– Непременно. До ворот.
Кнуд развел руками: мол, ничего не поделаешь. Эрик кивнул. Затевать свару не хотелось, да и не из-за чего, по большому-то счету.
– Пойдемте. – Она жестом пригласила их идти впереди.
Эрик оглянулся в темноту, туда, где виднелись очертания здоровой туши:
– И все-таки просто напрашивается эксперимент…
Он достал флягу, жестом предложил девушке, когда та покачала головой, передал Кнуду.
Тот отхлебнул и расхохотался:
– Сомневаюсь, что среди чистильщиков можно найти девственницу.
– А я не сомневаюсь, что нельзя, – хмыкнул Эрик. – Но как было бы интересно проверить…
– Чистильщиков? – изменилась в лице одаренная.
Кнуд снова широко улыбнулся:
– Не беспокойтесь, госпожа. Мы безобидны.
Угу, с мечом в руках Кнуд особенно безобиден, мысленно хмыкнул Эрик. Да и без меча тоже. И сам Эрик. Вдвоем они могли бы сотворить с ней что угодно, и ничего бы им не было. Это…
Пугало. Абсолютная безнаказанность. Его передернуло.
– Мы правда не хотели никого беспокоить, – сказал он как можно мягче. – И мы уже уходим.
– Я еще хотел тебе слона показать, – уперся Кнуд.
Эрик вздохнул:
– Слон спит. Днем покажешь.
– Откуда ты… – Он взглянул на Эрика, потом на девушку. Посерьезнел на миг. Снова дурашливо улыбнулся. – Тогда и мы пойдем спать. Можете не провожать, госпожа, я знаю, где тут ворота.
Он подхватил Эрика под руку и повлек прочь.
Из сторожки у ворот высунулся человек, начал что-то говорить. Кнуд, не слушая, махнул рукой, и сторожа внесло обратно. Дверь захлопнулась, проскрежетал засов.
– Вот так. Чтобы не шумел.
Ворота распахнулись и закрылись за спиной. Эрик обернулся:
– Скажи, а что нам мешало пройти сюда точно так же? Днем – понятно, людей слишком много. Но ты же не знал, что и ночью тут дежурят одаренные?
Кнуд застыл, вытаращив глаза. Захохотал, едва не сложившись вдвое, вцепился в чугунную виньетку, словно только так и мог удержаться на ногах.
– Не подумал… – простонал он.
Эрик тоже заржал, сложившись рядом. Смех гулким эхом разносился по улице, и посмотри на них кто со стороны, наверняка решил бы, что парни изрядно перебрали и веселятся без повода. Но им было все равно.
Отсмеявшись, Эрик в очередной раз приложился к фляге и разочарованно замычал: внутри осталось едва ли на полглотка. Он потряс – пусто.
– Все? – спросил Кнуд.
– Все. – Эрик еще раз тряхнул фляжку, ловя языком последнюю каплю. – Да там и было-то…
– Жаль.
Действительно жаль. Он бы побродил еще, время от времени прихлебывая, так, чтобы оставаться навеселе, но и не напиваться до бесчувствия. Тем более что на университет они еще не посмотрели и на королевский дворец…
– А я собирался сходить в русалочий лес.
– Русалок не бывает. – Эрик завинтил пробку.
– Ты и про единорога так же говорил.
– Это неправильный единорог. Рог не во лбу, и сам здоровенный, а должен быть маленький, с козленка.
– Не знал, что сказки кому-то что-то должны, – фыркнул Кнуд. – Но я хочу посмотреть на русалок, раз уж до сих пор не довелось. И не только посмотреть.
– Охальник! – рассмеялся Эрик. – Русалок не бывает.
– Заладил: не бывает да не бывает! Спорим?
Эрик поморщился:
– Тебя Альмод покусал, что споришь без повода?
– Нет, просто интересно стало, как ты станешь выкручиваться.
– Доказывая, что чего-то нет? Я на такое не велся курса с третьего.
– Вот же зануда, – покачал головой Кнуд. – А вдруг они просто хорошо прячутся?
– Главное, чтобы не вышло как с единорогом…
Кнуд засмеялся:
– Да, вынырнет такое, что не только не посмотреть, а и не убежать… Тогда возвращаемся?
Возвращаться не хотелось. Хотелось бродить по улицам и болтать обо всякой ерунде, не вспоминая, почему они выбрались в город, вместо того чтобы спать.
– Здесь можно раздобыть еще выпивки? – поинтересовался Эрик. – Кроме нашей таверны, потому что обратно я пока не хочу.
Кнуд задумался:
– В городе – нет. В четверти лиги от ворот есть почтовая станция. Туда пускают и ночью.
Но Ингрид сказала – за стены ни ногой, а она не из тех, кто будет мести языком просто так. Она вообще на удивление немногословна.
– Не знаешь, почему нельзя выходить за ворота? Даже в пригород?
Кнуд помотал головой. Хитро улыбнулся:
– А как узнают, что мы выходили, если ночью все спят, а к утру мы будем на месте?
Эрик заколебался. Не то чтобы он никогда не нарушал запретов сознательно, но обычно знал, зачем это делает и что ему угрожает, если попадется. Наконец хмельной кураж взял верх над благоразумием. И в самом деле: кто узнает и как, если они вернутся еще до утра?
– Покажешь?
Идти куда-то один он сейчас не рискнул бы: слишком легко заблудиться в паутине узких извилистых улиц, таких одинаковых в лунном серебре. Он, пожалуй, не сообразил бы даже, в каком направлении искать особняк чистильщиков, не то что ворота.
