Поглядев под бой курантов смену караула, Исаев спустился по брусчатке вниз, к Арсенальной башне и, заметив сбоку тенистый парк, ступил за чугунные ворота ограды.
Там, усевшись на одну из скамеек в липовой аллее, предался невеселым размышлениям.
Вызов и допрос насторожил Николая, хотя никакой вины за собой он не чувствовал. Как и не верил в то, что Абакумов с Судоплатовым предатели.
Его мысли прервала прыгнувшая с дерева на край скамейки, рыжая белка. Уставившись на человека бусинками глаз, что-то требовательно зацокала.
— Орешек хочешь? Извини, друг, нету.
Зверек тут же мелькнул вверх и растворился, а Николай почувствовал голод. Утренний чай с печеньем в поезде были не в счет, как и съеденный у генерала бутерброд. Хотелось чего-нибудь посущественней. Взглянув вдоль аллеи, увидел шедший в его сторону милицейский патруль, к которому и обратился.
— Коли с горячительным, товарищ подполковник, вон там ресторан, — показал старший рукой на проспект за оградой парка. — Идете по переходу и сто метров влево. Ну а если без, рекомендую пельменную на Художественном проезде, можно сказать, лучшая в столице.
— Как туда добраться?
Старшина подробно объяснил, и Исаев вскоре подходил к желанному месту. Оно оказалось прошлого века зданием на углу, рядом с театром МХАТ, на вывеске которого парила чайка.
— Интересно, — сказал Исаев, открывая звякнувшую колокольчиком дверь, откуда в нос ударил дразнящий запах. Заказав у буфетной стойки зеленый салат, двойную порцию только что сваренных пельменей с маслом, а к ним чашку кофе, Николай присел за столик у окна, принялся с аппетитом есть.
А потом увидел за соседним столом знаменитого артиста Смирнова, не раз игравшего Ленина. Тот тоже отдавал дань пельменям, рядом стоял полупустой графинчик водки. Чуть дальше сидела компания из двух человек — судя по виду, тоже людей искусства, пробавлявшаяся портвейном.
Когда, допив кофе, Исаев вышел наружу, взгляд привлекла афиша комедии «Двенадцатая ночь» Шекспира.
— А почему нет? — сказал сам себе и направился к кассам театра.
Вопреки ожиданиям, билеты там имелись, взял в партер. Пьеса оказалась чудесной. О любви. Веселая и остроумная. Когда она закончилась, встав вместе с залом, Николай с удовольствием аплодировал игре актеров. Чуть позже, выяснив, где находится ЦУМ, он приобрел семье подарки. Оксане — духи «Красная Москва», для Алешки новый школьный портфель, а Рексу — пластмассового Ваньку-неваляшку, к которым тот питал слабость.
За час до встречи Исаев спустился в метро, гремящий на стыках голубой состав домчал его до «Смоленской», а эскалатор с шарами фонарей бесшумно поднял наверх.
На столицу опускались сиреневые сумерки, по Арбату катили автомобили, справа от станции в небо уходила высотка со шпилем и гербом, чем-то похожая на пирамиду Хеопса.
Зайдя в гастроном с зеркальной витриной, Николай купил бутылку армянского коньяка «Арарат» в коробке, определив в портфель, после чего, щелкнув замками, вышел на улицу.
Дом, в котором жил Дроздов, был трехэтажным, добротной старинной постройки, как и многие в этом районе. Зайдя в небольшой зеленый двор, Николай вошел в первый подъезд, поднялся истертыми ступенями на второй этаж и надавил кнопку звонка на двустворчатой высокой двери. Вскоре за ней послышались шаги, звякнул запор, половина отворилась.
— Заходи, — посторонился хозяин. Теперь на нем был легкая полотняная блуза и штаны, в которых генерал напоминал дачника.
— Это вам, — извлек гость художественно оформленную коробку.
— Хорошо живешь, — принял ее Дроздов. — Выпьем за ужином. Ты пока мой руки, ванна там, — указал на одну из коридорных дверей, — а я по хозяйству.
Гость определил фуражку на вешалку, поставив рядом портфель и отправился умываться. Несколько позже оба сидели на кухне за столом, где на сковородке еще скворчала жареная картошка, в салатнице золотились маринованные грибы, что дополнялось нарезанной колбасой с сыром и ржаным хлебом.
— Ну, за Сталина теперь не пьют, за Хрущева рано. Давай, Николай, за нас, чтобы все было нормально, — поднял хозяин наполненные рюмки. — Налегай на картошку и грибы, — сказал, опорожнив свою. — Она на сале, а лисички сам мариновал.
— Как тебе Москва? — спросил генерал, когда закусили.
— Впечатляет, — подложил себе картошки гость, — только очень уж шумная и суетная.
— Это есть, — согласился Дроздов, снова плеснув в рюмки. — Теперь давай за тебя, вы наша смена.
— Да я… — начал было Николай.
— Не возражай, — сдвинул густые брови генерал. — Я лучше знаю. Ну а теперь не грех и подымить, — высосав коньяк, сжевал лисичку. — Ты, Николай, что куришь? Мои кончились, а купить забыл. Старею.
— «Казбек», — Исаев вынул из кармана галифе коробку с черным всадником.
— Их Сталин любил, — взял одну и, дунув в мундштук, прикурил хозяин.
— А я слышал «Герцеговину флор»?
— И те тоже.
Исаев тоже закурил, оба несколько минут молчали.
