Войдя в комнату и включив свет, Заза пошутил, что не узнает свою комнату и что он, наверно, не туда попал. На кухне он заглянул в кастрюли и с удовольствием потянул носом. За столом с набитым едой ртом он не переставая болтал:
— Ты отличная хозяйка, охваченная болезнью чистоты. Все несоленое и невкусное, но что поделаешь, я голоден.
Я пыталась улыбнуться и даже есть, но кусок не шел мне в горло. А когда мыла посуду, то вдруг возникло желание убежать к маме, расплакаться и, прижавшись лицом к ее коленям, отвести душу. Но в это время меня позвал Заза.
Он разделся и как ни в чем не бывало лежал в постели. Что ему до моих переживаний, ему ведь это дело не в новинку. Погасив свет, он силой усадил меня на диван и попытался расстегнуть «молнию».
— Тебе нравится, когда тебя раздевают?
Я вскочила, сгорая от стыда:
— Нет… Я сама.
Наконец, раздевшись, я легла. Он обнял меня, но вдруг засмеялся:
— А это зачем? — Он стал снимать с меня комбинацию. — О, малышка Нино, ты меня уже замучила!
Мне казалось, что я в дурном сне. Я слышала тяжелое дыхание, лишь временами какие-то слова доходили до моего сознания. Я находилась в объятиях мужчины, тело которого теперь вызывало у меня только отвращение, а близость с ним — нестерпимую дрожь.
Прошла целая вечность, пока спокойствие Зазы не передалось мне. Я уже думала, что он спит, когда он вдруг встал и закурил.
— Нино, как тебе сказать… Ты до меня ни с кем не бывала?
Я молчала. Он мотнул головой:
— Хотя, что спрашивать, это я и сам понял.
Он зажег свет и посмотрел на меня.
— Сколько тебе лет?
— Не волнуйся, я совершеннолетняя и тебя ни в чем не виню. К тому же я не собираюсь виснуть у тебя на шее. А если я тебе надоела, могу уйти сейчас же.
Я хотела встать с постели, но он удержал меня за плечи и, потершись своим носом о мой, спросил:
— А плакать не будешь?
Я улыбнулась:
— Нет.
— И поцелуешь?
В его глазах наконец я прочла то чувство, которого не передать ни в каких книгах, и сквозь слезы проговорила:
— Да, да.
Нас разбудил звонок в дверь. Заза в одних трусах побежал открывать.
— Не пускай сюда никого! — крикнула я и с головой ушла под одеяло. По голосу я узнала Додо.
— Не входи в комнату, — сказал ей Заза.
— А что случилось?
— У меня гость.
— Из робких, наверно. Я его знаю?
— Нет, это иностранец.
— Ты боишься, что я устрою сцену ревности?
Заза повысил голос:
— Я уже сказал тебе — не входи!
— Да ладно тебе, не психуй. Держи вот, Павлик прислал. Деньги есть?
— Есть. Подожди, сейчас вынесу…
На работу Зазе не нужно было идти, и он собирался сегодня поработать дома. Я сказала ему, что пройдусь немного. С рынка домой я возвращалась с двумя полными корзинками. А впрочем, домой ли? Или в гостиницу?
Заза рисовал.
— Что тебе приготовить на обед?
— «Греми», «Енисели», «Варцихе».
— Отвечай! — Я топнула ногой.
— Все равно, мой желудок все переварит.
— Тогда снимай башмаки, я их тебе пожарю.
— Не мешай.
Я села в углу на стул и стала чистить лук.
— У тебя нет мастерской? Теперь у всех художников есть мастерские.
— Унеси лук, глаза горят. А что касается мастерской, то на нее нужно вот столько денег, — и он развел руками, — а их у меня мало.
— А если я тебе дам?
Он насмешливо посмотрел на меня и присвистнул.
— Я не шучу. У меня на книжке девять тысяч с хвостом. На одну небольшую комнату вполне хватит. А здесь мало света и часто надоедают.
— У тебя отец вор или профессор?
— Не угадал. Он был капитаном дальнего плавания. Мне было девятнадцать лет, когда он умер, врачи нашли у него рак. — Я поставила кастрюлю с луком на пол и прикрыла газетой. — Он неплохо зарабатывал и вносил деньги на мое имя. Мама у меня зубной врач, и у нее тоже немалый доход. Сначала я хотела купить себе машину, но мама не позволила. Почему бы не потратить их на дело?
— Передай их лучше в детский приют.
— Если бы ты смог устроить формальности, то я передала бы их тебе. Знаю, знаю, что ты скажешь, — я предостерегающе поднесла палец к губам, — эти деньги я предлагаю тебе не безвозмездно, а взамен на одну услугу.
— Интересно, какая же это услуга?
Я замолчала.
— Ну говори же.
Едва слышно я проговорила:
— Не кури больше той гадости.
Он бросил на меня такой испепеляющий взгляд, что я испугалась. Но скоро на его губах снова заиграла насмешливая улыбка.
— Мне твои деньги вообще не нужны, не говоря уж о таком дурацком предложении. Только женщине могла прийти в голову такая блестящая мысль. Иди на кухню и не действуй мне на нервы.
— Я хотела как лучше, — пробормотала я и вышла из комнаты.
За обедом Заза удивил меня. Он опять смеялся и дурачился, будто ничего не произошло. Он легко взрывался, но так же легко остывал, забывая обиды и ссоры.
— К этому столу не лишним был бы холодный арбуз. Хочешь, завтра куплю?
