Фроди помрачнел:
– Хродрика не любили при дворе.
– Но до сих пор ночная кукушка была куда убедительней дневных. Ульрика очень любила брата. – Ингрид подождала, пока Фроди закончит ругаться. – Едва получив перстень, Хродрик вытащил ее из приюта, где она оказалась после смерти матери. Вырастил и представил ко двору. Да и сам государь ему очень благоволил еще до того, как сошелся с его сестрой. Что, по-твоему, он сделает, когда Ульрика скажет, что двенадцать лет назад ее несчастный брат едва избежал смерти от руки все того же злокозненного чистильщика?
Фроди снова выругался. Ингрид не останавливалась:
– И вместо справедливого наказания чистильщик снова на свободе? А почему? По чьему-то нелепому капризу? Или это заговор против людей, приближенных к престолу? Государь вспыльчив. И, думаешь, тот, кого прозвали Разумником, не сообразит, как обойти договор и чем пригрозить ордену?
Фроди в очередной раз выругался – длинно, бессвязно и тоскливо.
– Пойдем! – повторила Ингрид. – Или я тебя сама прибью, так хотя бы быстро получится.
На стук в дверь Альмод отозвался не сразу. Узнав, кто его потревожил, высунулся полуодетый; волосы встрепаны, взгляд рассеянный, блудливый. Зыркнул зло на Эрика:
– Что он еще натворил?
Эрик поймал себя на совершенно недостойном желании спрятаться за спину Фроди. Или Ингрид. Или обоих.
– Фроди убил Красавчика Хродрика, – сказала Ингрид.
Альмод мгновенно подобрался:
– Понял. Сейчас.
Вернулся почти сразу же, Эрик едва успел бы за это время дублет зашнуровать, не то что причесаться. Мотнул головой, приказывая следовать за собой. И Первый впустил их почти мгновенно – кажется, и полминуты не прошло. Выглядел он куда лучше, чем неделю назад: болезненная худоба, конечно, не исчезла, но круги под глазами разгладились, да и на щеках появилось какое-то подобие румянца – не лихорадочные красные пятна, а нормальный, здоровый цвет. Видимо, Альмод тогда не ограничился тем, что выжег разъедающую мозг дрянь, а может, еще кто потом подплетал. Эрик выкинул эти мысли из головы: не до того сейчас.
Фроди изложил, как было дело, – так же коротко, как на улице, даже, кажется, теми же словами, за вычетом брани. Первый побарабанил пальцами по столу.
– А я говорил тебе тогда, что эта история наделала слишком много шума и когда-нибудь снова всплывет… Как и положено дерьму.
– А я говорил тогда и говорю сейчас, что все равно не пожалею, – отозвался Альмод. – Что сделано, то сделано. Теперь тебе решать.
Первый перевел взгляд на Фроди:
– Ты был там один?
– Один я пятерых не одолел бы.
– Кто еще?
– Я, господин, – подал голос Эрик.
– Все было так, как он рассказывает? Кто начал первым?
Эрик помедлил, прикрыл глаза, припоминая. Вот, звеня, сыплется стекло, осколок чиркает по руке… Порез заныл снова, так и не затянул, забыл. Вылетает свинцовый переплет – этакая тяжесть, как никого не пришибло?.. Фроди успевает перехватить, отшвырнуть в сторону. Если бы первый удар был его, полетело бы наружу… Или…
– Тот, в золоте, – ответил он наконец.
– Какая разница кто, – вмешался Альмод. – Хродрик впятером шел явно не для того, чтобы вспомнить молодость да простить былые обиды.
– Не лезь! – оборвал Первый. Снова повернулся к Эрику. – А чего думал так долго?
– Все случилось слишком быстро, вспоминал и разбирался.
– Или размышлял, стоит ли его прикрывать?
Эрик вспыхнул:
– В прошлый раз вы едва не назвали меня трусом, теперь – лжецом?! – Первый молчал, продолжая пристально смотреть на него. – Я могу ошибаться, господин. Но я не лгу. Хотите – подчините разум и спросите еще раз, сопротивляться не стану.
– Разум чистильщика подчинить невозможно.
Вот как? Выходит, Альмод все же не соврал, а сам он зря тратил время и силы, разрывая то плетение. Надо было не обращать внимания и бить самому.
Первый снова побарабанил пальцами по столу:
– Альмод, помнится, я собирался писать Лейву, да так и не удосужился, вылетело из головы. А побудьте-ка вы гонцами! Да и, думается мне, сам автор плетения убедительней объяснит, почему оно теперь принадлежит ордену и нечего о нем даже вспоминать.
– А… там другие профессора были… – растерялся Эрик.
– Можешь и им объяснить. Десять дней на почтовых туда, недельку там проболтаетесь – как раз чтобы всем все объяснить подробно и обстоятельно. Десять дней обратно, а то, может, еще и Зов догонит… А там, глядишь, и подуспокоится… Да и я сложа руки сидеть не буду.
– Ульрика вряд ли успокоится, – встрял Фроди.
– А об этом ты должен был подумать двенадцать лет назад! – рявкнул Первый. – Потому что я на месте Красавчика отыскал бы тебя еще на каторге. За троих друзей.
– Я бы хотел сказать, что раскаиваюсь. Или что искупил… Но… Ни то ни другое… господин. Простите.
– А то я не понял. Будь ты один, я бы тебя им отдал.
Альмод напрягся:
– Через мой труп.
– И мой.
– Я тоже против, господин, – сказал Эрик.
