я в центре залы. И жрец, стоящий возле святыни, источающей невероятную силу. Почему жрец? А как ещё можно назвать человека, облаченного в серый балахон и обладающего лицом, полностью забитым татуировками. В довершение образа в руках, кисти которых так же были покрыты рисунками, жрец сжимал посох, которым не побрезговал бы сам Саруман.
— С какой целью ты пришёл в храм Единого, чужак? — голос жреца был хриплым, и каким-то уставшим.
— Я искал безопасное место для ночлега. — мой ответ не понравился хозяину подземелья.
— С чего ты решил, что здесь безопасно? — жрец выбрался из-за алтаря и я вздрогнул. Это был не человек! Вместо ног длинный хвост, и покрыт он был не татуировками. Это была грёбаная чешуя, чтоб её. — Ты по прежнему жаждешь обрести здесь покой?
— Всего лишь провести ночь, — ответил я, сдерживаясь, чтобы не сорвать с плеча ружьё и не всадить пару тяжёлых свинцовых пуль в грудь змеелюду.
— Хорошо! — внезапно тон жреца изменился, став нейтральным. — Следуй за мной, я поселю тебя в свободную келью. Но, взамен ты поведаешь свою историю и разделишь со мной вечернюю трапезу.
Не знаю, почему, но я рассказал всё. Сидя на старом, выцветшем ковре и наблюдая, как хозяин вкушает жареное мясо, я рассказывал. Марух, так звали жреца, внимательно слушал, как я очутился в этом месте, и что делал всё это время. Рассказ получился коротким, от силы на четверть часа, но хозяину подземелья он явно понравился. Выслушав до конца, не перебивая, Марух надолго замер, видимо обдумывал полученную информацию. Наконец он, подняв на меня свои змеиные, с вертикальным зрачком, глаза, заговорил:
— Я тоже Innocens, только номер у меня первый. В этом искусственном мире живу уже шестой год. И ты единственный встреченный мною невиновный, поэтому я и позволил тебе войти в храм.
— Шесть лет? И все это время ты находился здесь, в храме? В одиночку?
— Я не одинок, — рассмеялся жрец, — со мной Единый.
— Но ведь оазисы обновляются постоянно, как ты смог сохранить храм?
— Тринадцатый, — от такого обращения меня аж передёрнуло, — оазис меняется только в одном случае, когда на его территории слишком много Reus погибают от лап и зубов тварей. Здесь из заключённых только я, да изредка появляются новички, которые покидают развалины на следующий же день. Здесь нет ничего ценного, кроме воды, но я забочусь о том, чтобы у источника всегда лежала баклажка. Новорожденные Reus, набрав воды, обычно уходят отсюда и больше никогда не возвращаются.
— Неужели я первый, кто спустился в подземелье? Других не было?
— Ты первый. Остальные или боялись, или не находили вход на нижний уровень храма. — змеелюд продолжал пояснять, а у меня в голове словно выключатель щёлкнул. Твою ж налево!
— Марух, может ты знаешь, зачем это всё? — жрец пристально уставился на меня, явно не понимая вопроса. — Ну, для чего создали это Чистилище, и кто создатель?
— Ты спрашиваешь, зачем это всё? — хозяин подземелья развел руки. — У меня есть теория на этот счёт. Сюда попадают самые отъявленные негодяи, причинившие большой вред в своем мире. Своими поступками они нарушали замысел Создателя, с каждым перерождением принося всё больше хаоса.
— Перерождений? — не понял я.
— Ну да. — ответил жрец, в голосе которого прозвучало недоумение. — Разве ты не помнишь свои прошлые жизни? Хм, странно, хотел бы я побывать в твоём мире. Так вот, кто-то предложил Создателям миров отдать души грешников ему, и Они согласились. Когда это произошло, я не знаю, наверное очень давно.
— Так зачем этому неизвестному собирать всех злодеев, словно пауков в банку. Для развлечения?
— Любое действие, в какой бы плоскости оно не происходило, порождает энергию. Возможно, кто-то использует Reus, как источник силы, но это только предположение. Потому что сила разрушения не может использоваться для созидания, она предназначена только для уничтожения.
— Мне кажется, создатель всего этого, — я развел руки, — наоборот, заинтересован в том, чтобы мы изменились, стали лучше.
— Ты серьёзно так думаешь? Тогда вот тебе обратное доказательство. Когда я только появился в этом искусственном мире, здесь было на порядок меньше демонических тварей. Зато было много заключённых, самозабвенно режущих друг друга. Как думаешь, к чему это привело? — Марух, сделал паузу, словно ожидал от меня ответа. Поняв, что я ничего не скажу, он продолжил. — Reus стали превращаться в тварей, Тринадцатый! На первых этапах медленно, но позже этот процесс ускорялся многократно. Меня самого спасла только вера в Единого! Он давал мне силу, и я выдержал. Я убивал тварей, становился сильнее. Умирал, возрождался, и вновь убивал тварей. Единый оберегал мой дух, не позволял ему разрушиться, и я выжил.
Не знаю, как, но я понял — Марух лжёт. Каждое его слово наполнено ложью, и от этого на душе стало мерзко. В Чистилище нет праведников, только грешники. А я? Я идиот, который вляпался в очередную ловушку.
— Марух, ты говорил, что покажешь келью? Я сейчас усну от усталости. — меня и правдо клонило в сон, от постоянной зевоты уже челюсть болела.
— Двигайся за мной, я покажу тебе келью. — жрец ловко поднялся на своем хвосте и поманил за собой. — правда, удобств не гарантирую, лишь чистую постель и безопасность.
