Увидев его лицо, я густо покраснела.
— Извините, пожалуйста, за беспокойство, но мне было так плохо…
Он смотрел на меня с высоты своего роста, склонив голову. Наконец, щелкнув языком, не очень вежливо поинтересовался:
— Вы спустили за собой?
Растерявшись, я кивнула.
Он скорчил гримасу, и я поняла, что он смеется.
— Я напугал тебя, крошка? — Он провел рукой по моему подбородку. — Может, тебе снова надо туда?
Я попятилась. Мне сразу захотелось сказать ему, что он дерзок, невоспитан и к тому же хвастун, потому что ходит перед посторонними полуголым, чтобы показать свое прекрасное тело.
— Осторожно! — Он остановил меня жестом. Потом поднял с пола одноглазую и однорукую куклу, у которой на голове вместо волос были дырки. — Она ведь женщина и не любит, когда на нее наступают.
Он проводил меня до входных дверей. Одной рукой он открыл замок, а другой взял меня за руку и поцеловал в ладонь.
— Заза Модебадзе — ваш покорный слуга. Уверен, что вы никогда не забудете моего гостеприимства, — с этими словами он закрыл за мной дверь. Я улыбаясь стояла на лестнице. Наконец, сбежав по ступенькам вниз, обернулась: Заза стоял в дверях.
— Эй, как тебя зовут?
— Нино.
— У тебя нет сигарет?
— Я не курю.
Он махнул рукой и закрыл дверь.
Гиви встретил меня улыбкой, мне тоже было весело. Я ему что-то наплела о своем друге, и мы поехали. В машине, наблюдая исподтишка за Гиви, я невольно сравнивала его с Зазой. «Нет, Гиви лучше. Он красивее и серьезнее. Хотя… у него слишком белые руки и в придачу небольшое брюшко. Ну, какие глупости, в конце концов, ведь и я далека от совершенства».
Я поздно легла. Думала, что, устав, быстрее засну, но мысли не давали мне покоя. Обняв подушку, я представляла, как через несколько недель буду лежать в чужом доме, в чужой комнате. А утром… испытующий взгляд его матери. Каким жутким должно быть то утро! Я постаралась представить себе Гиви рядом с собой. Брр… у него, наверно, волосатая грудь и волосатые ноги. Невольно я вспомнила Зазу, его гладкую кожу и перекатывающиеся мышцы. Я вообразила, как дотрагиваюсь до нее и осторожно, будто боясь, что она растает под моими пальцами, провожу по ней. Он обнимает меня за плечи и крепко прижимает к себе. И впервые меня охватило желание. Но едва я вспомнила его насмешливые глаза, как мне стало стыдно. Как можно думать об этом, когда уже и свадебное платье заказано. Наконец я заснула. Проснулась с тяжестью в сердце. Сегодня Гиви работал, и я не ждала его. Позавтракав без аппетита, зашла к портнихе, потом немного посплетничала у подруги.
Сердце щемило, мучила совесть. Но почему?
Дождь покапал и перестал. Я бесцельно шла по улице. Где я? Если свернуть направо и немного пройти по этой улице, то можно дойти до дома, где была вчера. Я вошла в магазин и шепотом спросила у продавца, нет ли хороших сигарет. С видом заговорщика он назвал мне какие-то импортные сигареты, и я купила целый блок.
И вот я на втором этаже, перед дверью с позолоченной табличкой. Позвонила.
— Войдите, — послышался голос.
Заза был на кухне. Он мыл посуду, обвязав бедра вместо фартука полотенцем. Не удивившись моему приходу, он сказал, что ждет гостей, и попросил меня помочь, если есть время.
Развернув бумагу, я протянула ему сигареты.
— Вашего гостеприимства я, как видите, не забыла.
Заза посмотрел на сигареты.
— Ты чудо. Может, тебе снова захотелось в туалет?
— О, это мне слишком дорого обойдется, — засмеялась я, осмелев, подошла к мойке и начала мыть посуду. Заза вытирал ее, не переставая болтать. Однако ни на один вопрос он не отвечал мне прямо. С грехом пополам я выяснила, что он художник и работает в редакции какого-то журнала.
Держался со мной Заза естественно, и мне вдруг показалось, что мы знакомы очень давно. И мне стало стыдно своих вчерашних мыслей.
— Что поставить на стол? — спросила я.
— Ничего. Все принесут. Кстати, вот и они. На лестнице послышались голоса.
— Разве ты не оденешься?
— Зачем? — Он посмотрел на меня с удивлением. — Впрочем, ты права.
Для него, видно, было в порядке вещей летом ходить дома полуголым. В комнату вошли пятеро — две девушки и трое парней. Закуску они занесли в кухню. Парень с гвоздикой в зубах — руки его были заняты бутылками — отвесил мне поклон и проговорил сквозь зубы:
— Это вам.
Я взяла у него гвоздику, и он затараторил:
— В этом доме бывало много девушек, но такую красавицу я вижу впервые.
Я могла сказать, в свою очередь, что такого красавца тоже вижу впервые, но вовремя поняла, что комплимент не получится.
Девушки неприязненно смерили меня взглядом и начали накрывать на стол. Почувствовав себя лишней, я сказала Зазе, что мне пора уходить. Заза пожал плечами, но вмешался Рамаз — тот, который преподнес мне гвоздику. Он сказал, что они меня никуда не пустят, затащил меня в комнату и, усадив рядом с собой, приступил к обязанностям тамады. Застолья мне нравятся только потому, что я люблю хорошие тосты. А Рамаз их произносил блестяще. Со мной он был подчеркнуто внимателен, поминутно предлагал мне то одно блюдо, то другое. Слова и манеры его были изысканны, будто он заранее готовился, а в общем производил впечатление слишком самоуверенного мужчины, избалованного женским вниманием.