Первый усмехнулся:
– Чтобы через полчаса никого из вас не было в городе! А его величество – человек разумный… когда поостынет. Вон!
Альмод задержался в дверях:
– Я спрашивал про образец…
– На месте. Так что марш отсюда.
– Сходил на премьеру! – ругнулся командир, едва за ним закрылась дверь. – Спасибо, удружили.
– Парня не трогай, ему деваться некуда было.
– Да я б ему сам голову открутил, если бы тебя убивали, а он пальцем не шелохнул. – Альмод вздохнул. – Ладно, Первый шутить не любит… Через четверть часа внизу.
В комнате по-прежнему никого не было. Эрик на миг задумался, не оставить ли записку, потом решил: незачем. Вернется – расскажет, а пока пусть Кнуд думает, что их сорвали на очередной Зов, так оно лучше будет. Тем более что и времени на пространные объяснения особо нет: Эрик едва успел сбросить окровавленную одежду и облачиться в чистое. Дублет и рубаху с прорванным рукавом пришлось оставить на крышке сундука, чтобы другие вещи не перепачкали. Вернется – отстирает и отдаст зашивать. Или закажет новое.
Когда он спустился, там уже был Фроди: говорил о чем-то с Тирой, накинув плетение, заглушающее голоса. Эрик подумал, что стоило бы научиться читать по губам, но сам устыдился этой мысли. Если тебе дали понять, что разговор для твоих ушей не предназначен, любопытствовать не нужно. Успел заметить, прежде чем отвернулся, как отрешенно улыбается Тира и сосредоточенно хмурится Фроди: что бы ни говорила пророчица, ему это явно не нравилось.
Спустилась по лестнице Ингрид, молча встала рядом. Эрик коснулся ее руки:
– Извини за утреннее. Я был неправ.
Она взглянула в глаза, улыбнулась:
– Забыли.
Эрик улыбнулся в ответ.
Их командир появился последним. Он приобнял Фроди и Тиру за плечи:
– О ком сплетничаете?
– О тебе, конечно, – ухмыльнулся Фроди, отходя к остальным.
Альмод поцеловал женщину, замер, коснувшись лбом лба. Прошептал еле слышно:
– Постараюсь.
Она едва заметно улыбнулась и отстранилась, глядя на него, словно собиралась насмотреться на всю оставшуюся жизнь.
– Что-то не так? – спросил он.
– Все так. – Тира коснулась пальцами его щеки. – Постарайся.
Альмод кивнул, разрывая объятия. Повернулся к остальным.
– Погнали.
18
Едва они все вчетвером устроились в повозке, Альмод подался вперед.
– А теперь все с самого начала и подробно. Эрик, давай ты. Кто на кого как посмотрел и кто кому что сказал.
На память Эрик никогда не жаловался, но даже подробное изложение заняло не больше пяти минут. Может быть, и меньше.
– Ему сказали, значит… – Командир потер лоб. – Фроди, кто мог знать, что ты собираешься в лавку именно сегодня?
– Да кто угодно. Я говорил с Ингрид в харчевне, не орал, конечно, на весь зал, но и не секретничал.
– Было еще кое-что, – подала голос девушка. – Не думаю, что есть связь, скорее совпадение, но… Словом, сам решай. Когда мы с ребятами из Рыжей дюжины сели обмывать первенца Гюнтера, в таверну явился Свен Косматый. И потребовал поединка, обвинив Гюнтера в покушении на честь его жены.
Альмод присвистнул:
– Как у человека может быть столь много денег и столь мало ума?!
– Свой поединок он получил. Гюнтер лучше меня.
Альмод кивнул:
– Да, я его помню, присматривался.
– Гюнтер утверждал, что на чужую жену не заглядывался. Но поговаривали, будто у Косматого дурной нрав и тяжелая рука, так что…
– Так что счастливая жена, то есть безутешная вдова, могла заведомо направить гнев мужа не туда, – усмехнулся Альмод. – И такое решение напрашивается.
– Я тоже так думаю. Конечно, будь я на ее месте…
– Будь ты на ее месте – зарубила бы, едва он попытался бы поднять руку… и умерла, закопанная в землю по горло. Так что давай порадуемся, что каждая из вас на своем собственном месте. – Он помолчал. – Тебя он не пробовал задеть?
Ингрид усмехнулась:
– Пробовал. Но, когда я его вызвала, поджал хвост. Он, видите ли, не дерется с женщинами.
Альмод хмыкнул:
– Да, если бы метили в тебя, отговариваться бы не стал. Ты права, похоже, действительно совпадение. – Он снова потер лоб. – Ерунда какая-то выходит. Я думал, начинаю понимать, что творится… очень не хотел верить, правда. Но то, что случилось сегодня… не подходит. Может, оно и к лучшему.
– Что ты думал? – поинтересовался Фроди.
– Так, глупость. Что, кажется, перешел кое-кому дорогу, сам того не желая. Но тогда нет смысла убивать тебя.
– Нет смысла, или ты не хочешь видеть в этом смысл? – спросила Ингрид.
– Нет смысла. Впрочем… – Альмод чуть помедлил. – Нет.
– Тогда получается, что ты действительно ошибся и копают не под тебя, а под Фроди? Три Зова за три недели могли убить любого из нас, а то и всех четверых. Образец Фроди у тебя, добыть его нельзя, поэтому понадобился твой. Подержать нас подальше от столицы, измотать, пока однажды не ошибемся… А когда стало ясно, что не вышло, Хродрик ударил в открытую. Или это вовсе был не он, а кто-то из родичей тех…