Второй пункт: вы, кажется, говорили, что в ряды бойцов Синдиката вербуются только добровольцы. Но некто Змей, которого я знал в свое время лично, распространил по сети некое заявление, из которого следует, что множество неучтенных аномалов спокойно живет, не требуя к себе пристального внимания. Мало того – часть из них вы начинаете силой склонять к сотрудничеству; и опять всплывает имя Крысолова. Вы пытались завербовать женщину Крысолова, не дать ему соединиться с ней.
Четко известно, что вы стараетесь избежать – даже воспрепятствовать им – браков между аномалами. Боитесь за свой вид, за свой менее жизнеспособный вид? – на лице Крока, перечеркнутом глубоким – до кости – ножевым рубцом, который ему носить до конца следующего метаморфного цикла, зазмеилась кривая ухмылка. И Боров не выдержал – выстрелил ему в лицо, стремительно выхватив из-под пиджака «браунинг» Эйч-Пи-Ди-Эй. Но в горячности забыл, что его реакция – ничто по сравнению с реакцией аномала. Крокодил легко, почти лениво отклонился в сторону, и пуля с громким стуком вошла в дубовую панель за его спиной.
– Убейте его! – возопил Боров, но тут же осекся: на него самого смотрели четырнадцать стволов – каждый из присутствующих обнажил по два ствола. Конечно, «близнецы» Борова, которых он перехватил у Ник-Никыча, могли нейтрализовать всех спецназовцев. Но оставались двое аномалов, которые с детства были заточены на нападение, тогда как «близнецы» умели лишь защищать своего хозяина.
– Мы уходим! – рявкнул Крокодил. – Опустите оружие!
Как ни странно, но его послушались все. И «близнецы», и спецназ.
– Предатели!!! – завопил Боров через пару минут, увидев из окна, как от коттеджа отъехали три «уазика» и два «Ниссан Пэтрола». Он остался на резервной базе только со своими безотказными «близнецами».
Чистильщик притормозил на обочине шоссе, некогда привольно ведшего в столицу советской Эстонии, а ныне упиравшегося в погранпункт Иван-города и для дальнейшего проезда требовалось наличие загранпаспорта и въездной визы в независимую (не понятно от кого) Эстонскую Республику. Из памяти сразу назойливо лез анекдот восьмидесятых годов: «А назовите, дети, самую независимую страну. – Монголия. – Почему, Вовочка? – Да ведь от нее ни хрена не зависит».
Ну да это ладно. Сейчас требовалось раскидать обязанности при штурме. И в планы Чистильщика вовсе не входило, чтобы Рустам пытался ему активно помогать. Ему не улыбалось привезти прах младшего брата Змею.
– Значицца так, – свирепым шепотом инструктировал Рустама Чистильщик. – Твоя задача – отсекать всю территорию, чтобы ко мне никто не подкрался сзади. Понял? Далее. Твоя задача: в бой не ввязываться, следить за тылами и быть готовым прикрыть мой отход. Понял? «Ах, еб твою мать, – подумал Чистильщик, – если бы у меня была роскошь отхода! Я бы, наверное, полжизни отдал за такую возможность! Но молодого надо инструктировать по полной программе, как если бы мы были не на самоубийственной акции, а на обычном задании». И он продолжал: – Если через пятнадцать минут после начала огневого контакта ты не слышишь в своем наушнике три «Зеро», то нужно отходить, не ожидая меня, и спасать женщин. Вопросы есть?
– Есть, – проворчал пацан. – Как женщин-то спасать?
– О, – одобрил конкретный вопрос Чистильщик, – это по делу. Женщин – в Азию. Все в компе. Вопросы?
– Что мне делать во время огневого контакта? – посерев лицом, но все-таки мужественно спросил Рустам. Чистильщик аж хмыкнул.
– Выполнять все приказы, поступающие по шифрованному радиоканалу. Конечно, если перед каждым из них слетует позывной… м-м… «Чижик». Понял?
– Так точно, – буркнул он.
И Чистильщик заметил, как паренька трясет. Одно дело – убивать мутантную фауну; и совсем другое – убивать людей, а тем паче себе подобных, аномалов.
– Пошли на воздух, – мотнув головой, приказал Чистильщик. Прыжком перемахнули кюветную канаву, уселись на траве, под елками, отсекавшими дорогу от совхозных пастбищ. Чистильщик вытащил из бедренного кармана плоскую фляжку.
– Хлебни, – то ли приказал, то ли посоветовал он парню. Рустам ухмыльнулся, пробурчал что-то на тему «Аллах не велит», но все-таки отхлебнул пару глотков. Закашлялся. Чистильщик отобрал у него фляжку, и сам сделал пару-тройку больших глотков виски.
– Вадим, – неожиданно робко попросил Рустам, – дай, я еще глотну.
Чистильщик передал ему фляжку с «Дикой индюшкой» и сунул в губы сигарку. Внезапно он понял, что незатейливая психотерапия с фляжкой понадобилась не столько Рустаму, сколько ему самому. «Вот-те нате, хрен в томате, – подумал Чистильщик, – чего это я?» И долей секунды позже понял – с чего. Опять придется убивать братьев, драться с ними на смерть.
«Твою мать!!! – подумал он. – Ну как же все остогрызесло! Опять все то же самое». Но Чистильщик хлебнул еще и перестал думать о тех, кого ему сегодня – завтра – предстояло убить. «В последний раз; – подумал он. – Или почти в последний» Глядя на взбодрившегося Рустама, он и сам взбодрился, готовый полезть хоть к черту в зубы, лишь бы заработать блаженное спокойствие для себя и для Мирдзы. «Вот, – подумал он, – именно – для Мирдзы». Странное успокоение, успокоения в принципе не дающее.
