Борис поднял руку, останавливая стрелков за спиной. Те тут же насторожились и рассредоточились по вестибюлю, заняв тактические позиции за перевернутой мебелью. Борис присел у разоренного автомата и осмотрел его. Да, безусловно, дикие. Если даже предположить, что мутанты позарились на несвойственную им еду, они бы разнесли автомат, мало что от него оставив. А тут виден разумный подход – выбито только стекло, и ничего больше.
– Скорее всего, дикие! – Борис поделился предположением со стрелками. – Стас, давай вперед, на лестницу, остальные прикрывают с тыла.
Один из парней, обогнув стойку ресепшена, проскользнул в короткий коридор, ведущий к лифтам и лестнице. Остальные, держась за Борисом и стараясь не шуметь, двинулись следом.
Здания в городе всегда таят опасность. Заходя в одни, больше рискуешь, в другие меньше. Но полностью безопасных сооружений не бывает в принципе.
В высотках на окраине любили обосновываться дикие. Им это было удобно по целому ряду причин. Во-первых, множество отдельных комнат позволяло ночевать поодиночке, чтобы не стать жертвой кого-то из сородичей, если тот ночью мутирует и нападет на других. Во-вторых, узкие коридоры и лестницы было удобно оборонять от мутантов, так как твари, при всем желании, не могли в них поместиться большой толпой.
Поблизости от воды здания представляли опасность из-за мутантов. Те нередко пережидали в подвалах жару, заставшую их во время охоты. Иногда они отходили ночью так далеко от водоемов, что не успевали вернуться с рассветом и вынуждены были искать если не сырое, то хотя бы затененное укрытие от прямых солнечных лучей, к которым их кожа была очень чувствительна.
Иногда же, и не так редко, как кажется, здания становились домом для опасных диких животных – шакалов, змей, а иногда и зверей покрупнее, тех, что стали потомками некогда сбежавших из зоопарков.
В любом случае Борис пожалел, что не взял с собой ни одной собаки. Даже без учета превосходных боевых качеств псы обладали необходимым для подобных ситуаций чутьем. Это качество было незаменимым, и многим из людей Клана оно за последние двадцать лет спасло жизнь. Собака бы учуяла и зверей, и мутантов, и диких, вовремя предупредив стрелков своим поведением. Теперь же оставалось проявлять максимум осторожности.
Казалось бы, что может быть проще, чем добраться до здания и осмотреть местность в бинокль с верхнего этажа. Но в новом мире легко не давалось ничего. Абсолютно. Все было сопряжено с той или иной мерой риска, да и усилий на все требовалось значительно больше, чем раньше. С одной стороны, это закаляло людей, с другой, настолько выбивало у них почву из-под ног, что некоторые не выдерживали и ломались. Кто-то сдавал позиции в одном, кто-то в другом. В душе одних поселялся страх и начинал съедать изнутри. Другие, напротив, понимали краткость и стратегическую бессмысленность собственной жизни, отчего становились излишне бесшабашными, теряли осторожность, чем ставили под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь других.
И еще эта жара, от которой мозги плавятся… Она подавляет волю, велит просто забраться в тень, попить воды, расслабиться и ничего не делать. Но нет такой возможности, поэтому действовать приходится через силу, со всеми вытекающими из этого отрицательными последствиями. В общем, ясно было, что Макс погорячился, не дав группе собак, а Борис ошибся, не настояв на этом. Оба недооценили возможные риски. Ну да… Что может быть проще, чем добраться до здания и осмотреть местность в бинокль с верхнего этажа? Вот и результат.
Деревянные двери лифтов давно выгорели почти без остатка. Наверное, когда люди уже не могли принимать участие в работе механизмов, начались перебои, неполадки, перегрузки и связанные с ними возгорания. А может, это дикие, прячась от мутантов в самом начале, не слишком осторожно обращались с огнем. Или же использовали огонь как оружие против тварей. Пламя, действительно, помогало. Мутанты никогда не лезли напролом через стену огня, и, при достаточном запасе горючих жидкостей, это можно было временами обращать в свою пользу.
Борис осторожно заглянул в лифтовую шахту. От самой кабины ничего не осталось, кроме валяющихся на дне обломков дерева и торчащих металлических деталей, а вверху, убегая к невидимым во тьме лебедкам, тянулись промасленные и густо покрытые слоем пыли тросы. Где-то звучно падали капли воды. Судя по звуку – в лужу. От этого мурашки пробежали по спине. Но много воды тут быть не должно – взяться неоткуда. Просто в шахте, на прохладных стенах, образуется конденсат. Он стекает, капает… Но такой способ самоуспокоения Борису не помог.
– Тут вода, – сообщил он стрелкам. – Всем сохранять бдительность! Продвигаться боевым порядком. Считайте, что здание занято противником.
Выход на лестницу оказался в конце коридора. Она, пролет за пролетом, уходила вверх по бетонному коробу, лишенному окон, и явно носила вспомогательный характер на случай пожарной эвакуации.
– Стас, вперед, Дэн замыкает, Марат у меня за спиной, – распределил стрелков Борис. – Двигаемся, не спим! На следующем этаже меняетесь. Стас контролирует дверь, все проходят, он замыкает. Выше Дэн контролирует дверь. Марат, ты их обоих прикрываешь.
– Есть! – ответил самый молодой из стрелков.
