Чистилище. Побег — страница 15 из 44

– Все равно почти ничего не осталось! – фыркнул Максим, которому было даже немного весело. Все складывалось в пользу его рассуждений: надо уходить. Все, кроме того, что он не ушел, когда нужно было это сделать, и теперь обречен зимовать в Цитадели. – Консервировать нечего. Ни огурчиков, ни помидорчиков… Даже моркови и свеклы не оставили. Зачем нам теперь банки?

– Ну а следующую зиму-то как жить? – Тоха снова вздохнул. – Жить-то ведь все равно надо. А без витаминов это ж не жизнь. И смотри, зелень тоже сглодали. Это детишки их, я знаю. Они до зелени охочие, особенно по весне. Как пойдут муты на север – молодой сосенки ни одной не останется не обглоданной. Охочие они очень до хвои, мягкой да свежей, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Максим. – Хвою будем запасать. Отвары делать. Так и протянем, не в первый раз.

– Чтобы так плохо стало осенью – в первый раз. Говорят, в первый год после постройки Цитадели плохо было, но тогда на торг к соседям много чего имелось. А теперь они с нами и дела-то иметь не хотят, жлобы!

Нашли пару брошенных приступок, вставили в отверстия на стене, свесили вниз грязную веревку, и понемногу отряд спустился. Вооружившись рогатинами и часто оглядываясь на Машу, выставленную на крыше часовым, не спеша направились в лес. Несмотря на дождь и чавкающую под босыми ногами промокшую, холодную траву, все наслаждались долгожданной прогулкой. Сидеть в вонючем подземелье, почти в темноте из-за нехватки факелов – это никому не понравилось.

– Смолы бы… – негромко бурчал в такт каким-то своим мыслям Тоха, почесывая ранние залысины перекладиной рогатины. – Ну, я думаю, и зимой можно ведь смолой запастись? Сосны никуда не денутся, а дым мутов не привлечет. Зимой спокойно, верно?

– Зимой жрать будет нечего, – напомнил Максим.

– Посуды глиняной у нас мало, да и глина у нас, говорят, плохая. Потому даже лягух много запасти не можем. Но, была бы соль, то и без посуды можно, в ящике или еще как, до холодов протянуть, а там на лед и…

– Не спеши! – зычно крикнул Илья шагавшим в голове бойцам, когда они отдалились от Цитадели. – Или торопитесь вернуться и дерьмо разгребать со всеми? Пусть мелкие работают, нахлебники чертовы, и бабы! Прогуляемся не спеша. А если делянки наши разорили, так уж лучше подольше об этом не знать. Горю-то все равно не поможешь.

Конечно, муты нашли все. И делянки с рожью, и чахлые яблоньки, которые сажали в лесу, и садки с лягухами на болоте… Куда бы ни шли общинники, кругом они обнаруживали только вытоптанную землю. Даже деревья вокруг делянок и прочего хозяйства были обглоданы: ни листвы, ни коры. Понемногу, почувствовав себя спокойнее, отряд сам собой разбился на несколько групп.

– Тут муравейник был! – Илья, за которым шел Максим, сплюнул. – Ты не помнишь, Макс? Вот, прямо тут, перед этими березами! Сожрали муравейник, смотри: только яма осталась! Как эти проглоты еще весь мир не сожрали, а?

– Может, и сожрали. – У Максима настроение совсем испортилось, и думал он только об одном: почему не ушел летом, а лучше весной? Чего-то, выходит, ждал. Дождался. – Некоторые взрослые говорили, что только в таких местах люди и остались, а в остальных всем конец настал.

– В каких «таких»? – оскалился Илья. – В дерьмовых, да? А что ж тут тогда и в старое время люди жили? Сам знаешь, не мы кирпичи да бетон делали, все от них осталось.

– У них машины были, и автоматы, и тепло в дома само приходило. Свет еще был. А мутов не было, не надо было прятаться.

– Ох, какой ты умный! – Илья посмотрел на него с явной неприязнью. – Спорить со старшим будешь, да?

– Какой же ты мне старший? Ты моложе меня! – не выдержал Максим. – Хватит из себя командира изображать, все равно командовать не умеешь. Повел людей в лес, а теперь все разбрелись. Что будет, если какие-нибудь другие муты сейчас появятся?

Илья сжал рогатину так, что пальцы побелели. Он еще думал, что ответить Максиму, но ему помешал Тоха.

– Машка с крыши сигналит! – закричал он. – Эй, народ! Возвращаемся, зовут нас назад!

Со всех сторон уже бежали к ним общинники, бежали как попало, ломая строй. По привычке покосившись на Илью, который, видимо, просто забыл о том, кто здесь старший, и пытался разглядеть подаваемые дымом сигналы, люди пробегали мимо, направляясь к Цитадели. Поймав на себе насмешливый взгляд Максима, Нога опомнился и рявкнул что-то, но его уже не услышали.

– За мной! – Он помчался вслед подчиненным, закинув рогатину на плечо. – Я приказываю: за мной!

В Цитадели, как выяснилось, ничего не случилось. Просто Андрей решил посовещаться со своими советниками и вызвал для этого Илью-Ногу из леса. Но такого сигнала не существовало, и Маша позвала назад всех. У стены сгребал в кучу сбрасываемый сверху мусор Голова. Имя закрепилось за ним, потому что правил старейшина долго и от его прежнего имени общинники отвыкли.

– Получил, что хотел? – прошипел он, когда Максим проходил мимо. – Подожди, они еще опомнятся! Вот тогда мы со всеми поговорим, и с тобой тоже!

