— Это вы урод!
Удивленный, он медленно развернулся к ней.
И удивился еще больше, когда встретился со взглядом Джессики. Которая не опустила глаз.
— Это ты урод! — повторила девочка. — Омерзительный, гадкий!
Рафаэль снова открыл глаза. Он знал, что́ сейчас последует за этим приступом бунта, его сердце болезненно сжалось.
Папочка шагнул к кровати, Джессика ощутила, как ее отвага сдувается, словно дырявый шарик.
Палач был уже совсем близко. Он смотрел на нее, словно собирался вот-вот проглотить.
— Тебе не терпится умереть? Я научу тебя молчать, мерзкая девчонка!
— Она тебя расцарапала? — удивилась Сандра.
Она поднесла ладонь к его лицу, он грубо оттолкнул ее руку.
— Больше не посмеет, — заверил Патрик. — Я научил ее вежливости.
— Это которая? Спорю, что Джессика!
Патрик улыбнулся:
— Да, Джессика.
Он уселся возле кухонного стола, откромсал кусок хлеба и проглотил несколько крошек.
— Она потрясающая. Действительно потрясающая. Мне очень нравятся ее ноги. И лицо тоже… И голос, когда она кричит.
Сандра закурила сигарету из валяющейся в кухне пачки Рафаэля.
— Кстати, твой дружок очнулся.
Сандра у него за спиной изменилась в лице.
Глава 33
— Джесси, ты как? — прошептала Орели.
Эта внезапная тишина. Этот тревожный полумрак, даже несмотря на то, что похититель оставил в ванной неоновую лампу.
Все, что могла различить Орели, — это очертания тела своей подруги, которая, скорчившись, лежала к ней спиной. Одна ее нога нервно подергивалась.
Наверное, она перестала плакать, — во всяком случае, ее рыданий не было слышно.
Орели снова уселась по-турецки на продавленном матрасе и еще раз вытерла губы. Отвращение не покидало ее. Желание блевать тоже.
Хоть бы одну каплю воды, чтобы отмыть рот от этой пакости.
Но это было ничто по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть Джессике.
Орели закрыла глаза, в мозгу мелькали картинки.
«Тебе не терпится умереть? Я научу тебя молчать, мерзкая девчонка!»
Он отвязывает ее, хватает за горло, заставляет опуститься на колени. Она сопротивляется.
— Покорись, Джесси! Иначе он убьет тебя. И я останусь совсем одна.
Джессика вырывается от него, бьется о запертую дверь… Его рука хватает ее за волосы… Она расцарапывает ему щеку, с силой, которую ей придает отчаяние, наносит ему удар. В живот, яростно.
Джесси, нет! Не делай этого, пожалуйста… Я не хочу, чтобы меня снова бросили.
Рафаэль лежал с открытыми глазами.
Теперь ему больше не удавалось отключиться. Боль не позволяла.
Он слышал, как она дышит. И наверняка плачет.
Сильная девчушка. Только что она поразила его, проявив колоссальную смелость.
Ей даже удалось схватить бейсбольную биту.
Давай, малышка, ударь его, бей! Раскрои ему череп! Не поддавайся жалости.
Но все пошло не так. Все всегда идет не так.
Однако она попробовала. Изо всех сил. Чтобы попытать счастья, воспользовалась тем, что он ее развязал.
Все поставила на карту.
Она не позволила страху заставить себя замолчать, не испугалась угроз.
Сильная. Невероятно сильная. Исключительно отважная.
Но у нее не получилось. Он разоружил ее. А по-том…
Рафаэль закрыл глаза. Ему было больно, как же ему было больно.
Он думал о Вильяме, он никогда не прекращал думать о нем.
Я жив, братишка. Жив… Как и ты, я это чувствую. Я придумаю, как нам выбраться отсюда, обещаю тебе. И тебя, малышка, я тоже отсюда вытащу. Пока он не совершил непоправимого. Только дай мне время восстановить силы, тварь, и, клянусь, ты у меня будешь купаться в собственной крови…
Орели попыталась еще раз. Одиночество слишком жестоко.
— Джесси, ты меня слышишь? Ответь мне… Скажи мне что-нибудь, твою мать!
Почему она отказывается говорить?
Она ведь в сознании, Орели это знала. Нога Джессики продолжала дергаться в адском ритме.
Он вырвал бейсбольную биту из рук Джессики и направил на нее… Удар в живот, она согнулась пополам. Перестала дышать, рухнула на пол на колени; он за волосы отволок ее к кровати.
Орели завопила. Так громко, как только могла. Чтобы не слышать звук ударов.
Она зажмурилась. Так крепко, как только могла. Чтобы не видеть, как пытают ее лучшую подругу.
Он даже не выглядел сердитым… Спокойный. Холодный. Собранный. Энергичный.
Ледяной голос.
«Ты у меня поймешь… Кто здесь распоряжается… кто хозяин… Что ты ничтожество…»
Она дождалась, когда он уйдет, чтобы заплакать.
И с тех пор ни стона, ни слова.
А вдруг Джессика уже никогда не заговорит?
Дом был безмолвен, как заброшенный. Сандра и Патрик поднялись на второй этаж.
Пара, выкованная в огне преисподней.
Вильям сжал пальцы Кристель.
