужно проверить каждого, кто приходил к братьям, да еще и сокамерника Эймона. Может, это подкожное впрыскивание, может, порошок, так что проверяйте все посылки с продуктами, вообще все, что передают этому нашему зомби. Потом посмотрите еще, кто ходил к нему во время следствия, — ведь кто-то же вводил ему это зелье, везде следы от уколов. — Ленгтон обернулся к ней и продолжил: — Если у Грейс что-нибудь получится, звоните мне или в экспертизу…