– С кем он будет жить? – спросил Альмод.
– Того господина зовут Кнуд. Он с нами недавно.
– Хорошо. – Командир повернулся к Эрику. – Кого завтра прислать, чтобы показали, где тут что? Ингрид?
– Сам разберусь, – буркнул он. – Не маленький. Что мне можно делать и чего нельзя?
– Делай что хочешь, – хмыкнул Альмод. – Зарвешься – найдется, кому остановить.
– Вот спасибочки! – не удержался Эрик. Затем открыл дверь и шагнул в темноту.
– Привет, – раздалось оттуда, – я Кнуд.
Загорелся светлячок, явив белобрысого взъерошенного парня, сидящего в кровати.
– Эрик. Извини, не хотел будить.
– Ничего, я просто сплю чутко.
«Как ты, такой, университет-то пережил, – подумал Эрик, – где по двадцать человек в одной спальне, от малолеток до выпускников». Спрашивать не стал: не его дело. Но тот словно услышал:
– Привык, что кругом всегда толпа, она и не напрягала… А тут вдруг один, вот и подлетаю от каждого шороха. Вдвоем веселее будет.
Комната выглядела небольшой, но не тесной. Две кровати в разных углах, традиционные сундуки для личных вещей у изножья, стол, на котором стоял поднос с кувшином, парой кружек и чем-то укрытым полотенцем, две табуретки. В стене над ним – окно, сейчас заложенное ставнями. Умывальник у двери. Эрик развернул узел: внутри действительно обнаружились две чистые, хрустящие простыни, наволочка и полотенце. Он начал застилать койку.
– Когда тебя забрали? – спросил Кнуд.
Пришлось остановиться, чтобы посчитать. Кажется, все это началось так давно, что впору забыть, когда именно.
– Девять дней. Или, наверное, уже десять. А тебя?
– Три недели. И я даже успел остановить один прорыв. Ну, в смысле, вместе с Ульваром и остальными, – смутился парень. – То есть я больше стоял и смотрел, если совсем честно. А ты? Хотя чего это я! – спохватился он. – За десять дней только-только от Солнечного сюда на перекладных.
Эрик неопределенно хмыкнул. Может, и так, только проверить ему не довелось.
– Как тебе тут? – поинтересовался он.
– Если честно, жутко скучно. Прорыв останавливать вовсе не так страшно, как говорят…
Перед глазами против воли встала расползающаяся плоть, пламя, слетающее с рук Альмода, его бесстрастное лицо, крик Фроди…
– …а здесь и вовсе нечего делать. Дежурства раз в несколько дней, днем занятия с наставниками – два часа фехтования и два плетения, и все.
– И даже библиотеки нет?
– Есть, конечно…
Как может быть скучно грамотному человеку рядом с библиотекой, Эрик не понимал.
– …но ничего особенного. В университете лучше была.
Нашел с чем сравнивать. Про библиотеку столичного университета ходили легенды – и то сказать, веками собиралась. Ладно, для начала и «ничего особенного» сойдет. А раз остальные в отряде тоже носов не отрывают от книг и даже долю на них откладывают, наверняка расскажут, где можно добыть еще.
– Но знал бы, что будет так скучно, – десять раз подумал бы, прежде чем попроситься.
Эрик озадаченно вытаращился на него:
– Ты сам попросился?
– Когда Ульвар пришел в университет, я подошел и спросил, что надо сделать, чтобы попасть к ним. Он посмеялся и сказал, что после, может быть, объяснит. А потом выбрал меня.
– Но зачем напрашиваться самому?
– Это возможность.
– Возможность для чего? Умереть через пару лет?
– Не успев состариться, заметь! – хохотнул Кнуд. – Деньги. Очень хорошие деньги. Свобода, пока не идешь наперекор правилам ордена, а они вовсе не обременительны. И вообще… Ну, подумай сам: каждый год в столице перстни получают две дюжины человек, и никто не хочет прислуживать благородным в каком-нибудь захолустье. Чтобы получить приличную должность, а жить здесь дорого, нужно или серебро, или связи, или невероятный талант, или еще более невероятное везение. У меня нет ничего из этого. А так, – повел он рукой, словно предлагая посмотреть, – вот она, столица. Жилье, еда и даже одежда, если тебе не важно, что за портной обшивает, – за счет ордена. – Он ухмыльнулся. – И девчонки вешаются.
– Они на любого одаренного вешаются, – отмахнулся Эрик. – Учитывая, сколько университет заплатит, если у ребенка окажется Дар…
– Э, нет. Другие девчонки. Которым интересно не только то, что у тебя тут, – выразительно покосился он вниз, – и в кошеле, но и тут. – Кнуд постучал пальцем по виску.
– Можно подумать, тут или там что-то изменилось, – ухмыльнулся Эрик. – Мозгов у меня точно не прибавилось.
– Но на лбу-то у тебя это не написано. А плащ чистильщиков и брошь – вот они.
Эрик пожал плечами. Он предпочел бы, чтобы внимание обращали на него, а не на Дар или брошь чистильщиков. Но не спорить же о девчонках посреди ночи.
– Ну, и жалованье, конечно. Ума не приложу, куда можно потратить такую кучу денег. Того, что заплатил университет, моей матери хватило, чтобы уйти из борделя и жить… довольно скромно, я бы сказал, однако безбедно. Но серебро имеет свойство заканчиваться, а я у нее один. И это еще одна причина, по которой мне нужно было место в столице и жалованье. А твоя как?
