– Пусть Творец примет ее душу… – тихо проговорила Тира.
Альмод бездумно повторил ритуальную фразу. Он и без всяких молитв был уверен, что Уне уготовано место у престола Творца. Как и Сольвейг до нее. Как и всем тем, кто погиб, пытаясь закрыть прорывы.
Кроме него самого. И других командиров.
– Когда это случилось?
– Две недели назад.
– Значит, не сразу… – Она снова ткнулась лбом ему в плечо. – Но почему ты не дал знать?
Он помолчал, размышляя, стоит ли спрашивать:
– Скажи, кто оставался на бдение в эти сутки? И девять дней назад?
Тира приподнялась на локте, пристально глядя ему в лицо:
– Трюгви. Утром проснется. Но почему ты спрашиваешь? И почему все же не дал знать? А если бы вас отправили на прорыв втроем?
– Хотел бы я сам выяснить почему… – медленно проговорил он. – Я давал знать.
Могли не сообщить рядовым, но не пророкам. Все это начинало очень дурно пахнуть.
– Если бы ты посылал голубя, я бы… – Она осеклась. – Ты давал знать? Нам не…
Альмод снова прижал ее к себе, баюкая:
– Ну, будет тебе. Все же обошлось. Невелика разница – трое, четверо…
На самом деле порой и четверых было мало, но больше проход просто не удерживал. Да обычно и так справлялись. Уже много веков.
– Обошлось?! – Тира резко высвободилась. Голос дрогнул. – Ты хочешь сказать, что вас все же…
Он мысленно выругался:
– Говорю же, обошлось. Все живы. Четвертый очень неплох, хоть и не прошел посвящение.
Своенравный, самоуверенный и самолюбивый. Но это не имеет значения – мало кто из чистильщиков может похвастаться добрым нравом. От опасности парень не бегает, учится быстро. Пообтешется, поняв, что мир не крутится исключительно вокруг него, – выйдет что-то путное. Если успеет.
– Я спрошу Трюгви.
– Нет. Я сам с ним поговорю. И с Первым. Но, держу пари, все это просто дурацкое совпадение.
Хотел бы он сам быть в этом так уверен.
10
Особняк чистильщиков, с улицы выглядевший почти неприметным, оказался огромным: целое поместье посреди города. Большой задний двор, харчевня для всех, с утра закрытая, как и повелел Творец – грех насыщать брюхо, прежде не утомив тело, – и маленький трактир для тех, кто не захочет довольствоваться казенным харчем. Баня. Часовня. Библиотека – вполне приличная, на взгляд Эрика, что бы там Кнуд ни наговаривал. Отдельно выстроенный зал для отработки плетений, защищенный от всего, от чего только можно, и открытая площадка для занятий с мечом.
Словом, здесь было все, чтобы больше сотни человек могли жить в удобстве и довольстве, практически не выбираясь в город. Впрочем, по словам Кнуда, который и показал Эрику все это, выходить в столицу тоже не запрещалось. С некоторыми оговорками, конечно, чтобы в любой момент можно было собрать и отправить два отряда, не разыскивая чистильщиков по закоулкам.
На Эрика пялились, едва не сворачивая шеи. Сперва он было решил, что показалось, просто нервничает в незнакомом месте среди чужих людей, вот и мерещится невесть что, но Кнуд, проводив взглядом двух девушек, что-то – или, как подозревал Эрик, кого-то – шепотом обсуждавших, заметил:
– Не припомню, чтобы при моем появлении все так таращились. Что с тобой не так?
Эрик пожал плечами. На его взгляд, не так было все – и отнюдь не с ним. Только сейчас до него наконец дошло: для того чтобы он оказался в отряде, должен был погибнуть человек. Уна, которую он совсем не знал, но с которой остальные прожили три года, почти не разлучаясь. С которой ели, спали и сражались три года – долго, по меркам чистильщиков. Действительно, и чего это Фроди не заскакал от восторга при его появлении? А еще выходило, что глазели бы на него, будь он хоть чудовищем из дикого леса. Потому что Альмода здесь называли Заговоренным.
– Радуйся, что не таращились… – буркнул он. – Чувствую себя так, будто у меня хвост вырос и все пялятся.
Кнуд демонстративно заглянул ему за спину.
– Да нет, не вырос. – Он помолчал. – Мне надо на занятия. Пойдем вместе?
Выяснилось, что насчет «совершенно нечего делать» Кнуд слегка преувеличил. Были занятия с мечом, обязательные для всех новичков – по крайней мере, первый год, дальше – по желанию. Если удастся этот год пережить, мрачно усмехнулся Эрик. Были занятия для тех, кто хотел и дальше разбираться в плетениях. Были дежурства. Впрочем, судя по словам Альмода – мол, делай что хочешь, – едва ли все это действительно занимало бо´льшую часть времени.
– А пойдем! Мне, правда, пока никто не говорил, что я там должен быть…
– Это потому, что ты не прошел посвящение и вроде как еще не полноправный.
Эрик не удержался от любопытства:
– А в чем суть посвящения?
– Единственное, что я заметил, – реакция стала лучше. И плести получается быстрее.
– А как это сделали?
– Не помню.
– Так бы сразу и сказал, что секрет… – обиделся Эрик.
– Но я правда не помню! Напоили черным корнем, и… В общем, не помню.
