И действительно, переворот, спровоцированный армейскими офицерами, положил начало почти 15-летнему милитаристическому угару в управлении внешней политикой государства. Дух военщины с ее восточной жестокостью вселился в Японскую империю подобно чуме. Носителями этой страшной болезни были генерал Тодзио, адмиралы Симаду, Ямамото, Ониси и Такаги.
В 1937 году Имперская армия Японии вторглась в Китай и устроила кровавую вакханалию практически открытого геноцида в городе Нанкин. В сентябре 1940 года Япония присоединилась к фашистской «оси» и к 1941 году заняла Французский Индокитай.
Все эти события, с учетом нападения Германии на СССР, беспокоили наше руководство. В конце марта 1941 года в Москву прибыл министр иностранных дел Японии Иосука Мацуока. Он на протяжении нескольких месяцев вел переговоры с Москвой. Первый переговорный раунд закончился безрезультатно. Чего же хотели японцы? Совсем «немного» — продать им Северный Сахалин. Сталин задал тогда Мацуоке вопрос: «А не шутит ли он?»
Ответ последовал — нет, и Мацуоки улетел для консультаций в Берлин. Но вскоре снова оказался в Москве. Каких-либо изменений в позициях сторон не произошло. Мацуоки засобирался домой, но в день отъезда, 13 апреля 1941 года, он получил новые указания от своего правительства — подписать с СССР «Пакт о нейтралитете», что и было сделано вечером того же дня. Этот договор был успехом для Советского Союза, ведь мы все ждали открытия второго фронта не только на Западе, но и на Дальнем Востоке. Советское руководство было осведомлено о подписанном японцами с немцами договоре — как только гитлеровцы берут Москву, японцы открывают второй фронт. Так почему же японцы неожиданно изменили намерения и почему Сталин был так уверен, что японцы снизят накал своих настойчивых требований?
Дело в том, что еще до начала контрнаступления наших войск под Москвой, а вернее, перед самым началом Великой Отечественной войны, советской разведкой была проведена секретнейшая операция «Снег», ставшая одним из ее шедевров. О ней знали только пять человек: Сталин, Берия, Фитин — руководитель внешней разведки и исполнители, его подчиненные Ахмеров и Павлов — сотрудники НКВД. Замысел операции был четким и далеко идущим — максимально воспользоваться сложными отношениями Японии с Соединенными Штатами и тем самым обезопасить Советский Союз от нападения с Востока.
Через свои связи наша разведка вышла на антифашистски настроенного заместителя министра финансов США Гарри Декстера Уайта (в переводе с анг. «белый», а отсюда и название операции — «Снег»), который имел влияние не только на своего непосредственного шефа Моргентау, но и на Президента Рузвельта.
И как результат — осенью 1941 года США начали переговоры с Японией. Американскую сторону представлял госсекретарь Хэлл, японскую — премьер-министр Коноэ. После консультаций с Рузвельтом Хэлл выдвинул требования, чтобы Япония вывела свои войска со всей материковой Азии — «ультиматум Хэлл а».
26 ноября того же года японскому послу в США адмиралу Номуре снова напомнили об ультиматуме. Японцы отвергли требования американцев, но, как известно, 7 декабря напали на Пёрл-Харбор и сразу же после этого вручили Хэллу заявление с объявлением войны США. Опасность нападения Японии на СССР теперь с достаточно большой степенью вероятности исключалась.
Вот откуда в голове у Сталина созрело смелое решение — отозвать с Дальнего Востока десятки дивизий, которые в народе названы «сибирскими», на помощь Москве.
Все это заслуги не вождя, а наших прекрасных разведчиков, о героических делах которых так мало мы знаем…
В декабре 1941 года в Стране восходящего солнца с ликованием встретили весть о выводе из строя в Пёрл-Харборе восьми американских линкоров — практически всего линейного флота США на Тихом океане. Но рано радовались японцы. Вскоре американские шифровальщики сумели декодировать японские шифрограммы, чем помогли военно-морским силам США нанести сокрушительное поражение Имперскому флоту под командованием адмирала Исороку Ямамото. И вот тут заговорил у японцев дух самурайства. Адмирал Ониси в разговоре с командующим 1-м воздушным флотом генералом Рикихеи Иногучи изложил свой «национальный» план борьбы с американцами. В частности, он заметил:
«Как вы знаете, сложившаяся военная ситуация крайне серьезна. Было подтверждено появление американских военно-морских сил в заливе Лейте… Наши сухопутные силы уже передислоцируются… Мы должны нанести серьезный удар по авианосцам врага и нейтрализовать их как минимум на одну неделю. По моему мнению, имеется только один путь максимально эффективного использования воздушных сил, имеющихся в нашем распоряжении. Необходимо организовать группы самоубийц для управления истребителями с 250-кило-граммовыми бомбами на борту с целью пикирования на американские авианосцы…»
Это был отчаянный план, ведь шел уже 1944 год, год коренного перелома войны за тысячи километров отсюда — на Западе. Германия шла к своему поражению.
