— Видите ли, — Элке было легко и просто откровенничать, — когда я выпью немного, я хочу спать, так сильно, что засыпаю даже стоя. Мне нужно поспать хотя бы несколько часов, и все будет в порядке. Нельзя ли мне прилечь?
— Конечно, конечно. Я провожу. — Молодой человек торопливо и услужливо повел ее в комнату. — Сейчас час ночи. Ложитесь, я не буду мешать. Пойду пить чай.
— Спасибо. Вы очень хороший человек, — широко зевнув, хотела улыбнуться Элка, но забыла и завалилась на кровать. Она заснула, но вскоре проснулась от страха. Голубоглазый был рядом. Реакция у нее была молниеносной. Она оттолкнула его и, опрокидывая стулья, бросилась к двери. Такой прыти голубоглазый от нее не ожидал. Элка металась уже по лестничной клетке, громко вопила и барабанила, стучала, звонила во все двери на этаже. Голубоглазый выскочил за ней.
— Отстань! — кричала Элка и брыкалась. Одна дверь приоткрылась на цепочку, и пустые линзы очков уставились в темноту. Элка бросилась к двери. Та тут же захлопнулась. Неожиданно снизу раздался грохот, и через секунду на площадку вбежал парень в трусах и с топором. Голубоглазый пискнул и сиганул к себе. Элка прислонилась к стене.
— Пошли, пошли, — неуклюже взяв ее за локоть, приказал парень и, перехватив поудобнее топор, увел к себе. Как только Элка очутилась в маленькой душной комнате, пережитый страх и хмель сделали свое дело. Она начала засыпать. Не зная, чего можно ожидать от человека в трусах и с топором, точнее, очень хорошо зная, Элка боролась с собой как могла.
— Послушай, — сказал ей парень, — я вызвал такси, ко мне жена утром приезжает. Давай отвезу тебя домой. — Элка равнодушно смотрела на него и клевала носом. — Адрес-то у тебя какой? — снова встряхнул ее за плечо парень.
Адрес — единственное слово, которое заставило напрячься. Она порылась в себе. Внутри было пусто, на уме вертелся только адрес Глиновского.
В четыре часа ночи парень поставил Элку перед дверью и позвонил. Дверь открыл Глиновский, в других уже, как показалось Элке, тренировочных штанах, какой-то взмокший и виноватый. Парень поздоровался, провел Элку в коридор, потом развернулся и захлопнул за собой дверь. На дрожащих ногах Элка протрусила в комнату и рухнула в кресло. Тут же из комнаты выскочила встрепанная женщина и начала что-то истошно кричать прямо Элке в ухо. Глиновский бегал по комнате и пытался успокоить обеих. На самом деле успокаивал он себя и женщину, потому что Элка была тупа и спокойна, как остановившиеся настенные часы с кукушкой.
— Элла, — шумно вздыхая, говорил Глиновский, как будто собирался запеть песню, — Элла. Это подруга моей юности. Она нашла меня.
Элка молчала, даже не пытаясь вдуматься в его слова. Это только распаляло его красноречие. Он разразился какой-то длиннющей речью о взаимопроникновении и ушедшей молодости. Женщина благодарно плакала и пила воду прямо из чайника. Элке тоже захотелось воды, и она молча протянула дрожащую руку по направлению к подруге юности. Та убежала в коридор. Через полчаса она вошла в комнату аккуратно причесанная, подкрашенная и в своем платье. Элка всмотрелась в нее и поняла: Глиновский не врал, это действительно была подруга его юности. Элку это почему-то успокоило, и она прикрыла глаза.
— Элла, что же нам делать? — услышала она взволнованный голос Глиновского. — Надо же что-то решать.
— Спать, — ответила Элка.
— Или вы, или я, понимаете? — лицо женщины исказилось и стало змеиным.
— Спать, — повторила Элка, — умоляю, немного поспать.
— Какой сон? — горько проконстатировал Глиновский. — Встряхнись!
Элка впала в полнейшее оцепенение. Они долго тормошили ее, задавали какие-то вопросы. Элка поднялась и лениво заходила по квартире, ища, куда бы скрыться.
— Удивительно упряма! — заключила в шесть утра подруга юности. Это было неправдой. Элка упорствовала только в одном: она хотела спать, и ей было страшно и непонятно, что именно это ей и не разрешали. В конце концов она схватила какую-то книгу и кинула ее в женщину и Глиновского. Они отступили, но через несколько минут атака возобновилась. Тогда Элка ушла и бессмысленно маячила во дворах и на автобусных остановках.
Потом она вошла в какой-то подъезд, поднялась на какой-то этаж, и только тут поняла, что опять у двери Глиновского. Об нее споткнулась молодая женщина, которая несла тяжелую сумку. Элка хотела извиниться, но извинилась женщина, и только тогда Элка поняла, как она жалка и несчастна. Женщина скрылась в соседней двери. Из квартиры пахнуло супом и тихим семейным благополучием. Элка стояла на резиновом коврике, продрогшая до костей. Она вспомнила голубоглазого, парня с топором, все свои загубленные надежды, отца, брата, и от злости, от безысходной ярости к тем, кто заставил ее пережить все это и жить по-старому, может, всю оставшуюся жизнь, размахнулась и со всей силы дала в дверь ногой. И дверь слетела с петель и ровно легла в коридоре.