Вскоре пришла еще одна девушка. Юбка с разрезом спереди была застегнута лишь на три пуговицы, обнажая при ходьбе стройные ноги, а высокая грудь так красиво вырисовывалась под тонкой тканью, что невольно возникало желание положить на нее голову.
— Привет! — сказала девушка. Из разговора я поняла, что ее зовут Додо. Она бросила сумку на диван и поцеловала каждого в губы. — Здесь у меня отличные пластинки.
Темо бросился к сумке Додо, а Рамаз недовольно проворчал, что из-за этих пластинок мы расстроим ему застолье. Набив едой рот, Додо промычала:
— От твоих тостов у меня голова трещит!
Она подошла к Зазе и, отобрав у него бокал с вином, повела танцевать. Меня пригласил Темо, потом Рамаз. Я пожалела, что осталась здесь. Положив руки мне на бедра, Рамаз прижимал меня к себе. Я посмотрела на остальных: те танцевали приблизительно так же, никто не обращал на нас внимания. Выругай я Рамаза, меня бы здесь просто приняли за дурочку. Танцуя, я дрожала как от озноба. Наконец пластинка кончилась. Заза собрал бутылки и пошел на кухню. Я вышла следом.
— Потанцуем? — улыбаясь, предложил он.
— Нет, пожалуй, мне пора.
— Как хочешь.
Он легко отпускал меня, и это было неприятно.
— Если ты не против, то завтра я могу помочь тебе с уборкой.
— С этим я и сам справлюсь, — и, будто вспомнив что-то очень важное, добавил: — Приходи просто так.
Я не хотела видеть Рамаза и ушла не попрощавшись.
Утром я заскочила на работу, чтобы пригласить на свадьбу сотрудников. Для девочек это будет неожиданностью, ведь они знают, что я никогда никого не любила.
Там на меня обрушился град новостей: скончался начальник отдела кадров, его еще не проводили в последний путь, а за это место уже идет борьба; сорокалетняя Дареджан родила двойню, вчера в парке секретарша обнималась с каким-то парнем… Я долго выслушивала эти новости и только на улице вспомнила, что забыла передать им приглашение. Хотя… успеется и потом.
Белая дверь была не заперта. Подвыпивший Заза, наверно, забыл ее закрыть. Я вошла: на меня пахнуло каким-то дурманом. Из комнаты доносилась тихая музыка. Я заглянула туда и обомлела: на диване сидела обнаженная Додо и курила, вперив бессмысленный взгляд в стену. В кресле сидел Заза, на шее у него был повязан женский платок. Он смотрел на меня и глупо улыбался. Он не узнавал меня. Наконец я поняла, какой именно запах стоял в квартире, и бросилась вон.
И зачем только я притащилась в этот дом! Приключений захотелось? Вот и получай! Нет, с меня довольно! Сейчас же, сию минуту я должна увидеть Гиви и немного успокоиться.
Я позвонила ему на работу и попросила прийти ко мне. Но Гиви сказал, что сегодня у него собрание, а вот завтра мы обязательно увидимся — в филармонии гастролирует какой-то ансамбль, билеты уже куплены. У меня окончательно испортилось настроение, и я пошла домой.
На таких концертах я забываю обо всем на свете. Я представляю, будто это я пою на освещенной сцене в красивом платье. Песня приносит мне самой столько радости, что дрожь пробегает по телу, и я счастлива. Раздаются аплодисменты. Мне подносят цветы, целуют руки. Кто-то из зрителей поднимается на сцену, и вдруг я вижу, что из-за большого букета ярких гвоздик мне улыбается Заза. Но почему именно Заза? Мысленно я сменила его голову, и теперь из-за большого букета ярких гвоздик мне улыбалось лицо Гиви. Да, пожалуй, так лучше.
В антракте мы вышли из зала, Гиви пошел за лимонадом. Кто-то окликнул меня. Это был Рамаз. Он подошел, и мы с ним расцеловались, как старые знакомые.
— Хочу хоть раз увидеть тебя при дневном свете — действительно ли ты так красива, или это только кажется? — Рамаз обнажил в улыбке ряд красивых зубов.
— Не заставляй меня краснеть, это не идет к моему желтому платью. — Я ни о чем не хотела спрашивать Рамаза, но с языка невольно сорвалось: — А Заза здесь?
— Заза? Нет, он сказал, что не совсем здоров.
У меня сжалось сердце. Может быть, он теперь один и ему плохо. И некому за ним присмотреть. Додо? За ней самой нужен уход. Кажется, он неплохой человек, и, может быть, ему нужна моя помощь. И если эта помощь доставляет мне удовольствие, то почему бы мне не помочь ему?
Утром Зазы не было дома. После обеда я снова зашла к нему. Он что-то рисовал.
— Пожалуй, я пойду, не буду мешать тебе.
— А ты не мешаешь. — Он протянул мне какой-то текст. — Прочитай и скажи, как бы ты все это оформила.
Я прочитала.
— Я бы нарисовала деревенский дворик, закат солнца и на берегу речки плакучую иву с лицом скорбящей матери.
— Гм, где нее там ива?
— Я ее представила.