Салли собиралась прийти к Джо в понедельник — ему надо было снять швы — но он сам пришел на работу. Непосредственно о нападении они не говорили. Она хотела бы уговорить его обратиться в полицию, но не на работе.
Ей не понравилось, что он соврал ей, сказав, что видел фотографии мест преступления только на стенде в конференц-зале. Он знает, что то, чем он занимается — это воровство, но он, конечно же, борется с желанием во всем ей сознаться. Она не может себе представить, что человек с широкой и такой наивной улыбкой способен сознательно врать, но человек, который улыбнулся ей в закрывающиеся двери лифта пару недель назад, пожалуй, это был какой-то другой Джо, разве нет? Это был Джо, который способен на…
На что? На все?
Нет. Не на все. Но он выглядел так, будто умеет врать. Он выглядел спокойным, расчетливым, как будто прекрасно понимал, что происходит. Салли напоминает себе, что это была лишь мимолетная улыбка, что на самом деле Джо совсем не такой.
Но к чему эта ложь?
Каждый раз, когда она пересматривает про себя возможные ответы на этот вопрос, один из ответов кажется очевидным: кто-то заставляет Джо делать то, чего он делать не хочет. Значит, кто-то ему должен помочь, и, очевидно, что помочь должна именно она. Это ее христианский долг — убедиться, что никто не причинит ему боли.
Джо выглядел нервным и тревожным большую часть дня, особенно после обеда, и она догадывается почему: человек, который давит на него и заставляет добывать информацию, потребовал очередную порцию. Конечно, она пока не может понять, почему папки остались в квартире у Джо, а не у человека, который напал на него, но она предполагает, что это связано с какой-нибудь их договоренностью. Возможно, Джо забыл захватить с собой папки на встречу с этим человеком и разозлил его. Может, эти папки уже не у Джо, а у человека, который ему угрожает. Единственный способ узнать все наверняка — это присматривать за Джо. Так же, как Джо будто бы присматривает за женщиной, которая пришла поговорить с детективами.
Как и до остальных, до нее донеслись слухи, гуляющие по участку. Эта женщина, возможно, приблизит расследование к развязке. Может быть, тогда Джо перестанет угрожать опасность.
Видеть Джо, наблюдавшего за женщиной, оказалось неприятно. Он был настолько ею заворожен, что в какой-то момент Салли была уверена, что он знает ее. Но он, конечно же, просто пытался узнать все возможное, чтобы ему было что рассказать своему палачу и уберечься от очередной пытки.
Стоя на улице, глядя из-за угла на Джо, который ее не видел, Салли не понимала, почему он последовал за женщиной, но она проследит за ним, пока наконец не найдет способа вытащить его из той передряги, в которую он попал.
35
Эйвон полна уток, пивных банок и пустых пакетов из-под чипсов. Мочу, оставшуюся после вечера пятницы, смыло куда-то к черту, туда, куда обычно смывается моча. Среди мусора плавают пучки травы. Кто-то — кто-то с худшей работой в мире — прошелся вдоль реки и подобрал все использованные резинки. Как ни странно, вид все равно красивый. Темная вода отражает солнце и играет тенями, хотя, если честно, я не особый ценитель природы. Эту реку вообще можно было бы забетонировать, мне все равно.
Когда я подхожу ближе, Мелисса отворачивается, как будто я настолько незначителен, что на меня даже смотреть неинтересно. Через несколько секунд она снова смотрит на меня. Я начинаю осознавать, какая боль терзает мою промежность. Как будто оставшееся яичко испытывает страшную тоску по утерянному собрату, и ему страшно в присутствие женщины, которая это сделала. Останавливаюсь в метре от скамейки. Она не двигается с места. Сердце у меня тяжело бьется в такт с пульсирующим яичком. Не понимаю, что меня вдруг так напугало.
— Присаживайся, Джо.
Она не расстается со своей улыбкой.
Я отрицательно качаю головой.
— Рядом с тобой? Шутишь?
— Все еще сердишься на меня? Да ладно тебе, Джо, надо двигаться дальше.
Двигаться дальше? Это я слышал после того, как папа умер. Вечно люди слышат эти слова. Наверное, Кэлхауну это тоже говорили, после того как его сын повесился. Неужели мы живем в таком одноразовом обществе, что нам нельзя даже сохранить свою ненависть или свое раскаяние? Мне хочется наклониться к ней и показать, что я смогу двигаться дальше не раньше, чем проделаю пару вещичек. Но я не могу. Слишком много людей вокруг. Слишком рискованно. Даже если у меня получится сломать ей шею и сбежать, я понятия не имею, где мой пистолет. Наверное, он у кого-то, кто пошлет его в полицию, если с ней что-то случится.
— Милая у тебя работа, Джо.
Пожимаю плечами. Понимаю, куда она клонит, но позволяю ей продолжать.
— Уборщик в полицейском участке. Это позволяет тебе получить доступ к определенной информации — улики, отчеты, фотографии. Скажи, а ты когда-нибудь хотел быть полицейским? Может, пытался и не получилось? Или ты и не пытался, потому что знал, что они догадаются, какие извращенные мыслишки копошатся у тебя в голове?
— Как насчет тебя, Мелисса? Ответь, а ты когда-нибудь пыталась?