— Держись, красотка, — прошептал он. — Держись… Не оставляй меня.
Они по-прежнему были связаны между собой, спиной к спине.
Перво-наперво папочка пропустил веревку между лодыжками Вильяма и другим концом привязал к фермерскому столу, который, должно быть, весил килограммов пятьдесят.
Невозможно пошевельнуться. Можно только дышать.
Чертовски болели плечо и нога. Но он представил себе страдания Кристель, со все еще заклеенным ртом и обоими перебитыми коленями. Так что запретил себе малейшие жалобы.
Жалобы вообще ничего не дают. Единственное, что следует делать, — это бороться.
Так учил его старший брат.
Рафаэль, я отомщу за тебя. Обещаю тебе, я отомщу. Только кровь смоет это преступление.
Я найду способ убить этого мерзавца. И я заставлю его помучиться, уж ты мне поверь.
Патрик лежал в своей уютной постели и улыбался в потолок.
Он думал о ней.
О Джессике, этом вооруженном до зубов ангелочке.
Он выявил ее истинное лицо. Вынудив ее прибегнуть к последним средствам защиты. А ведь это было только начало, только первые ходы игры, из которой нет выхода.
Игры, правила которой он подтасовал таким образом, что у жертвы не остается никаких шансов.
Джессика стала его новым наваждением, навязчивой идеей. Впредь он будет думать только о ней. Пока будет длиться партия, пока ему будет хотеться, чтобы она продолжалась.
Он лишит ее всего, что у нее есть. Абсолютно всего.
Разденет донага, заживо снимет кожу. Пока не останется только ее сущность.
А потом до тех пор, когда не останется больше ничего.
Ни чувства собственного достоинства, ни воспоминаний, ни надежды, ни даже характера. Ничего.
Ни ребенка, ни человека. Ни живого существа.
Предмет. Простой обычный предмет. Бесплотный. Который можно уничтожить по своему желанию, не испытывая ни малейшего укола совести.
Предмет, который выбрасывают, когда он больше не нужен. Когда он наскучит и приходится искать, чем бы его заменить.
На мгновение он задумался, где именно она станет его. Скоро… Ему не следует спешить. Он должен насладиться этим ожиданием, на которое обрекает себя, как на сладкую муку.
Никогда не стоит пренебрегать подготовкой, иначе удовольствие будет не таким острым.
Впервые в его власти их было две одновременно. Это еще больше возбуждало. Смотреть, как изменяется каждая из них, как зарождается их соперничество, как буксует дружба. Смотреть, как они скоро начнут терзать и поносить одна другую… Видеть, как страдание одной отражается в глазах другой.
И свидетели, зрители у него в амфитеатре тоже присутствовали впервые. Кроме Сандры, разумеется. Она-то всегда здесь.
Зрители, которым придется выйти на арену. Которым тоже предстоит исполнить свою роль. В игре, которая обещает быть столь же увлекательной, сколь и поучительной.
Патрик улыбнулся, утопая головой в мягкой подушке. Он спокойно закрыл глаза, готовясь погрузиться в сон, который непременно превратится в кошмар.
Ни одной ночи без кошмара — и так всегда.
Его собственные кошмары, которые он, без особой логики, заставлял переживать других. Потому что это ему нравилось больше всего.
Потому что, следует признаться, это его утешало.
А главное, потому, что он не знал никакого запрета.
Сандра еще не легла, она стояла возле окна.
Сегодня наступило полнолуние, или почти, и земля выплевывала в лицо небу свой туман.
Так что она ждала их…
— Ложись, дорогая.
Приказ, не терпящий никакого неповиновения.
Сандра снова встанет, когда он уснет. Он всегда засыпает раньше ее.
Она легла рядом с ним. Их тела не соприкасались.
Их тела вообще никогда не соприкасаются.
Уже очень давно.
Суббота, 8 ноября
Глава 34
Наверное, уже наступил день. Или ночь.
Совершенно непонятно. Лампочка в ванной комнате заменила и луну, и солнце.
Он знал только одно: он выжил.
Он не закрывал глаза с тех пор, как папочка ударил Джессику.
Он знал, что выпутался. Пока, во всяком случае.
В прежние времена он часто думал о собственной смерти. Без конца проигрывал разные варианты в голове. Представлял всякие сценарии, более или менее невероятные.
Убит полицейскими во время налета или побега.
Убит сообщником, предателем, который решил отобрать его территорию, украсть его добычу. Подобно хищникам, которые грызутся над еще теплыми останками жертвы.
Умер от старости на райском острове на краю света, истратив все свои деньги до последнего цента.
Но быть забитым до смерти мерзким извращенцем — это ни в какие ворота! Слишком уж убого, совсем ничего героического. Он не мог так кончить, у него еще оставалось чем рискнуть.
И теперь, после долгих часов дрейфа в хаосе собственных мыслей, он почувствовал, что готов.
Он сконцентрировался, собрал все оставшиеся силы и напрягся что было мочи. Ему удалось добраться до перегородки, ползком, как животное. Он постарался отдышаться, подождал, пока боль немного утихнет. Потом попытался сесть, превозмогая мучения. Он стиснул зубы, чтобы не закричать, но все-таки смог прислониться спиной к стене, напротив окна.