Твердо, строго и прекрасно вошла Элка в комнату, сняла сапоги, куртку, легла на двухспальную софу и заснула — чисто, уютно, последний раз в этом доме. Когда проснулась, то была свежа и спокойна. Кошмар растаял, улетучился, исчез. Она чувствовала себя здоровой полноценной Элкой, которая твердо стоит на земле. Умылась ледяной водой, причесалась в коридоре у зеркала и, уходя, положила на обеденный стол записку, а сверху карандаш. «Я от тебя ухожу. Элла».
Анна МхеидзеВЫБОР ЗА МНОЙ…Рассказ
Однажды вечером в доме по улице Бараташвили, что находится недалеко от моста, в квартире, где я живу, состоялся семейный совет. На нем присутствовали мама, дядя с женой и тетя. На повестке дня стоял один-единственный вопрос: возможно ли, чтобы девица двадцати шести лет, довольно привлекательная, умная, с высшим образованием и прочими достоинствами, оставалась бы незамужней. Этой идеальной особой была я. Жених, под стать мне, обладающий теми же достоинствами плюс автомобиль, тотчас нашелся и пожаловал к нам в ближайший вечер. Гиви блестяще справился со своей ролью. Стоя в дверях, он целовал женщинам руки, а мою задержал несколько дольше положенного, взглядом испрашивая согласия. Видимо, в моих глазах он прочитал ответ на свой вопрос, и спустя две недели мы подали заявление во дворец бракосочетания.
Как-то утром Гиви заехал за мной, и мы отправились за покупками. Но по дороге я вспомнила, что не успела позавтракать, и мы решили подняться на Мтацминду. Там мы заказали шашлыки, разную закуску, и Гиви попросил принести две бутылки вина. Пила только я — Гиви был за рулем. Я быстро опьянела, даже не помню, что наговорила Гиви, помню только, что он все время смеялся. У моего дома он резко затормозил и провел рукой по моим волосам:
— Кажется, я не ошибся в выборе.
— Разумеется, нет.
— А ты?
— Сначала ответь: у тебя был большой выбор?
— Не очень.
— А у меня его вовсе не было. Мужчины меня терпеть не могут, ведь я даже целоваться не умею.
— Трудно в это поверить.
— Если не веришь, спроси кого-нибудь. Погоди, — в это время мимо проходил какой-то парень, с виду деревенский. — Эй, — окликнула я его. — Скажи, ты целовал меня когда-нибудь?
Парень усмехнулся в ответ, посмотрел на Гиви и пошел дальше.
— Это он меня испугался, иначе сказал бы, — ухмыльнулся Гиви.
Выглянув в окно, я крикнула парню вслед:
— Эй, не бойся! Скажи правду!
Тот улыбнулся еще раз и кивнул головой.
— Врет он все, Гиви, врет! Я его первый раз вижу.
— По-моему, он славный малый и не стал бы врать. Но я, так и быть, прощаю его.
— А остальных?
— Посмотрим.
Мы поехали в сторону Сабуртало. Впереди ехала машина. Ее все время заносило в сторону.
— Гиви, водитель, кажется, строит мне глазки. Ты не ревнуешь?
— Калбатоно Нино, неужели вы пьяны настолько, чтобы не видеть, что водитель — женщина, и смотрит она не на вас, а на меня.
Я натянуто улыбнулась. Вдруг в глазах у меня потемнело. Живот от боли скрутило так, будто туда высыпали коробку иголок. Я притихла, не зная, как сказать об этом Гиви.
— Гиви, останови, пожалуйста, — наконец решилась я. — В этом доме живет мой школьный товарищ, и я хочу пригласить его на свадьбу.
Я быстро выскочила из машины, боясь, что Гиви пойдет за мной. Обхватив руками живот, я вбежала в подъезд. Выбирать двери не было времени, и я позвонила в первую попавшуюся. Никто не отозвался. Я постучалась во вторую. Из-за двери послышался детский голос: «Мамы нет дома». В отчаянии я до боли сжала кулаки. Такого со мной еще никогда не было. Случись сейчас чудо, и возникни передо мной два указателя, один из которых указывал бы на банковский чек в миллион рублей, второй на два нуля, то я, не раздумывая, выбрала бы последний.
Я звонила до тех пор, пока не открыли дверь.
— Простите, но мне… очень плохо… Можно войти? — Наконец существо, которое мой затуманенный разум не воспринял, отошло, открывая мне проход, и через несколько секунд я была в долгожданном месте.
Через некоторое время мне стало лучше, и я повеселела. Все это было как во сне, я помнила только белую дверь с позолоченной табличкой и обнаженного по пояс мужчину. Но лица его не могла вспомнить. Наверно, потому что не смотрела на него. Рубашки на нем все-таки не было — это я точно помню и… О боже! Как он прекрасно сложен! Я улыбнулась. Наверно, и это было сновидением. Я помыла руки и вдруг растерялась. Я не знала, что сказать хозяину, и почувствовала, как краснею. Я заглянула на кухню, потом в комнату — там никого не было. На стенах висели картины — и очень хорошие, и посредственные. А в некоторых я просто не разобралась. На полу валялся всякий хлам: бутылки, пластинки, книги, окурки и даже деньги. Наверно, хозяин квартиры в ссоре с женой, а может быть, у него ее совсем нет.
Мужчина стоял на балконе. Я была растрогана этой деликатностью и хотела тихо уйти, но передумала и в нерешительности остановилась в дверях. Потом подошла к балкону. Да, я не ошиблась, сложен он великолепно. При каждом движении мышцы упруго перекатывались под влажной кожей. Я постучала в балконную дверь, а он вошел в комнату.