– Да что вы об этом знаете, – проворчал Кавара и снова вернулся к своей работе. Не оборачиваясь к нам, он сказал: – Уходите, бегите из этих гор как можно скорее! Или нас всех постигнет несчастье.
– Мы уйдем лишь тогда, когда закончим нашу работу. Если нам никто не поможет, это затянется надолго.
– Никто из Борго-Сан-Пьетро не будет вам помогать!
Разочарованные ответом, мы отправились в обратный путь к лагерю, и я сказал Риккардо:
– Видимо, нам придется здесь пробыть намного дольше.
Он покачал головой.
– Нет, нам нужна помощь.
– Но кто поможет нам?
– Жители других деревень, для которых хорошее жалованье значит больше, чем засыпанный город. С вашего позволения, синьор, я еще сегодня отправлюсь в путь, чтобы нанять новых рабочих. Вам только придется дать мне немного денег, чтобы я мог заинтересовать людей. А вы должны пообещать мне, что будете хорошо приглядывать за Марией.
Я обещал ему это с радостью, но не догадывался, что вскоре мне придется нарушить свое слово.
На второй день после отъезда Риккардо нас постигла беда, которую можно сравнить разве что с грозой, разразившейся посреди ясного неба и извергающей из своего свинцового чрева смертоносные молнии. Я вместе с солдатами спускался в подземный ход, как вдруг услышал громкие крики и треск выстрелов. Шум доносился со стороны лагеря, где остался капитан Ленуа и вторая половина солдат. Но самое главное – там была Мария, которая занималась приготовлением обеда.
Словно парализованные, мы прекратили работу и прислушались. Я вылез наружу первым и приказал солдатам следовать за мной.
– Но мы ведь оставили наши мушкеты в лагере, – ответил один сержант. – У нас здесь только лопаты.
– Ну и что? – бросил я в ответ и пустился бежать, не заботясь больше о сержанте и его товарищах. Страх за Марию гнал меня вперед. Когда я услышал шорох в кустах за своей спиной, то понял, что солдаты следуют за мной.
Вскоре перед нами появились палатки и укрытия лагеря. На земле лежали неподвижные тела, все это были люди капитана Ленуа. Какие-то мужчины в гражданской одежде подняли на нас свои мушкеты. Я мгновенно упал на траву и прикрыл голову руками. За треском выстрелов раздались стоны и крики раненых. Я услышал, как позади меня на землю падают французы, – без оружия у них не было ни единого шанса.
Прогремел еще один залп, и я увидел, как ко мне приближаются чьи-то грязные сапоги. Я понял, что незнакомцы убивают всех солдат, в которых еще теплилась жизнь. В следующее мгновение в мой затылок уперлось дуло мушкета. Я поднял глаза на худощавого мужчину, который безжалостно смотрел на меня.
– Этого не убивай! – послышался чей-то хриплый голос На нем нет униформы. Это, наверное, археолог.
Дуло мушкета отвернулось от меня, и человек с тощим ли цом сказал:
– Слушаюсь, герр майор.
Мне стало понятно, что оба человека говорят по-немецки На таком немецком диалекте говорили в Южной Германии или в Австрии.
– Приведите этого человека в лагерь! – приказал майор.
Двое мужчин подняли меня на ноги. Среди незнакомцев я, к своему удивлению, обнаружил Риккардо. Он сидел на корточках возле лагерного костра и держал за руки Марию. По его лицу текли слезы. Глаза Марии были закрыты, а на ее платье расползалось красное пятно крови: девушку ранили в грудь. Увидев меня, Риккардо дрожащим голосом сказал:
– Мария… она была права насчет вестника несчастья…
– Она… – Я запнулся, не в силах произнести ни слова.
– Мертва, – прошептал Риккардо и горько повторил: – Мертва.
Одетый в гражданское майор подошел к нам. Это был рослый, крепкий мужчина, на левой щеке которого красовался багровый шрам.
– С девчонкой произошел несчастный случай, – сказал он по-итальянски. – Попала шальная пуля. Мне очень жаль, синьор Бальданелло.
Не веря своим глазам, я смотрел то на майора, то на Риккардо. Постепенно я осознал, как получилось, что Риккардо вернулся именно в это время, К тому же у меня накопились другие вопросы, как то: почему напавшие оставили его невредимым? почему офицер обращался к нему с таким уважением, а не как с пленным? Я глубоко скорбел о Марии, но в душе осталось место и для нарастающего возмущения.
– Ты привел этих людей, Риккардо?!
– Да, – тихо ответил он. – Это было мое задание.
– Кто тебе его поручил?
– Как кто? Австрийцы, конечно.
Майор вытянулся передо мной по стойке «смирно». В своей разбойничье-гражданской одежде он выглядел скорее странно, нежели подтянуто.
– Майор фон Роттек, гренадер его величества кайзера, – сказал он по-немецки.
Я ничего не ответил. Стоя посреди трупов и глядя на безжизненное тело Марии на руках у Риккардо, я не испытывал никакого желания заниматься пустой вежливой болтовней. Я лишь бегло взглянул на майора, потом снова на Марию, не в силах поверить, что жизнь ушла из нее. И вдруг мне показалось, что ее ноздри еле заметно шевелятся, что веки будто подрагивают. Я потер ладонью глаза, которые пытались сыграть со мной такую злую шутку. Но я вновь заметил слабое подрагивание крыльев носа и век. Я быстро вытянул руку и задержал ладонь совсем близко от ее лица. Я почувствовал дыхание девушки, совсем слабое, но регулярное.
