Теперь он взял в оборот двух ведьм помоложе. Вместе. Он уже сориентировался, что их переговоры друг с дружкой куда ценнее, чем все ответы на официальные вопросы. Милости просим, пусть переживут потрясение и пусть поболтают между собой, сколько душе угодно.
— Мать честная, — почти сразу ахнула Иоанна. — Да чтоб мне дом и отчизну покинуть, это же почти Бартош!
— На мой взгляд, пусть будет Бартош, но какой-то не вполне точный, — холодно раскритиковала Росчишевская. — Где тут создатель этого шедевра? А-а-а, это вы. Тогда удлините ему ресницы. И погуще сделайте, должно получиться а-ля Грета Гарбо.
Компьютерный график с живейшим удовольствием исполнил приказ.
— И волосы тоже чуть подлиннее, примерно на сантиметр, — дополнила Иоанна, но уже без ахов и стонов, зато очень неохотно. — Хорошо, что все на мониторе, на этапе творчества, лысый череп на распечатке меня бы точно сбил с толку. Профили получились, только доделайте ему прическу. Но я все-таки хотела бы знать, что тут творится. Это вы так шутите?
Росчишевская оставила графика в покое и оглянулась.
— Это и есть голова из зарослей моей двоюродной бабушки? — вежливо поинтересовалась она.
Возняк почувствовал себя разочарованным, он нетерпеливо ждал разговора милых дам друг с дружкой и не знал, как его спровоцировать. Пока что они всматривались в воссозданные лица, одно лысое, второе с волосами, и оценивали их так, словно должны были дать награду автору за лучший снимок.
До них, наверное, не дошло, на что они смотрят…
— Это реконструкция лица жертвы, найденной на вашем садовом участке в парнике, — сказал он веско. — Голова из чащобы двоюродной бабушки. А вместе голова и скелет составляют единое целое. Это доказано.
Дамы туповато и недовольно посмотрели на комиссара.
— Так же, как доисторические ящеры? — уточнила Росчишевская. — Тут челюсть, там хвост, но они подходят друг к другу?
— Сейчас ящеров исследуют на радиоактивные изотопы, углерод С, — заметила Иоанна — Не знаю, что такое углерод С, потому что просто С — это и есть углерод, такой элемент.
— В последнее время скорее исследуют ДНК. Я тоже не знаю, что это такое, но возражать не буду.
Несколько минут они молча рассматривали все картинки и явно приходили в себя от неожиданности.
— В этой ситуации я начинаю сомневаться в лопате, — критически заметила Иоанна.
— Ты с ума сошла. Так, по-твоему, чем ему башку снесли? Мечом?
«Обе сошли с ума! — подумал Возняк. — Но ничего, главное, что они между собой разговаривают…»
— Меч он не точил, — решительно сказала Иоанна. — Штык — да, точил, а меч — нет. Я, во всяком случае, такого не видела.
— А штык видела?
— Я им даже пользовалась. Очень удобный инструмент.
— Но у меня получается, что это вообще не он. Это его прибили.
— И ты веришь, что его собственной лопатой?
— Ни во что я не верю. Насколько я помню, это когда-то называлось липа-фотомонтаж. Они нас водят за нос, потому что чего-то от нас хотят, только я не знаю чего.
Обе дамы стояли перед двумя изображениями — лысой головы и с волосами — и всматривались в ту, что с волосами. Иоанна пожала плечами.
— Если подумать, то в лопату я готова поверить. Убийца вырвал лопату у него из рук… Нет, не вырвал — это отпадает, схватил стоящую рядом. Она слегка вогнутая…
— А не выпуклая? — поинтересовалась Росчишевская. — У двоюродной бабушки я нашла выпуклую.
— Это зависит от того, с какой стороны смотреть. Но тут вогнутость важнее. Если убийца хорошо размахнулся и шандарахнул, череп отбросило, просто как картофелину ложкой. Вогнутость его удержала и задала направление.
— Ну, такого технического образования у меня нет. Ты наверняка права, только я никак не могу себе представить, что его нет в живых. Кто его мог так замечательно прикончить?
Возняк начал терять терпение.
— А у пана Бартоша были враги?
Теперь обе посмотрели на него, на сей раз с жалостью.
— Как у змеи — хвост: только и исключительно враги, — холодно ответила Иоанна.
— Вы кого-нибудь из его врагов знаете?
— Лично — ни одного. Но, может быть, пани Бобрек какой-нибудь попадался, потому что, насколько я знаю, враги за ним тянутся со стародавних времен. Теперь верная жрица не обязана молчать как камень.
Возняк придерживался точно такого же мнения, он с самого начала чувствовал, что пани Бобрек скрывает всяческие тайны и секреты.
Ну ничего, она у комиссара под рукой.
— Он как-то раз рассказывал, что кто-то гонялся за ним по какому-то лесу с огнестрельным оружием в руках, — жалобно вставила Марленка со своей неудобной табуретки в углу. — И стрелял.
Возняк мгновенно оживился:
— Кто? Когда? Почему? Вы знаете какие-нибудь подробности?
— Ну что вы, откуда. Дядюшка даже если что-то и рассказывал, то так, чтобы ничего нельзя было понять. Он всегда был страшно таинственный. Только раз что-то такое сказал мне прямо.