— Ты когда-нибудь пытался загрязнить улику?
Если это все, что она имеет мне сказать, то никаких проблем у меня нет.
— Ты завидуешь.
— Тебе?
— Тому, что я работаю со всеми этими полицейскими и со всей этой информацией.
Она подносит левую руку к губам и начинает медленно водить по ним пальцем, как в ту ночь. Она увлажняет палец и продолжает водить им по губам. Потом резко отводит руку, проводит ею по груди и кладет ладонь на колени.
— Мы не так уж отличаемся друг от друга, Джо.
— Сомневаюсь.
— Ты замечал, какой там запах?
— Какой запах?
— Ты там каждый день работаешь, наверное, привык. Но там особый запах. Слегка пахнет потом и незапекшейся кровью, и в этом власть. Власть и контроль.
— Это кондиционер.
— А сегодняшний день выдался забавным, Джо. Мне удалось увидеть то, что ты видишь каждый день. Не слишком ли лакейская должность для такого, как ты?
— Я занимаюсь этим, потому что мне нравится моя работа, вот и все.
— Тебе хорошо платят?
— А нужно, чтобы хорошо платили?
— Знаешь, что меня смущает?
— Наверное, тебя многое смущает.
Ее улыбка становится шире.
— Откуда у тебя деньги на дорогое оружие, красивые вещи, хорошие часы, если ты живешь в квартире, больше похожей на крысиную нору.
Мысль о том, что она была в моей квартире, буквально гложет меня. Мне ненавистна сама мысль, что эта женщина убиралась там. Ни за что на свете я не поблагодарю ее за это.
— У меня хороший бухгалтер.
— Уборщикам неплохо платят, а?
— На оплату счетов хватает.
— Хорошо, что у тебя есть наличка из других источников.
— Ты о чем?
— Я о том, что у тебя наверняка отложены деньги.
— Есть пара сотен долларов. А что?
— Врешь. Сколько у тебя отложено?
— Я тебе только что сказал.
— Нет, не сказал. Пора бы быть честным со своим партнером, Джо.
— Что? — спрашиваю я и вдруг четко понимаю, в какую игру мы сейчас играем.
— Ты слышал.
— Нет, конечно.
Она закидывает голову и начинает смеяться. Громко. Это приводит меня в ярость. Никто надо мной не смеялся со школьных времен, когда этот смех сопровождался словами «крутые яйца» и преследовал меня, куда бы я ни шел. На нас оглядываются. Все, что я могу сделать, это стоять и ждать, пока она отсмеется. Наконец она замолкает.
— Мы партнеры, Джо, нравится тебе это или нет. Особенно после того, что я только что для тебя сделала.
— И что же?
— Я дала полиции подробное описание твоей внешности.
Сжимаю кулаки.
— Спокойно, мой мальчик. Я дала им описание другого человека.
— Почему?
Но я уже знаю ответ: потому что она хочет денег.
— А почему бы и нет?
— Перестань ходить вокруг да около.
— Тебе не нравится? А что тебе нравится, Джо?
— Может, рассказать тебе, что я хотел бы сделать?
— Я представляю. Знаешь, — говорит она, — забавно было прийти туда и поговорить с детективами, посмотреть насколько они умны или, в данном случае, не умны. Их обмануть проще, чем я вообще могла себе представить. Наверное, я всегда представляла их иначе, но они просто люди, Джо. Как ты или я. Наверное, поэтому тебе все так здорово удается. Если честно, все это меня немного разочаровало. В некотором смысле.
— Не уверен, что вообще существует кто-то похожий на тебя или на меня, — говорю я.
Она медленно кивает.
— Наверное, ты прав.
— Так почему ты это сделала? Ради чего ты пошла туда?
— Ради денег.
— Опять двадцать пять. Хорошо бы тебе начать слушать, что я говорю. Дай-ка попробую повторить помедленнее. У меня. Нет. Никаких. Денег.
— Да ладно, Джо, не скромничай. Я уверена, что даже если у тебя нет денег, человеку с твоими способностями не составит никакого труда их достать. Где-то сотню тысяч.
— Ты видела, как я живу. Как ты предлагаешь раздобыть мне столько денег?
— Тебя как будто распирает от вопросов, Джо, а должно было распирать от ответов. Да и нет. Это единственные два слова, которые я хочу от тебя слышать.
— Послушай, раздобыть такое количество налички невозможно в принципе.
— Ты всегда можешь пойти и написать чистосердечное признание. Тогда половина у тебя уже будет.
Мелисса говорит о тех пятидесяти тысячах долларов, которую государство пообещало любому человеку, предоставившему информацию, которая помогла бы схватить убийцу. Не могу поверить, что так мало, учитывая, что после того, как я убил первого человека много лет назад, за меня предлагали столько же. Наверное, это доказывает, что одни люди стоят больше, чем другие.
Недопустимо, чтобы награда за мою поимку оставалась такой низкой. Если бы Мелисса хотела этих денег, ей нужно было просто меня сдать. Или дело вообще не в деньгах, или она ждет, пока награду повысят, чтобы меня засадить. Только сначала она еще хорошенько помучает меня и использует, чтобы разжиться деньгами на стороне. Я для нее — просто удачная инвестиция. Как будто она приобретает долю акций.