– Она жива! – громко воскликнул я, так что, наверное, было слышно в Борго-Сан-Пьетро. – Мария жива!
Мария действительно дышала, но ее жизнь висела на волоске. Пуля сидела глубоко в ее груди, возле сердца, однако в отряде майора фон Роттека не было врача. Риккардо побежал в деревню, чтобы спросить совета у бургомистра Кавара, и узнал, что в городке Пеша, приютившемся у подножья горы, должен быть врач. Риккардо взял лошадь убитого капитана Ленуа и поскакал в Пешу, в то время как я ухаживал за Марией. Если это, конечно, можно назвать ухаживанием. Она находилась без сознания. Дыхание было поверхностным. Девушка словно спала, но этот сон в любую минуту мог стать вечным. Я пытался уговорить себя, что так будет лучше для Марии, легче. Она не чувствовала боли, и, если ей суждено умереть, едва ли можно было бы придумать смерть лучше. Но в этом я не чувствовал утешения. Я не хотел, чтобы Мария умерла.
Уже смеркалось, когда Риккардо вернулся вместе с врачом, который сразу взялся за лечение. Спустя десять минут он с бледным лицом вышел из палатки, где лежала Мария, и сказал:
– К сожалению, ничего нельзя сделать. Пуля засела слишком близко к сердцу, чтобы ее вытащить. Если я решусь на это, вероятность того, что она не переживет операции, будет высока.
– А если вы не решитесь, доктор? – спросил Риккардо.
– Она умрет, – тихо ответил врач.
– Тогда сделайте операцию Марии немедленно!
Врач покачал головой.
– Я не могу… Я не вправе взять на себя такую ответственность.
Риккардо пристально посмотрел ему в глаза.
– Если вы не сделаете Марии операцию, вы больше никогда не вернетесь в Пешу, обратно к своей семье.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что убью вас, здесь и сейчас!
Казалось, врач будет молчать бесконечно. На его лбу выступил пот, хотя вечер был довольно прохладный.
– Хорошо, я сделаю это, – наконец ответил он. – Но я снимаю с себя всякую ответственность. Мне нужна горячая вода и чистые полотенца. В деревне есть одна женщина, которая немного разбирается во врачевании. Она часто помогает при родах. Теперь вы должны мне помочь. Ее зовут Маргарита Стораро.
Мы отправились искать женщину, но она, к нашему удивлению, пришла добровольно. Возможно, не последнюю роль сыграло имя доктора, который пользовался признанным авторитетом у жителей Борго-Сан-Пьетро. Риккардо и я ждали снаружи, пока врач и повитуха занимались Марией.
У меня была сотня вопросов к Риккардо, но я не вымолвил ни слова. Это была таинственная сцена. Пока в палатке боролись за жизнь Марии, неподалеку сидели люди майора, кричали и уплетали ужин.
Я не обращал внимания на время, которое текло, словно песок сквозь пальцы. Потом из палатки показался уставший врач, он был похож на привидение: пустой взгляд, слипшиеся прядиволос на лбу.
Когда он не отреагировал на наши яростные расспросы, Риккардо схватил его за плечи и сильно встряхнул.
– Что с Марией? Как у нее дела?
– Пулю я вытащил, – глухо произнес врач, словно не веря в свой успех. – Мне все-таки удалось сделать это…
– Мария жива?
– Да, она жива.
Риккардо и я уже хотели вздохнуть с облегчением, но тут врач добавил:
– Но я не знаю, сколько еще она продержится.
Риккардо вновь встряхнул его.
– Что это значит, доктор?
Врач взглянул на палатку, из которой только что вышел.
– Она очень слаба и потеряла много крови. Боюсь, ей осталось жить несколько часов.
– Так помогите ей! – требовал Риккардо. – Что вы стоите здесь и прохлаждаетесь?
– Я сделал все, что было в моих силах. Вы можете мне угрожать, пытать меня или даже убить, синьор, но большего я не в состоянии сделать для этой девушки.
У меня в горле застрял ком, я почти не мог дышать.
– С Марией можно поговорить?
Врач покачал головой.
– Она еще не отошла после операции, она так слаба, что может не проснуться вообще.
Мы с Риккардо нерешительно подошли к палатке и заглянули внутрь. Мария, освещенная масляной лампадкой, лежала совсем спокойно, как на кладбище. Голова ее была повернута набок. Я взглянул на нее, и мое сердце сжалось. Повитуха вышла из палатки, поклонилась доктору и исчезла в темноте. Я приблизился к врачу и положил ему руку на плечо.
– Вы все сделали великолепно, доктор, я благодарю вас за это. И простите наше несдержанное поведение! Это из-за…
Голос отказал мне, но слезы на моих глазах были красноречивее слов. Врач пожал мне руку и отправился к лагерному костру, чтобы подкрепиться.
Риккардо уселся по-турецки у палатки. Я присоединился к нему и услышал, как он тихо произнес:
– Это мое наказание. Я не заслужил иного, Всевышний. Но зачем ты у меня забираешь Марию?
– Наказание? – спросил я. – За что? Может, за то, что вы учинили и из-за вас