Чистильщик буквально вырвал фляжку из рук Рустама и одним огромным глотком проглотил ее содержимое. Тряхнул головой.
– Никогда не привыкай глушить себя, малыш, – проворчал он. – Будь чистой сталью.
Не удовлетворившись содержимым фляжки, он полез в машину и из бардачка вытянул литровую бутылку «Tullamore Dew»; часть просто влил в себя, а оставшееся перелил во фляжку. Криво усмехнулся – алкоголь как-то странно действовал на его организм, заставляя чаще улыбаться и не обращать внимания на собственные глупости. И только.
Резко выдохнув, Чистильщик остановил кружение головы. «Господи, – подумал он, – неужели старею? Но почему именно сейчас? Нет, х…ня это все, я моложе Рустика; я зол, как молодой овчарик, у которого стырили сочный кусок мяса! Я… я… я просто непобедим потому, что меня ждет такая женщина. К черту все сантименты! Я молод и непобедим! Вперед!»
Коротко рявкнув что-то нечленораздельное, Чистильщик резко поднялся с травы и шагнул к машине. Рустам поспешно рванулся следом.
Мирдза услышала лишь щелчок отпираемого замка. «Вернулся, чертушка», – с улыбкой подумала она. Через пару минут решила, что звук ей показался, – Вадим вряд ли, вернувшись, не зашел в комнату, чтобы поприветствовать ее. В конце концов, если бы он хотел просто упасть лицом в подушку, то поехал бы к себе – уж что-что, а повадки своего любимого мужчины девушка успела выучить. На всякий случай решила выглянуть в коридор. Отшатнулась к косяку, задавливая испуганный вскрик.
У двери, бессильно привалившись к стене, сидел Вадим, потуже затягивая грязную, испятнанную кровью тряпку на пояснице. Точно такой же тряпкой были перевязаны его левое бедро и предплечье правой руки.
– Извини, – слабо улыбнулся он, и в полутьме коридора отчетливо сверкнули его белые крепкие зубы на перемазанном копотью лице, – до дома не доехал, пару раз чуть не вырубился.
Только сейчас Мирдза заметила, как странно одет Вадим – черный чуть мешковатый комбинезон, черный же жилет поверх него с множеством кармашков, из которых выглядывали самые разнообразные предметы. Но все эти предметы предназначались лишь для одного – быстрого и максимально эффективного уничтожения людей. Или не людей, нелюдей, как говорил сам Вадим. Из незастегнутой кожаной кобуры, косо вшитой на груди жилета, торчала толстая рукоятка пистолета. «Господи, – встрепенулась девушка, – да что же я, дура, стою?!»
– Подняться сможешь? – спросила она. Вадим криво улыбнулся.
– Попробую, – прокряхтел он, опираясь здоровой рукой на стену. И он действительно попробовал, даже встал на ноги, но тотчас же и грохнулся бы на пол, не поддержи его Мирдза. Опираясь на ее плечо, практически повиснув на девушке, Вадим доплелся до комнаты, где и рухнул на жесткий узкий диванчик. Мирдза метнулась на кухню и тут же вернулась с клеенкой, которую и расстелила под Вадима, ворочая его, как ватную куклу, чтобы не слишком заляпать диван кровью. Крысолов только кряхтел.
Снова сбегала на кухню, налила в тазик теплой воды, из аптечного шкафчика вытащила пузырек перекиси водорода, йод, несколько рулончиков бинта и склянку медицинского спирта. Вернулась в комнату.
Вадим неподвижно лежал на боку, спиной к девушке и глядел неподвижными, словно остекленевшими глазами в стену. Дыхание его было редким и совершенно бесшумным. Если бы не поднимающаяся время от времени рука с сигаркой и тонкие струйки дыма, что он выпускал, Мирдза подумала бы, что он умер.
Тяжело повернув голову к Мирдзе, он через силу улыбнулся и даже подмигнул.
– Где это тебя так? – не удержалась от непозволительного вопроса девушка.
– Да вот, не перевелись в вашей полиции еще снайпера, – произнес он все с той же натужной улыбкой. И сразу же стал серьезным. – У меня в багажнике лежит черная кожаная сумка. Принеси ее, Мирка. А заодно сдери с переднего сиденья чехлы. Действуй, я пока помирать не собираюсь.
Мирдза вернулась через пару минут. И Крысолов подивился ее скорости, но не придал этому должного значения. Его взгляд приковывала кожаная сумка.
– Капни из синего пузырька четыре капли в стакан с водой и разболтай, – приказным тоном произнес он. Мирдза подчинилась. – Теперь простерилизуй зажим и скальпель. Ага, правильно, так. Дай мне выпить из стакана. Если я потеряю сознание, то капни в другой стакан три капли из фиолетового. Стаканы потом прокипяти.
Раны на руке и боку были сквозными, а вот в бедре пуля засела, уткнувшись в кость.
– Возьми вот этот пинцет и раздвинь края раны, – командовал Вадим, и Мирдза подчинялась, с трудом сдерживая тошноту. Все это было слишком и впервой – кровь, рана, обнаженные ткани тела. И – самое главное – неуловимый запах смерти, издаваемый любимым ею человеком. Тот запах, что нельзя описать, о нем нельзя рассказать. Его можно только обонять – и ужасаться. Ибо для обычного человека смерть –