— А теперь слушай меня внимательно, — взглянул Дроздов Исаеву в глаза. — Ты попал в весьма неприятную историю.
— Я уже это понял, — глубоко затянулся Николай.
— Ну, так вот, я навел справки. Один из новых заместителей Серова и Купцов хотят тебя сделать свидетелем по делу Абакумова. Что это значит, надеюсь, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Исаев, чувствуя внутри холод.
— Тогда вникай дальше, — продолжил генерал. — Подразделение, которым руковожу, имеет особый статус и напрямую подчинено Председателю. Могу взять к себе, если пожелаешь. Там они тебя не достанут.
— Спасибо за доверие, — без раздумий сказал Исаев. — Я согласен.
— Но предупреждаю, — поднял Дроздов палец. — Работа опасная и с выездами в капстраны.
— Постараюсь не подвести, Виктор Александрович.
Из размеренно тикающих ходиков на стене выскочила кукушка, оповестив, что наступила полночь.
— Да, засиделись мы с тобой, — вздохнул Дроздов, когда кукушка снова спряталась. — А теперь давай спать. Утро вечера мудренее.
Затем проводил гостя в зал, достал из шкафа подушку со свежим бельем, положил их на кожаный диван и, прикрыв за собой дверь, вышел.
Сон к Николаю долго не шел, очень уж много свалилось на голову. Потом за окнами зашуршал дождь, тихий и спокойный. Разбудило его шестикратное «ку-ку», дверь открылась. «Подъем», — сказал уже одетый хозяин. После завтрака они спустились вниз к уже ждавшему во дворе, блестевшему черным лаком «Зиму».
— Давай, Петрович, на Киевский вокзал, — сказал Дроздов пожилому водителю, когда уселись в салон, и хлопнул дверцей. Водитель, значительно кивнув, выжал сцепление.
На площади, у главного входа гостя высадили, генерал на прощание сказал:
— Когда будет приказ, по приезду отзвонись мне на службу.
Войдя под своды гулкого зала со снующими пассажирами, Николай направился к воинским кассам, взял по спецталону купейный билет на ближайший поезд и вечером был в столице Украины. Семья встретила радостно, по достоинству оценив подарки.
Когда поужинали и Алешка с Рексом, несшим неваляшку в зубах, ушли в зал смотреть телевизор, Николай рассказа Оксане все, что случилось.
— А если у Дроздова не получится? — побледнела она.
— Будем надеяться, — ответил Исаев.
Утром его принял Никитченко, которому подполковник доложил о разговоре в следственной части.
— Ну, ничего, — помолчав, сказал тот, — думаю, это какая-то ошибка. Разберутся.
— В таком случае разрешите идти?
— Иди, Николай Иванович, работай.
Когда же подполковник вышел, прикрыв за собой дверь, Никитченко пробормотал:
— Жаль, хороший был сотрудник.
Глава 10Секретное бюро
Спустя неделю Никитченко доставили приказ за подписью Серова о переводе Исаева на должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам центрального аппарата КГБ СССР.
— М-да, чудны дела твои Господи, — пробормотал Никитченко, ознакомившись с приказом, после чего вызвал к себе Исаева.
— Вот, Николай Иванович, ознакомься и распишись, — протянул бумагу с гербом.
Взяв ее в руки, подполковник прочел, вынул авторучку и подписал, лицо при этом оставалось бесстрастным.
«Не простой ты парень, Исаев», — подумал Никитченко, а вслух сказал:
— Ну вот видишь, я же говорил, разберутся. Поздравляю.
И, встав из кресла, крепко пожал тому руку.
— Вечером давай ко мне, выпьем по чарке, приказ афишировать не буду. Вроде как ты убыл в длительную командировку.
Сообщение мужа о переводе в Москву Оксана выслушала с радостью, а Алешка загрустил.
— Ты чего это, сын? — удивился Николай.
— С друзьями расставаться жаль, — вздохнул мальчишка.
— У нас служба такая, — потрепал его по плечу отец. — Нужно привыкать, ты ведь мужчина.
Через сутки с чемоданом в руке и габардиновым плащом на локте Николай спустился из вагона поезда Киев-Москва на платформу, вышел в сторону площади и позвонил из ближайшей телефонной будки.
— Вас слушают, — ответил приятный женский голос.
— Мне товарища Дроздова.
— Кто его спрашивает?
— Моя фамилия Исаев.
— Одну минуту.
Потом в трубе щелкнуло, и зазвучал бас генерала:
— Здравствуй, Николай, ты где?
— Здравия желаю. У главного входа Киевского вокзала. Только что приехал.
— Там и будь, высылаю машину.
Выйдя наружу и отойдя чуть в сторону, Исаев поставив чемодан у ног, положил сверху плащ, после чего закурил, разглядывая прохожих.
— Товарищ, подполковник, вам куда? — возник рядом малый с плутовской рожей. — Довезу недорого и с ветерком.
— Спасибо, меня встречают, — отказался Николай. Малый тут же утратил к нему интерес и увязался за проходившей рядом семьей, навьюченной фруктами и ручной кладью, не иначе возвращавшейся с курорта.
Минут через двадцать от потока двигавшихся цугом вдоль площади машин отвернула серая «Победа» и, сбавив скорость, встала у тротуара против центрального входа. Оттуда вышел его лет, худощавый цыганистый майор и стал оглядываться по сторонам. Их глаза встретились — направился к Николаю.