Мы миновали неприметную дверь, очутившись в очередном, тускло освещённом коридоре, по обеим сторонам которого располагались те самые кельи. Комнатка два на полтора метра, с нарами, накрытыми серой тканью. И всё.
— Заходи, рапологайся, — змеелюд указал на первую келью, — а я пойду, замету оставленные тобой следы.
Я шагнул внутрь комнатушки, прикидывая, куда примостить рюкзак с оружием. В голове при этом крутилась какая-то мысль, не дававшая покоя. Чёрт! Нары — они предназначались для человека, как и сама келья. Уже начал поворачиваться, когда за спиной раздался лязг железа. Твою бабушку!
— Что за? — мой голос осекся, когда в келье потемнело, а я, вместо выхода увидел железную дверь с небольшим решетчатым окном. — Марух? Какого демона?
— Глупец-с! — голос жреца стал шипящим, с присвистом. — Попалс-ся с-словно мыш-шь. С-сиди здес-сь, дожидайс-ся с-своей оч-череди.
Я ругался, пинал дверь ногами, орал — всё бесполезно. Хотел даже выстрелить из ружья, но вовремя понял, что это глупо. Сев на лавку, задумался.
Эта сука хвостатая сказала дожидаться очереди. Куда? На ум приходило лишь одно — жертвоприношение. Единый, кто это? Алтарь, от которого веяло силой. Ох не спроста это всё!
Устав размышлять на тему, куда на этот раз вляпался, я провёл тщательную ревизию своих пожитков. Ружьё. Десять патронов, три из которых с картечью. Меч. Пара кусков жареного мяса. Два с половиной литра воды, разлитой в две пластиковые бутылки, и с полсотни яблок. Сотейник[1], зажигалка, оселок, и всякая мелочёвка вроде ниток с иголками.
От нечего делать вгрызся в одно из яблок и, неспешно жуя, вновь задумался над своим положением. Чёрт, надо бы поговорить с этим хвостатым, может удастся договориться.
Время тянулось, словно резиновое. Я успел дважды заснуть, съесть кусок мяса и ещё одно яблоко, попытаться почистить ружьё. Даже придумал надёжный способ, как прикончить змеелюда.
Ожидание и неизвестность угнетали. Ко мне уже подбиралось отчаяние, когда со стороны выхода раздались звуки. Я схватил меч и, подскочив к двери, затаился. Пару секунд ничего не происходило, а затем раздался шепелявый голос:
— Наш-шес-ствие какое-то. Второй человек з-за день. Единый будет доволен.
Мимо моей кельи, тяжело дыша, прополз Марух, волоча за собой тело человека. Взглянув на лицо пленного, я узнал его — Сержант, так звали его свинорылы. Проклятье, они всё же догнали меня.
— Эй, жрец! Принеси воды, иначе я сдохну от жажды.
— Заткнис-сь, мяс-со! — прошипел змеелюд, забрасывая тело пленника в клетку напротив. Жрец замер на пару мгновений, словно впал в ступор. Раздался металлический скрежет, и келья превратилась в тюремную камеру, обзаведясь металлической дверью с небольшим, решетчатым окошком. Марух тем временем развернулся ко мне лицом и начал приближаться.
— Воды хочеш-шь? Зачем тебе вода, ведь ты с-скоро умрёш-шь! Навс-сегда! — змеелюд засмеялся, приблизившись к моей камере. — Давай, убей меня! И ты с-сдохнеш-шь в этой каморке. А затем я с-схвачу тебя и пос-сажу с-сюда вновь.
Я несколько раз пытался прорезать дверь своим мечом, активируя способность, но результат был незначительным — лишь неглубокие царапины на железной поверхности. Только у меня был в рукаве козырь, о котором не знал никто, в том числе и эта хвостатая тварь — сила Веры Его!
Экономить не стал, мысленно влив в оружие сразу пятнадцать сил. И тут же, ухватив рукоять обеими руками, вдавил остриё меча прямо сквозь дверь. Клинок, нагретый до двух тысяч градусов, легко пронзил металлическую дверь и вошёл в брюхо жрецу. Тот даже вякнуть не успел, как я потянул оружие вверх, разрезая дверь и одновременно вскрывая грудину змеелюду.
В нос ударила вонь сгорающей плоти — жрец потерял опору и сам закончил начатое мной, рухнул на пол, развалив себя почти надвое. Я же повернул лезвие и продолжил резать дверь, на всякий случай отступив на шаг назад, чтобы на меня не попали капли расплавленного металла. Нужно было спешить.
Дверь в какой-то момент начала заваливаться наружу, чуть не вырвав у меня из рук меч. Высвободив клинок, я отскочил назад. Грохот от падения привел меня в чувство. Меч в ножны, рюкзак на спину, ружьё в руки. Надо отсюда сваливать.
— Ей, Чистый, освободи, будь человеком! — я чуть не выстрелил на звук от неожиданности.
— С какого перепугу? Чтобы ты потом грохнул меня, или доставил своему Боссу?
— Чёрт! Выберись отсюда, поговори со своим вороном, он объяснит тебе всё! Только не оставляй меня этому ушлёпку, как человека прошу!
Я чувствовал, как уходит драгоценное время и понимал — решение нужно было принимать сейчас. Выругавшись, подскочил к двери и, ухватившись за ручку, потянул. Сначала на себя, потом в сторону. Что-то щёлкнуло, и железная перегородка скользнула в стену. Из открывшейся камеры тут же вышел Сержант, держа перед собой руки.