— Случайно не предупреждение, что никому нельзя верить и всегда следует соблюдать осторожность и предусмотрительность? — ехидно подсказала Иоанна.
— Да, действительно, — задумчиво согласилась Марленка — Я помню, что тогда шла с ребятами в поход, еще в школе, а он паковал мне вещи. И так меня предупреждал обо всех опасностях, что у меня от его занудства чуть крыша не поехала. К счастью, это было один раз и больше никогда не повторилось.
— Что вовсе не мешает тому, что в те времена кто-то мог за ним гоняться с пушкой по лесу…
Возняка вдруг осенило. Догадка, кем был и что делал прежний подозреваемый, а ныне жертва огородного убийства, вспыхнула в нем и стала потихоньку расти и крепнуть — помаленьку, но зато неуклонно.
Одновременно надежда найти убийцу как-то странно поблекла и завяла. Комиссар приуныл и подумал, что его точно удар хватит: за каким чертом рогатым они выкопали этот скелет… и тут же прогнал эту мысль как можно дальше, желая вспоминать Марленку как угодно, только не в связи с треклятым бамбуком.
Беседа двух дам, все-таки взволнованных зрелищем знакомого лица, была уже в полном разгаре, и к ней стоило прислушаться.
— …и муж у нее был? — спрашивала Росчишевская.
— А мне откуда знать?.. — Это уже Иоанна, кислым тоном. — Дай подумать… По-моему, был. Мне так представляется, что был. Кажется, какой-то скандалист, но головой не поручусь.
— Так, может, этот муж их выследил и убрал соперника?
— А холера его знает. На нашем огороде?
— Мне кажется, дядюшка там бывал, — снова вмешалась расстроенная Марленка — То есть я точно знаю, что бывал.
— А вообще откуда известно, что башка у него слетела с плеч как раз тогда, когда Эва, племянница Гурского, их подслушала? — рассердилась Иоанна. — Может быть, например, все случилось неделей позже или еще когда-нибудь? И там вообще могли быть еще какие-то чужие люди.
— Или этот муж скрывался в зарослях, мок под дождем, — продолжала фантазировать Росчишевская, — и в бешенстве даже не чувствовал, что мокнет.
Возняк поздравил себя с тем, что сделал фоторобот валькирии, скорее всего — пани Хелены Хавчик, теперь он уже доберется до нее хоть по трупам. И тут же рассердился при мысли, скольких данных ему до сих пор не хватает. И сколько информации таит вся эта компания — собственно говоря, они ничего не скрывают, они просто беззаботно не обращают на нее внимания. Постоянно им что-то вспоминается, и они понятия не имеют, что это может быть очень важно. А он, собственно говоря, понятия не имеет, откуда выкопать правильные вопросы.
Мотив неясен, предполагаемое орудие убийства сомнительно…
Естественно, он проверил в институте метеорологии, какая погода стояла в начале июня десять лет и четыре месяца назад, и все сошлось. Примерно со второй половины мая царила тропическая жара, а теплый дождик моросил потом почти пять дней. Эва Гурская наткнулась на трудолюбивую пару шестого, это она записала, и ей можно было верить, но дождь шел еще седьмого и восьмого до вечера. Отсюда и отсутствие свидетелей на участках.
Муж, этот Хавчик, ну конечно! Если пани Хавчик бегала за Бартошем, муж имел право разгневаться. Тощий задохлик? Ну и что тут такого, тощие задохлики очень часто обладают незаурядной силой, а ярость эти силы подкрепляет. Из Управления безопасности? Может, раньше он занимался боевыми искусствами?
Возняк быстренько вытряхнул из мыслей пана Хавчика, потому что две дамы болтали беззаботно, словно их никто не слышал. Они обменивались мнениями.
— Во всяком случае, — едко говорила Иоанна, — ежели нас тут не водят за нос, и он на самом деле помер, можно не скрывать из вежливости, что он был психопатом.
— Я тоже так считаю, хотя я его не так долго знала. Он вообще-то хоть когда-нибудь лечился?
— Разумеется. Давно. И с ничтожными результатами.
— Так они могут взяться за его врача.
— Не могут. Его уже весьма давно нет в живых.
— А ты откуда знаешь?
— Я была с ним знакома. Нет, меня он лечить не собирался, хотя я питала опасения, что это я рехнулась. Великолепный психиатр. У меня к нему был деловой вопрос пару лет назад, и оказалось, что уже ничего не получится…
— А что с ним, собственно, было? С Бартошем, я имею в виду.
— Параноидальная шизофрения. Раздвоение личности, а в его случае — растроение. Думал одно, говорил другое, делал третье. И не отдавал себе в этом отчета.
— Правильно я от него убежала, — с глубоким убеждением заявила Росчишевская. — Я тебе удивляюсь, что ты с ним так долго выдержала. Ты его не боялась?
— Если бы я сейчас знала то, что знаю сейчас, — боялась бы смертельно. Но я же тогда понятия не имела ни о чем, только удивлялась и хотела его нормальным человеком сделать, потому что у него, в конце концов, была масса всяких достоинств. Только позднее я почитала всякие умные книжки и поговорила с профессионалами. Клинический случай, как в морду дал!
— Значит, в тот день его фактически мог прикончить кто угодно.
— Если бы это случилось тогда, в тот день, в парнике лежали бы два трупа. Валькирия пришила бы убийцу.