Я достала из холодильника арбуз.
— Матерь божья! Да исполнит господь все твои желания!
Он нарезал арбуз на большие куски.
— Я, конечно, не господь, но, может, и мне удастся исполнить твое желание. Пожелай что-нибудь!
— Мне хотелось бы уехать в какую-нибудь глухую деревню у моря, где есть горы и лес и нет знакомых.
Заза сплюнул косточки в тарелку.
— Действительно, было бы здорово. Но без денег… О, я совсем забыл, что разговариваю с миллионершей. Может быть, и сейчас тебя посетит какая-нибудь дельная мысль? — захохотал Заза.
— Почему бы и нет. Ты будешь рисовать и продавать мне картины. А потом будешь выдавать мне эти деньги на расходы.
— Эта мысль оригинальней предыдущей. Из тебя бы получился неплохой делец. — Он перестал наконец смеяться и задумался. — Отпуск у меня в августе, но его можно перенести. Вроде и отпускные полагаются? Давай-ка исполним твое желание!
На его плечо села муха, и одним лишь движением мышцы он отогнал ее. От неожиданности я даже рассмеялась и подавилась арбузом.
— Что это тебя так рассмешило? — удивился Заза.
— Да нет, ничего. Просто радуюсь.
Я вошла в ванную, встала перед зеркалом. Я долго старалась привести в движение мышцу плеча, как это сделал Заза, но у меня ничего не получилось.
На следующий день я пошла к Мери. Приукрасив свое приключение, я нарисовала себя счастливейшей из женщин и попросила Мери сходить к маме, успокоить ее и сказать, что я уезжаю.
Мери пожелала мне счастья, но с какой грустью она посмотрела на меня! Ведь Мери умница: она обо всем, конечно, догадалась, но и словом ни о чем не обмолвилась.
Мери мне как мать, только молодая, она — моя сверстница.
Мы уехали в тот же вечер сочинским поездом. Я решила сойти на первой же приморской станции, которая мне понравится. Наконец мы нашли такую.
Деревушка находилась далеко от железнодорожной станции. Слева от нее, вся в зелени, возвышалась гора, справа протекала какая-то речка, а прямо перед деревней, зеленоватое и жемчужное, плескалось море.
Отдыхающих было немного, мы быстро нашли комнатку и прожили в ней почти два месяца. Мы отправили на работу письма с просьбой предоставить отпуск без содержания, но если бы даже нас уволили, мы едва бы стали горевать.
Хозяйка наша, пожилая женщина, вдова, все никак не могла нахвалиться своим единственным сыном Вано и только о нем и говорила. Скоро мы подружились с Вано: он оказался добрым малым. В плохую погоду он заходил к нам с нардами и очень смешно рассказывал о своих друзьях и школьных учителях. Он говорил, что если на следующий год не поступит в театральный институт, то мать его никогда здесь больше не увидит.
Вдова тоже не обходила нас своим вниманием — то фрукты занесет, то горячий гоми. Однажды я сказала:
— Славная женщина наша хозяйка: добрая и честная.
— По-твоему, быть честным хорошо? — удивился Заза. — Честному я предпочитаю подхалима. Вот, например, понравилось бы тебе, если бы ты была горбатой и тебе сказали бы об этом? Честный съязвит и радуется, вот какой я, дескать, правдивый, и ему наплевать на то, что кому-то он причиняет боль. Хотя в глубине души, я уверен, он радуется твоему уродству.
— Ты говоришь о злых людях, а я, наоборот, о тех, кто понимает тебя и желает тебе добра.
— Я и без посторонней помощи как-нибудь разберусь в себе.
Так мы и жили: были и ссоры, и радости. Мы исходили окрестности, читали, удили рыбу, в полночь шли к морю и, обнаженные, плескались в теплой воде, а вернувшись поздно и закрыв за собой калитку, мы уходили от мира. Сумасшедшая страсть Зазы передавалась мне. Весь день я с нетерпением ждала наступления темноты, и лишь на рассвете меня охватывало чувство беспокойства: не слишком ли мы шумели. Успокаивало лишь то, что хозяйка наша была глуховата, а Вано по обыкновению либо спал на чердаке, либо репетировал.
Поначалу Заза был весел и внимателен, но потом его стало что-то беспокоить. Однажды утром он ушел и вернулся поздно, уставший и довольный. Когда он исчез снова, я, закрыв дверь, вытащила из его чемодана принесенный Додо пакет. С отвращенном смотрела я на зеленоватый порошок. Я знала, что если я его выброшу, Заза мне этого не простит. Часть порошка я зарыла в саду, и мне стало легче. Но я была даже благодарна Зазе за то, что он воздерживался при мне.
За исключением этих нескольких дней остальные я прожила счастливо. Иногда я думала о своем прошлом и никак не могла вспомнить, что заполняло мою жизнь до знакомства с Зазой. Все эти двадцать шесть лет? Я боялась, что мой праздник скоро кончится и снова пустота войдет в мою жизнь.
Домой мы вернулись в начале сентября. В тот же вечер пришли друзья Зазы и напились. А утром я увиделась с мамой и наконец помирилась с ней. Она много плакала, но от знакомства с Зазой решительно отказалась.
Вечером пришел Рамаз.
За столом Заза вспомнил Вано и очень смешно копировал его. Я немного выпила и, извинившись перед Рамазом и сказавшись уставшей, пошла спать. Они прикрыли дверь кухни, чтобы не беспокоить меня.