– Тоже не хочешь обратно? – спросил Кнуд.
– Не хочу.
Он вообще не хотел бы возвращаться – никогда. Но кто спрашивал, чего он хочет? Так пусть сегодняшняя ночь будет его маленьким бунтом.
Стражники у ворот пропустили их, лишь глянув на перстень Кнуда. Трактир на станции действительно работал, но внутри чадили факелы и пахло перекаленым жиром, так что задерживаться они не стали. Эрик сам не понял, почему все же согласился топать целую лигу до русалочьего леса. По слухам, сто лет назад в реке, что текла в том самом лесу, утопилась жена лорда, на чьих землях стоял город, тогда еще не столица; столицей он стал четверть века спустя, когда прежняя исчезла и на ее месте раскинулась стеклянная пустыня.
Почему несчастная женщина решила свести счеты с жизнью, Кнуд толком не знал: одни говорили, что у мужа был слишком крутой нрав, другие – что тот застал в собственной постели соперника. Как бы то ни было, за прошедший век после той дамы в реке утопились еще с полдюжины девиц, и по ночам из рощи слышался то плач, то смех, а то и песни, и те, кто ходил туда за грибами-ягодами, старались вернуться засветло. Те же, кто не успевал, часто не возвращались никогда.
– И мы идем в такое место? – спросил Эрик, в очередной раз пригубив вина и передавая мех Кнуду. В трактире они купили целый мех, рассудив, что фляжки им снова не хватит и опять придется искать.
– Ты же сам сказал: русалок и прочей нечисти не бывает. Зато на всякую нечисть очень удобно свалить пропажу давно поднадоевшего соседа. Но мне всегда было интересно, сколько правды во всех этих байках, а проверить никак не получалось.
Так, переговариваясь и смеясь, они вошли в лес. Может, летними ночами здесь и стояла непроглядная темнота, но сейчас сквозь ветви с едва проклюнувшимися почками просвечивали луны. Серебристое сияние выплетало на земле кружева, в которых терялись сломанные ветки, так что ступать приходилось осторожно. Не выдержав, Эрик зажег светлячок, и все кругом сразу же стало обычным: плотный ковер прошлогодних листьев, сквозь который кое-где пробивается трава, поваленные деревья, засохшие ветки. Зря они, пожалуй, сюда сунулись.
А потом деревья расступились, открыв серебряную реку, темную стену леса на том берегу – перестрелах в четырех, наверное, – и чернильное небо с сияющим кругом над головами и тонким серпом, повисшим на верхушках деревьев по ту сторону реки.
– Здорово… – выдохнул Кнуд, усаживаясь на поваленное бревно, верхушкой ушедшее в воду. Берег, где они стояли, не был пологим, а потому болотистым: песок, камни да коряги. Небольшой, не больше полуярда, подмытый край-обрывчик.
– Здорово, – согласился Эрик, устраиваясь рядом.
– Отдохнем и обратно?
Он кивнул и уставился на переливающуюся бликами воду. От реки тянуло свежестью, но кутаться в плащ пока не хотелось. В паре ярдов от берега плеснула рыбина, разошлись круги.
– Жаль, удочки нет, – сказал Кнуд. – Что-то я снова голодный.
Эрик и сам был бы не прочь поесть. Они прихватили в трактире по ломтю хлеба с куском ветчины и пару печеных яиц, чтобы сжевать по дороге, но желудку, подстегнутому хмельным, прохладой и долгой прогулкой, этого хватило ненадолго.
– Погоди-ка.
Он вскочил на бревно, осторожно дошел туда, где оно уходило под поверхность реки. Очень осторожно, все-таки он был уже изрядно навеселе и свалиться не хотелось. Присел, подвесив светлячок пониже.
– Что там? – заинтересовался Кнуд.
Эрик ухмыльнулся, сунулся в воду почти по самое плечо. Рукав потом можно и высушить.
– Раки. – Он продемонстрировал настоящее чудище с пол-локтя длиной. – Вот тебе и еда.
В Солнечном они часто сбегали по ночам к речке, не забыв прихватить котелок, соли и пива на всех. Была особенная лихость в том, чтобы выбраться из окна по плющу, прокрасться на задний двор, не потревожив сторожа, перелезть через забор, подсаживая друг друга, – последнего обычно вытаскивали вдвоем, повиснув животами на ограде. Ловить раков, жечь костер у реки, в погожие ночи – купаться голышом. Сейчас, пожалуй, Эрик в реку не полез бы: вода была еще по-весеннему холодной. Ничего, согреться нетрудно.
– Эх, соли нет… Разведи пока костер, а то холодает. А я еще наловлю.
– А в чем мы их будем варить без котелка?
– Это как раз самое простое, – отмахнулся Эрик. – Если ты видел, как останавливают прорыв, сам догадаешься.
Кнуд озадаченно замолк, завозился с хворостом. Эрик, обездвижив рака, кинул его на берег, снова сунулся в воду. Сколько их там! Жаль, приманки нет, было бы еще больше. Впрочем, им двоим и так хватит. За спиной затрещал, загораясь, огонь.
– Помочь? – спросил Кнуд.
– Не стоит, я все равно уже мокрый.
Эрик бросил на берег еще парочку:
– Пожалуй, хватит.
Ветер с реки теперь стал почти ледяным, а может, дело было в промокшем рукаве, но присесть у костра оказалось приятно. Он подсушил одежду плетением, насколько получилось, не снимая, – все-таки раздеваться не хотелось, зябко. Хлебнул вина. Вот теперь можно и готовкой заняться.