Добравшись до второго этажа, Стас взял выход на лестницу под ружейный прицел и, пропустив остальных выше, двинулся за ними, по-прежнему не сводя с двери четырех ружейных стволов.
Наконец добрались до шестого, самого верхнего, этажа. Но окна комнат выходили либо на восток, либо на запад, что было крайне неудобно для наблюдения, так как канал лежал к северу. Пришлось осмотреть этаж на предмет еще одной лестницы, ведущей на крышу. Она нашлась в небольшом тамбуре в конце коридора.
– Стас, осмотри крышу и давай обратно, – велел Борис.
Парень вскарабкался по нескольким гулким металлическим супеням, и высунул голову через люк.
– Чисто! – сообщил он.
– Все, я тогда туда, а вы держите коридор, – приказал Борис. – На всякий случай.
– Может, комнаты пока осмотреть? – предложил Дэн.
– Дикие бы себя уже выдали, а мутантов так высоко быть не может. Что им тут делать? Но если хочешь, осмотри. Может, найдешь чего полезного.
– Хорошо.
Борис выбрался на крышу, сощурившись от немилосердно яркого солнца. К счастью, свежий морской ветер чуть освежал, хлопая болтающимся за спиной концом куфии. И пыли не было. Благодать. Крыша была плоской, с невысоким бетонным парапетом по краю, вдоль которого бурями намело целые барханы песка за несколько лет.
Добравшись до северного края крыши, Борис опустился коленями в горячий песок и поднял к глазам бинокль. Вид сверху открывался превосходный – разрушенная временем Александрия раскинулась как на ладони, до самого моря. На берегу торчали в небо уцелевшие башни мечетей, а за многоэтажными фешенебельными отелями можно было разглядеть зеленое пятно идеально круглой лагуны. Остальное море было таким нежно-голубым, что невольно вызывало ассоциации с раем. Но Борису было не до красот, хотя такого шикарного пейзажа они никогда еще не видел. Просто не доводилось подниматься на такие высокие точки. Вздохнув, он перевел взгляд на то место, где, судя по карте, должен был пролегать канал.
Канал был на месте, он оказался шириной метров шесть, густо порос по краям тростником, но в прорехах растительности можно было заметить характерный отблеск солнца в воде. Время от времени по отблеску пробегала рябь, похожая на сверкающую рыбью чешую, – это, где было поглубже, плескались мутанты, смачивая подсыхающую на жаре кожу. У Бориса отлегло от сердца, и он вызвал Макса по рации.
– На связи! – ответил тот.
– Вода в канале есть! – сообщил Борис. – Мутантов тоже полно. Все в порядке.
– Кто бы мне раньше сказал, что наличие мутантов в полукилометре способно меня обрадовать, повертел бы у виска пальцем. Но факт.
– Тогда я возвращаюсь?
– Нет, погоди. Отсюда же не видать ничего толком. Неудобно мортиры наводить. Так что ты нас откорректируй.
– А, ну да… – охотно согласился Борис. – Мы с тобой почти на одной линии, так что я могу азимут дать по компасу.
– Незачем. У меня же карта есть, азимут по компасу на нужную точку я сам возьму. А ты откорректируй по расстоянию, а то я не увижу даже, с недолетом бью или с перелетом.
– Хорошо.
Макс приказал канонирам снаряжать мортиры. В отличие от пушек, стреляли они не шрапнелью, а специально разработанными для сегодняшней операции осколочно-шумовыми бомбами, предназначенными для кратковременного вывода из строя мутантов. На готовые осколочные элементы особой надежды не было, они скорее были нужны для утяжеления снарядов, чтобы меньше теряли скорость от сопротивления воздуха. А вот грохот мутантов глушил надежно, секунд на десять – двадцать, и этого было вполне достаточно.
Когда двадцать мортир было снаряжено, Макс приказал сделать пробный выстрел, но не залпом, а из одного ствола, чтобы дать Борису возможность откорректировать возвышение траектории. Канонир замкнул цепь электровоспламенителя, и воздух содрогнулся от гулкого хлопка, скорее похожего на пуск фейерверка, чем на пушечный выстрел. Ветер унес на юг белое облако дыма.
– Есть пуск! – сообщил Макс.
– Видел вспышку и дым! – подтвердил Борис.
Бомба, вылетев из ствола, потратила полных пять секунд на полет по навесной параболической траектории, после чего шлепнулась довольно далеко к северу от канала. Еще через две секунды догорел замедлитель, и бомба разорвалась с резким, мощным, даже на расстоянии оглушительным грохотом.
– Перелет метров двести, – сообщил Борис. – Но шарахнуло что надо.
– Состав тот же, что и в наших гранатах, – произнес Макс. – Но количество, видимо, имеет значение.
Он дал команду откорректировать возвышение на несколько градусов, после чего канониры произвели еще один выстрел.
– Недолет метров сто!
– Принял!
Макс произвел последнюю коррекцию установки и приказал дозарядить бомбы взамен отстрелянных. Пришло время «главного блюда» порученной Максу миссии. И этим блюдом была взрывчатка. Не порох, не быстрогорящие топливно-окислительные смеси, которыми пиротехники набивали гранаты, а самая настоящая взрывчатка, оставшаяся со старого времени, добытая на военных складах. Три заряда по два килограмма весом.