Желающих идти за телом не нашлось.
– Так я и думал, – сказал Баламут, отлично понимая подчиненных – дорогу вниз нужно было еще разведать. На Медвежью Голову они поднимались по противоположному склону, а есть ли спуск по этой стороне – неизвестно. Если же возвращаться знакомым путем, а потом обходить гору – изрядный крюк получится, а внизу можно наткнуться на кого угодно – хоть на мута, хоть на зверя, хоть на дикарей.
– «Винторез» жалко, – вздохнул Гитарист. – После такого падения от него проку – как от простой железки.
59
– Знатная вещица, – одобрительно сказал Илко Тайбарей, возвращая трофей Ивану. Тот кивнул, положил винтовку на свернутый вдвое плащ и убрал тяжелый подсумок в заплечную сумку.
– От этих моряков нам пока пользы больше, чем вреда, – сказал, ухмыляясь, Антон Птицын. Но, вспомнив о погибших охотниках, переменился в лице и поспешил оправдаться:
– Я про то, что оружия от них много осталось. Вон и у Федьки автомат теперь есть. Виданное ли дело – настоящий автомат у низкорода…
Он понял, что опять говорит не то, и замолчал. Федька сделал вид, что ничего не услышал. Установилась неловкая тишина, но уже через минуту за деревьями громко засвистел снегирь – это Кондрат Котов предупреждал о своем возвращении. Появился он бесшумно, словно тень. Кондрат гордился умением ходить по лесу тихо и постоянно в этом практиковался, ухитряясь порой подкрасться к расположившемуся на берегу бобру на расстояние копейного удара. Именно поэтому Кондрата и отправили следить за уходящим с Медвежьей Горы отрядом чужаков.
– Я видел их лагерь, – объявил охотник. Он снял флягу, висевшую на сучке, глотнул воды, умыл лицо. Продолжил: – Близко подходить не стал, там, скорей всего, охрана вокруг. Но лагерь заметно издалека – дым висит, едой пахнет, голоса слышно. Они, похоже, не боятся ничего.
– Сколько в лагере человек? – спросил Иван.
– Сложно сказать. Но немало. Лес истоптан, следов много. Думаю, человек тридцать там.
– Ого, – сказал Антон Птицын. – А сколько же тогда на базе осталось?
– Нолей говорил, у них там целая плавучая деревня, – вспомнил Илко. – Человек сто, наверное.
– Испугались? – усмехнулся Иван.
– Нет, – ответил Антон. – Прикидываю, сколько там оружия можно взять… Как думаешь, еще такая же винтовка у них найдется?
– Думаю, и не одна, – сказал Иван. – Ладно, хватит лясы точить. Выходим!
Он подхватил трофейный плащ, повесил «винторез» на шею, сумку забросил на спину и уверенно двинулся в сторону, откуда недавно раздавался посвист снегиря. Вскоре Ивана догнал Кондрат, пошел рядом, показывая дорогу. Остальные охотники отстали на случай, если головной отряд наткнется на врага.
Но происшествий в пути не случилось, и вскоре дружная пятерка охотников оказалась на полянке, откуда был виден лагерь чужаков.
– Ждите здесь, – велел Иван товарищам, присматриваясь к дыму, окутавшему макушки деревьев. – Дальше я пойду один.
– Уверен? – спросил Кондрат.
– Так меньше шансов, что нас заметят.
Иван развернул плащ, закутался в него. Сказал, не к друзьям обращаясь, а просто свои мысли вслух проговаривая:
– Если в лагере всего тридцать человек, значит, в охране дежурят человек десять, не больше. Вряд ли они стоят по одному. Скорей всего, дежурят попарно, присматривая друг за другом на случай мутации. Итого получается пять постов. Не так уж и много.
– Что ты собираешься делать? – спросил Антон.
– Поищу Мичмана, – ответил Иван.
Он еще раз осмотрел винтовку – оружие было незнакомое, но простое и понятное. Проверил, на месте ли любимый тесак. И, запахнувшись в плащ, быстро перебежал поляну.
Метров через сто он перешел на шаг. А потом и вовсе остановился, прижался к дереву, внимательно оглядываясь, прислушиваясь. Так и двигался дальше – несколько шагов вперед, остановка; еще пять метров, и опять пауза.
Если не спешить, то обнаружить людей в лесу не сложно. Особенно, когда это не один человек. Негромкий разговор, кашель, движение, шлепки – мало кто выдержит пытку мошкой и комарами.
Чужаков Иван обнаружил шагов за сто. Их было двое, как он и предполагал. Только парочка эта не прозябала на посту, а патрулировала территорию, шла по натоптанной тропке, время от времени останавливаясь. Один курил – это его и выдало.
Иван затаился.
Спрятаться в лесу – проще простого: присядь за деревом, прикрой лицо веткой, не шевелись и забудь про комаров.
– Слышал, завтра снимаемся, – сказал один из моряков.
– Поскорей бы домой, – отозвался второй.
Голоса приближались.
– Да хоть бы на базу вернуться. В этом лесу меня такая жуть берет! Постоянно кажется, что кто-то следит из чащи.
– Во! У меня так же!
– Вернемся на базу, сразу достану пойло. Помнишь Евнуха? У меня в каюте целая бутыль его горлодёра припрятана…
Моряки прошли в пяти метрах от Ивана. Он не смотрел на них, зная, что взгляд тоже можно почуять.