Эрик присвистнул. Черный корень считался сильнейшим снотворным. Настолько сильным, что редкий целитель взялся бы его кому-то рекомендовать, – слишком небольшой была разница между снотворной и смертельной дозой. А еще поговаривали, что, если смешать его с другими растениями (тут рецепты расходились, а Эрик был не настолько глуп, чтобы проверять на себе) и подправить плетением, сны окажутся настолько яркими и интересными, что не захочешь просыпаться. А еще поговаривали, что в таких снах можно увидеть будущее. А еще…
Что из этого всего правда, а что – необузданная выдумка, вроде людей с песьими головами, якобы живущих на краю света, он не знал. А может, и люди с песьими головами – не выдумка, подумалось ему. Ведь Альмод совершенно серьезно говорил про упырей и драконов. На драконов Эрик посмотрел бы… издалека. Может, и получится.
– Хороший способ хранить тайны, – заметил он. – Сделать так, чтобы, даже если очень захочешь, рассказать не получилось.
Кнуд рассмеялся:
– Сам умираю от любопытства! Ничего, дорасту до командира – узнаю. – Эрик поднял бровь. – Там было три командира – мой, Магни и Астрид – их сейчас здесь нет, потом познакомишься, – три пророка и Первый. И это все, что я помню.
Ответить Эрик не успел. Они подошли к площадке, где Ингрид и незнакомый мужчина, на вид ровесник Альмода, наблюдали за поединком двух парней и девушки, время от времени что-то подсказывая. Мужчина – высокий и мощный, с жестким, будто вырубленным из камня лицом – обернулся к ним, кивнул Кнуду, тот поклонился в ответ.
Ингрид, улыбнувшись, тоже кивнула им обоим, Кнуд поклонился и ей, и Эрик запоздало сообразил: Альмод отправил ее «погонять» новичка вовсе не потому, что поленился сам. Мысленно обозвав себя болваном, поклонился обоим, как младший старшим. Караулы, пьянки и блядки, значит…
– Я – Ульвар, – сказал мужчина. – А ты – Эрик? Поставить вас вместе? Кнуд хорош с мечом, а ты как?
– Средне.
– Альмод средних не берет.
Эрик пожал плечами, краем глаза заметив, как вытянулось лицо Кнуда. Ульвар обернулся к Ингрид:
– Что скажешь?
– Средне, – подтвердила та. – Плетет отлично, а меч…
– Сам посмотрю. Моего парня возьмешь?
Ингрид кивнула. Ульвар направился к стойке с деревянными мечами. Кнуд наконец обрел дар речи:
– Ты ходишь с Заговоренным? И ничего не сказал?
Эрик снова пожал плечами:
– Вообще-то ты не спрашивал.
Кнуд выругался себе под нос. Ингрид рассмеялась:
– Эрик не знал, кто такой Заговоренный. Альмод свое прозвище не любит.
– Я бы таким гордился, – заметил Кнуд.
Ингрид не ответила, только мотнула головой – мол, пойдем – и тоже направилась к стойке. Что-то сказала вполголоса, Кнуд засмеялся, она тоже расхохоталась.
– Засматриваешься? – раздалось рядом.
Эрик вздрогнул, только сейчас обнаружив, что действительно таращится на нее. Почему-то зарделся.
– Нет.
– Ну нет так нет, – сказал Ульвар, протягивая грубо сделанный браслет.
Эрик мысленно поморщился, продевая в него запястье, – по-прежнему хотелось отшвырнуть небесное железо, точно горячий уголь, а потом попрыгать сверху, как следует утаптывая в землю. И камнями заложить.
– Раз не дернулся и не заорал, значит, клинок тебе уже дали.
Эрик кивнул.
– Привыкнешь. – Ульвар протянул ему деревянный меч, такой же, как держал сам.
– Как к этому можно привыкнуть?
– Привыкают же люди жить без руки, без ноги, ослепнув… А это даже не навсегда.
Оказалось бы, что навсегда, он бы, наверное, руки на себя наложил. Но вслух об этом говорить незачем.
– Давай, – сказал Ульвар. – Нападай.
Эрик качнулся вперед, прощупывая защиту. Легко отбил такой же, пробный, выпад.
– Как тебе у нас?
– Пока не понял. – Он отшатнулся от обманного удара в лицо, блокировал летящий к голени меч.
– Альмод – сложный человек.
– С этим трудно спорить. – Эрик пнул, целясь в колено, но ноги Ульвара там уже не было.
– А вот так не стоит, – предупредил тот. – Отвыкай.
– Почему? Нечестно?
– Тварям плевать на честь. Но вот касаться их не стоит.
Эрик нахмурился, парировал удар, переходя в контратаку. Меч замер в паре дюймов от шеи Ульвара. Интересно, когда тому надоест играть в кошки-мышки?
– Я видел тварей. И пока совсем не понимаю, чем может помочь клинок.
Ему рассказали, конечно. Но вдруг Ульвар знает что-нибудь еще?
– Надейся, что не доведется на своей шкуре проверить.
– Не люблю недоговорок. – Очередной удар ушел в пустоту, Эрик пошатнулся, едва не потеряв равновесие.
– Это трудно объяснить, пока не увидишь своими глазами. Так же, как трудно объяснить, почему люди Заговоренного готовы сложить за него головы.
Это-то как раз объяснить легко. Потому что Альмод идет в проходе последним. Потому что, вытаскивая Фроди, вел себя так, словно сам бессмертен. Потому что Заговоренный.
– А об этом лучше спрашивать не у меня. – Он зашипел, когда тяжелая деревяшка больно приложила по ключице. Труп. Зараза!