И вот 25 октября 1944 года в 7.25 девять японских самолетов поднялись с аэродрома Мабалакат и взяли курс на восток, в безграничные просторы Тихого океана. Люди в самолетах жаждали отдать свои жизни за адмирала Ониси и императора Хирохито. На их шеях были повязаны белые шарфы. Их шлемы, тщательно подогнанные по голове, практически скрывали белую ткань, обернутую вокруг лба каждого пилота. Это были хашимаки — куски ткани, которые носили сотни лет назад воины-самураи феодальной Японии для того, чтобы они впитывали пот, а волосы не попадали в глаза. Перед полетом все они написали прощальные письма своим семьям.
Именно в 1944 году белая ткань стала отличительной эмблемой Специального корпуса нападения — камикадзе. Но этот акт отчаяния не мог спасти японское воинство. Так, в борьбе за Окинаву мощный поршень янки стал выдавливать из траншей яростно обороняющихся японцев, загоняя их в пещеры. Но и там солдаты императора отвечали огнем на огонь противника.
Со слов адмирала-чекиста Ивана Пантелеевича Рыдченко, служившего на Тихоокеанском флоте, японцы не хотели сдаваться, дрались отчаянно. Так, одна из пещер была превращена в госпиталь для трех сотен раненых японских пехотинцев. С ними был адмирал Ота, который, боясь атаки американских войск, применявших огнеметы, приказал армейскому врачу умертвить всех раненых путем впрыскивания яда. Все до одного японцы охотно подставляли руки под иглы шприца, наполненного смертью.
В другой пещере во время боевых действий генералы Усидзима и Чо решили поужинать. После обильного чревоугодия они произнесли последний тост: «Да здравствует император!» — и, когда взошла луна, вышли со своими адъютантами из пещеры. Около выхода на матрасах было расстелено одеяло. Усидзима сел и стал молиться, потом взял у адъютанта короткий меч и распорол себе живот. Адъютант тут же подхватил холодное оружие своего шефа и отсек ему голову. Генерал Чо через несколько секунд умер такой же смертью.
Вот так проходила битва за Окинаву, на земле которой погибло более 12 тысяч американцев и было убито около 100 тысяч японцев.
Потом проводилась операция под кодовым названием «Митингхаус» — «Место встречи» с разрушительными атаками американских бомбардировщиков В-29, которые японцы считали устрашающим оружием. Цель — уничтожить военную промышленность на Японских островах, а главное, в северо-восточном секторе Токио.
Так что это был за бомбардировщик?
Словно покрытый серебром самолет, построенный корпорацией «Боинг», с четырьмя двигателями составлял 30 метров в длину, 8 с половиной метров в высоту и имел размах крыльев чуть более 43 метров. Вооружение на борту состояло из двенадцати пулеметов калибра 12,7 миллиметра и 20-миллиметровой пушки в хвостовой части. В-29 мог набрать высоту 11,5 километра, скорость — 600 километров в час с дальностью полета 6500 километров и бомбовой нагрузкой в 9 тонн.
Вечером 25 марта 1945 года 1300 моторов вспороли тишину наступившей ночи — 325 огромных В-29, как кондоры-великаны, тяжело отрывались от взлетной полосы из-за максимального боекомплекта с места стоянки и лениво взмывали друг за другом в чернильное небо.
Практически только один этот рейд обеспечил экономический коллапс Японии. Большинство заводов, находящихся в японской столице, превратились в пепелище. Люди от ужаса сходили с ума. Но апокалипсис для японцев был впереди, после сброшенных в утренние часы с бомбардировщиков В-29 двух атомных бомб — «Малыша» на Хиросиму 5 августа с самолета «Энола Гей» и «Толстяка» на Нагасаки 9 августа с самолета «Машина Бока».
Вот как описывал картину атомного взрыва черного в прямом и переносном смысле «Толстяка» (с внешними параметрами: три метра двадцать пять сантиметров в длину и полтора метра в диаметре) в Нагасаки английский историк и публицист Уильям Крейг:
«Толстяк» взорвался над северо-западной, промышленной частью города — местом расположения военных заводов и плотной жилой застройки на высоте 475 метров. В момент взрыва возникла интенсивная бело-голубая вспышка, как при взрыве большого количества магния… Одновременно распространялся ужасный грохот, сокрушительная ударная волна и обжигающее температурное поле… Грибообразное облако в Нагасаки разносилось ветром, и картина, открывавшаяся под ним, становилась все более ужасающей.
Большая часть города была охвачена огнем. Целые толпы беженцев пытались вырваться из этого ада. Деревья вырывало с корнем. Волосы опалены либо выжжены вовсе, люди жалобно стонали от черных раздувшихся ожогов. Одних непрерывно рвало, другие жестоко страдали от диареи. С наступлением темноты добровольцы в свете пожаров стали собирать трупы. Тела складывали штабелями».
Вскоре Токио был оккупирован. Всего лишь через тридцать дней после атомной бомбардировки Нагасаки военнослужащие 1-й кавалерийской дивизии США патрулировали улицы столицы.
Эхо Второй мировой войны, а для нас, граждан вчерашнего Советского Союза, — Великой Отечественной войны, — перекочевало с Запада на Восток и отозвалось в боевых действиях с сателлитом фашистской Германии — милитаристской Японией.