– Не знаю. Не видел и не слышал с тех пор, как уехал из дома.
– Ой! Извини, я не хотел…
– Ничего, – пожал плечами Эрик. – У нас почти все такие были, мало к кому приезжали. Так что нормально.
Благородные, по слухам, стремились пристроить внебрачных детей с Даром в столицу. Одаренные – туда, где учились сами, они обычно и забирали своих на лето. А остальным путешествие до Солнечного и обратно было не по карману.
– Хорошо. То есть ничего хорошего, конечно… – Кнуд фыркнул. – Совсем запутался. Ладно, о чем там я… Ах да. Возможности. И всего-то надо, что время от времени пройти куда-нибудь, куда ворон костей не заносил, подержать барьер или пламя и вернуться, вовсе не подвергаясь опасности. По мне, оно того стоит.
– Если командир удержит переход и если не сожрут твари. – Эрик сел на кровати, начал расшнуровывать дублет.
– Это плохо, конечно. Но Первый, по слухам, ходил семь лет, прежде чем стал Первым. Ульвар, мой командир, ходит девять. Заговоренный – десять и в последний раз брал четвертого три года назад, да и то потому, что одна из отряда оказалась прорицательницей. Еще есть Астрид, семь лет. Есть Магни. И еще дюжина человек. Если у них получилось, почему не получится у меня?
«Потому что ты перечислил только четыре имени, ну, пусть их будет даже семь, включая тех, кто в отряде, если я правильно понял, кого именно ты назвал Заговоренным, – подумал Эрик. – Ну, пусть даже дюжина. А чистильщиков около сотни, если я правильно понял. И половина из них не переживают первые два года». Но вслух говорить не стал. Может быть, он действительно слишком мрачно смотрит на вещи, и все не так уж плохо.
В конце концов, его-то увели силой, и отношения с командиром не заладились с самого начала. Может, для таких, как Кнуд, оно действительно того стоит. Да и вообще, глубокая ночь, конечно, самое время для споров о смысле жизни, но сегодня Эрик слишком устал и плохо соображает. К тому же голоден – они как раз собирались поужинать на станции, где планировали заночевать, когда проснулся амулет.
Точно вторя его мыслям, желудок заурчал на всю комнату. Эрик ругнулся, Кнуд засмеялся:
– Бывает. Тебя что, ужином не покормили?
– А должны были?
– Здесь по часам кормят, но на станции-то корчма всегда работает.
– Как-то не сложилось…
– У меня пирог есть. Мясной. С ужина утащил по старой привычке. Будешь? Если будешь – вон, на столе.
Эрик рассмеялся:
– Вы тоже потом полночи выгребали крошки из постели?
– Ага. Ты бери, не стесняйся.
Эрик сунулся под полотенце – пах пирог что надо, мясом, луком и пряностями. И на вкус оказался ничего, а в кувшине обнаружилось слабенькое молодое вино.
Может быть, все действительно не так уж и плохо.
Как командиру ему полагалась отдельная комната. Но Альмод ничуть не удивился, когда, открыв дверь, обнаружил свет. Тира отложила пяльцы:
– Мне показалось, ты вернешься сегодня.
Он улыбнулся:
– Очень кстати.
И в самом деле. Начни он сегодня размышлять обо всем, что произошло за последние две недели, – до утра не заснет. Впрочем, похоже, и так не заснет: после того как смерть в очередной раз отстала на пару шагов, особенно сильно хотелось жить. Тира погладила по щеке:
– Устал?
– Не настолько, – снова улыбнулся он.
Она подняла лицо, и Альмод не стал ее разочаровывать.
Тира всегда была лучше любого снотворного, но в этот раз, стоило вытянуться рядом с ней, лениво поглаживая по спине, все несуразности последних дней заскакали в голове. Альмод мысленно выругался: какой уж тут сон! Напиться, что ли? К зелейнику среди ночи он не пойдет, хотя тот болтать и не будет.
Тира словно почувствовала, приподнялась на локте:
– Что-то случилось? Ты как будто не здесь.
Он вздохнул. Пророки, чтоб их… Впрочем, она была такой и до того, как проснулась способность прорицать. Часто смеялась, что влюбленная женщина умеет читать мысли безо всякого контроля над разумом. Но сейчас это совсем некстати – Альмод сам еще не разобрался, что творится и что с этим делать.
– У меня новый четвертый.
Она охнула:
– Кто?..
– Уна.
Тира ткнулась лбом в его плечо и прошептала, не поднимая головы:
– Да простит меня Творец, но я рада, что она, а не ты.
Альмод усмехнулся, прижимая ее к себе крепче:
– Ты ее почти не знала.
Точнее, не желала знать. Все те три года, что Уна проходила в отряде, Тира отчаянно ревновала. Молча, но только слепой не заметил бы. Хотя, видит Творец, повода он не давал. Да и самой Уне нужен был вовсе не он. Но кто поймет этих женщин? После того как он пришел к Первому и сказал, что у одной из его отряда, кажется, открылся пророческий дар, Тира с ним месяц не разговаривала. Он уже было решил, что все, – потому что вовсе не собирался оправдываться. Пророки жили куда дольше тех, кто ходил закрывать прорывы, да и не проснуться после бдения, наверное, лучше, чем оказаться заживо сожранной. Он невольно улыбнулся, вспомнив кое-какие подробности примирения, – тогда она все же пришла первой.