Юноша совершенно не понял, что имел в виду Голова и почему он, Максим, хотел, чтобы Андрей стал старшим. Впрочем, этот мужичок со всклокоченной бородкой его уже почти не интересовал. Поднявшись на стену, он краем уха расслышал часть разговора Андрея с Ильей.

– …все то, что мы припрятали. Разрыли и нашли, учуяли как-то. Лягух, похоже, всех сожрали, и муравейника даже возле березок нет! Одна делянка, что севернее, может, даже и уцелела от мутов. Там как-то странно перерыто, будто кто-то другой постарался. Я не уверен, но думаю, это соседи наши дорогие. Ну, а что твари и люди недобрали, над тем мелкие пичуги поработали. Так что зимовать придется с тем, что на складе осталось и в погребе. Я думаю…

– Думать буду я. Пошли в оружейку.

Новые власти еще не научились управлять общиной, и вновь прибывшим никто не сказал, что делать. Разбредались по одному, сами решая, чем и кому помочь. Максим отыскал Вальку, который вместе с прилипчивой Аллой собирал осколки стекла в оранжерее. Крупные могли еще пригодиться.

– Как в лесу дела? – сразу спросил Валька, а услышав ответ, мрачно кивнул. – Я так и думал. Надеялся на лучшее, конечно, но так и думал: муты и следы заметят, и запах учуют… Зима будет голодной, а все правила нарушены. Плохо дело. Поможешь мне мусор за стену вынести? А я тебе покажу кое-что интересное.

Пожав плечами, Максим загрузил большие, тяжелые носилки и вместе со слабосильным Валькой кое-как перетащил их через стену. Все равно заняться было нечем, и это непривычное состояние словно давило, мешало дышать. Каким бы плохим начальником ни был Голова, но он считал своей первейшей обязанностью распределять людей на работы и следить, чтобы у каждого было занятие. К этому все давно привыкли, и тем сильнее мучило общинников вынужденное безделье в подземелье во время осады.

Место для свалки Андрей, которого полагалось теперь называть Главный, тоже не догадался определить. В результате их возникло целых три, в разных направлениях от Цитадели. Все они располагались преступно близко: люди ленились работать без команды. А ведь свалки будут пахнуть долго и привлекать этим запахом близко проходящих мутов. Это понимали все, но самостоятельно принять решение не сумели.

– От нашей общины теперь будто трупом пахнет! – в сердцах сплюнул Максим. – И про Голову забыли, так что непонятно, зачем тогда его слушали, и Андрея приняли без возражений… А если бы я решил стать лидером? Тоже все промолчали бы?

– Кроме Андрея – все промолчали бы, – уточнил Валька. – Людям давно все равно, кто нами управляет. И тебе было все равно до недавнего времени. Ты же понимал, что Голова плохо справляется? Не ты один такой умный, многие понимали. Но не хотели занять его место, вот и стал Андрей главным. Что будем делать? Потащим носился в лес?

– Нет. Как все, так и мы! – решил Максим. – Несем к ближайшей куче.

– А подумать не хочешь? – обернувшись, спросил приятель, которого более сильный Максим толкал носилками вперед. – Ты мог бы начать командовать. Собрать всех, кто не очень занят, назначить место для свалки, выставить часовых… Тебя бы послушались, потому что все понимают, как надо, но не хотят решать сами. Потом ты пошел бы к Андрею, доложил, как идут дела… Стал бы важным человеком для него. После той драки он ведь тебя стал выделять, а ты не ухватился за возможность!

– Я одиночка, – вдруг сказал Максим неожиданно для самого себя. – Одиночка. Всегда таким был, поэтому и дружить стал с тобой, а не с другими пацанами. Мне трудно и подчиняться, и руководить. Я хочу сам за себя отвечать, но только за себя! В крайнем случае – за тебя.

– Это потому, что я хромой, неполноценный, – кивнул Валька. – Я понимаю, давно. Ты знаешь, что без тебя мне было бы еще хуже, поэтому и ответственности на тебе как бы нет. Не такой уж я и дурак. Да, наверное, ты одиночка. Но человек не может выжить один в нашем мире, пойми! Тебя все тянет уйти, а ведь самое страшное наказание в нашей общине – изгнание! Может быть, до Катастрофы, или Болезни, да как ни называй, все было иначе. Но как только появились муты и все стало рушиться, люди стали объединяться в общины, чтобы стоять друг за друга, как за себя! Иначе нельзя. И ты в любой драке с мутами забываешь, что ты одиночка, и я стараюсь хоть чем-то быть полезным.

– Ты видишь: все меняется. – Максим дернул носилки, чтобы увлекшийся речью Валя остановился. Они вывалили мусор поверх того, что принесли до них. – Уже в секретах сидеть не хотят, и мусор лень вынести подальше от Цитадели, и старших не уважают… Я думаю, везде так. Люди дичают. Вот если люди должны друг за друга держаться, почему соседи с самого начала с нами не поладили? «Беженцами» стали дразнить. И год за годом только хуже все стало. Теперь мы как враги.

– Может, и везде люди дичают, а может, и нет. Зима покажет, сможем мы выжить или нет. – Валька воткнул носилки ручками в землю, явно не торопясь возвращаться. – Если Андрей станет настоящим лидером общины, то вернет прежние правила. А если ума не хватит, то все продолжится… И для меня это будет очень трудная зима, я знаю. Косой уже начал меня всерьез доставать. В общем… – Он немного помялся, потом решился на что-то и вытащил из-за пазухи листок бумаги, явно из старой книги. – Не поворачивайся, стой так! Это секрет. Меня Андрей пустил в Архив, чтобы я ему помог понять, о чем Голова говорит.