Когда патруль удалился на достаточное расстояние, Иван пересек тропу и гораздо уверенней направился к лагерю чужаков. Через десять минут он был на месте, но из кустов пока выбираться не спешил, осматривая стоянку врага. Он сразу заметил трех бойцов, стерегущих лагерь. Они стояли на помостах, поднятых на высоту, недостижимую для большинства мутов. Еще три человека несли дежурство на земле – эти не выпускали автоматы из рук, сидели кружком у костра, поглядывали по сторонам. Рядом с ними под навесом было сложено оружие. Остальные моряки занимались делами: трое готовили питание на весь отряд, один чистил пулемёты, человек семь развлекались, кидая ножи в обтесанный ствол старой лиственницы.
Палатку Иван заметил не сразу – она пряталась за молодыми березками. Поначалу он не разобрал, что это за странный шалаш такой. Передвинулся, чтобы лучше его рассмотреть, увидел провод, уходящий под крышу, догадался, что это и есть жилье Мичмана – а где еще ему жить?
Иван выждал удобный момент, когда охранники отвернулись, вышел из укрытия, перебежал к березкам. Потом, словно бы прогуливаясь, медленно направился к палатке. Он рассчитывал, что его, если и заметят, то издалека примут за своего; он кутался в плащ, держал оружие на виду. Главное – не наткнуться на кого-нибудь лицом к лицу.
Присев за палаткой, он опять огляделся.
Бойцы, метавшие ножи в дерево, теперь нашли забаву поинтересней – они углем нарисовали мишень на обтесанном стволе и, разделившись на две команды, соревновались, кто быстрей наберет двести очков. Проигравшим, судя по крикам болельщиков, предстояло голыми прыгать в крапиву.
Иван, улучив мгновение, заглянул в палатку.
Мичмана там не было.
Он быстро прошмыгнул внутрь, радуясь везению. Встал, высматривая, где здесь можно укрыться. План был простой – дождаться главаря и под страхом смерти выпытать у него, где искать женщин.
В дальнем углу Иван заметил какое-то устройство – металлический ящик с ручками, с переключателями, со стеклянной шкалой. Он предположил, что это рация – с помощью подобного устройства капитан Рыбников вел свои эфиры.
Иван подошел ближе.
Неужели рация моряков работает? Скорей всего! А иначе, зачем тащить её сюда?
Его внимание привлекли сложенные бумажные листы. Он развернул их, догадываясь, что это такое. Действительно, это были выцветшие и потертые карты. Он нахмурился, пытаясь в них разобраться. По изгибам синей ниточки, изображающей ручей, понял, что красным кругом обведено местоположение деревни. Дальше было проще – он отыскал нарисованный значок, похожий на палатку, нашел Медвежью Голову, и даже поле, на котором работали женщины и дети до того, как их похитили моряки.
На одном из листов, большая часть которого была выкрашена синим, Иван обнаружил два маленьких черных крестика, десяток других таких же мелких значков и надпись: «Гнездо». Все символы группировались в одном месте – там, где синий цвет, обозначающий море, граничил с бело-зелёной сушей.
– Гнездо, – проговорил вслух Иван, пытаясь как можно точней запомнить расположение значков.
Карта была разобрана по листам, но Иван быстро состыковал их, с благодарностью вспоминая уроки Бориса. Ровно три минуты понадобилось ему, чтобы наметить маршрут к побережью – зимой охотники часто ходили к морю за тюленем, и у них были свои карты, пусть и не такие подробные, как эта.
Сложив бумажные листы, как было, Иван обошел палатку, высматривая, что еще здесь есть полезного. Он прихватил комплект пятнистой одежды, висящий на клетке с воркующими птицами. Сунул под мышку высокие ботинки на шнуровке – точно такие же, как те, что достались ему от отца. После этого сдвинул полог и выглянул наружу.
В лагере моряков мало что изменилось.
Иван, прячась за березками, быстро двинулся к лесу, как вдруг из-за палатки вышел полуголый человек. Он зевал и тёр глаза, словно только что проснулся. Иван повернул в сторону, надеясь, что его не заметят. Но человек, продолжая зевать, махнул ему рукой:
– Эй, ты куда? Погоди!
Иван плотней запахнул плащ, отвернул лицо, опустил голову и помчался что было мочи, ожидая выстрела в спину…
60
Сначала след был слабый. Он пропадал, и найти его вновь было трудно. Приходилось останавливаться, ходить кругами, возвращаться назад, теряя время. Но чем дальше, тем крепче и свежей становился запах, тем легче было отыскать оставленные человеком метки – оброненный волос, сломанный рукой сук, пятно впитавшейся в мох мочи. А после того, как убийца встретил сородичей, потерять след стало немыслимо – Ламия буквально видела его, словно яркую нарисованную дорожку; видела даже с закрытыми глазами.
Она уже представляла, как настигнет врага, как придавит его лапой и начнет выжирать теплое мягкое брюхо, чувствуя, как бьется и дергается агонизирующая жертва, ощущая, как мучительная жажда мести наконец-то унимается, уступает место обычной жажде и обычному голоду…
61
О своем появлении Иван предупредил товарищей голосом кукушки. Ему ответил снегирь – чуть правей, чем ожидал охотник. Он повернул на посвист и вскоре был на месте, где его встретили друзья. На их расспросы Иван отвечать не стал, махнул рукой: