Это был приговор.
Уж кто-кто, а многолетний сталинский друг и соратник Молотов это понимал прекрасно. Всю зиму пятьдесят третьего года он ждал ареста.
Вздохнул с облегчением лишь пятого марта. В день, когда узнал, что умер Сталин.
Парадокс, но и Молотов, и Жемчужина до конца своих дней Сталина не сдавали. Более того, они считали его выдающимся человеком.
Не зря было сказано: «Гвозди бы делать из этих людей…»
Жемчужиной, находящейся на Лубянке, о том, что Сталин при смерти, естественно, никто не докладывал, и вдруг после одного из допросов в камере появились… мандарины.
Александр Ушаков — друг семьи Молотовых пересказывает слова Полины Жемчужиной:«Я, — говорит, — от этого запаха чуть не потеряла сознание. Потому что совершенно другой мир. И мне показалось, что меня хотят отравить. Я впала в истерику, стала что-то кричать и потеряла сознание. И, — говорит, — я очнулась, потому что стояла сестра, мне сделали укол».
А потом ее повели куда-то по лубянским коридорам. Скоро она узнает, что два дня назад похоронили Сталина, а сразу после его смерти Молотов резко бросил Берии:
— Верни Полину!
Возвращать ее Молотову склонный к театральным эффектам Берия решил сам. Он знал, что впереди борьба за власть, а поддержка Молотова в этой ситуации дорогого стоила. Он же выбрал и подходящее место — свой кабинет.
Туда-то и повели пришедшую в себя Жемчужину.
Как только она вошла, Берия бросился к ней из-за своего стола с возгласом:
— Героиня!
А. Ушаков продолжает пересказывать воспоминания Жемчужиной: «И я потеряла сознание. И когда я очнулась, я была в этой же комнате, стоял Вячеслав Михайлович. И тут я поняла, что человек, который рядом с ним, вот это Берия. Вячеслав Михайлович сказал очень жестко: «Не надо ее переодевать, я ее забираю».
Поехали на дачу. Степень физического и нервного истощения жены потрясла Молотова. Она практически не могла стоять на ногах. О чем говорили в машине муж и жена после долгой разлуки — они не рассказывали никому и никогда.
Вячеслав Никонов: «В течение где-то шести месяцев она не вставала. То есть она не могла ходить, она лежала, ее откармливали, ее заново учили ходить. После этого, ну, вот после этого дед и бабушка уже не расставались».
Еще в дни агонии Сталина в Кремле состоялось заседание, на котором его соратники поделили будущую власть. В этот день закончилась и опала Молотова. Его вновь назначили министром иностранных дел.
Народ о внутрикремлевских смертельных схватках ничего не знал, поэтому воспринял это назначение как само собой разумеющееся. Напомним, что после Сталина Молотов был самым известным в стране и мире советским политиком. Причем почти четверть века.
И одним из самых опытных.
Освобождение жены Молотова не обеспечило Берии поддержку ее мужа, когда вскоре выяснилось, что Хрущев решился на опаснейшую игру по устранению дорогого Лаврентия.
По устранению не только от дел…
В этом стремлении Молотов Хрущева, Маленкова, Булганина и других поддержал. Трансляцию суда над Берией члены Политбюро слушали в своих кабинетах, куда специально провели прямую связь. А потом Молотов помог Хрущеву убрать Маленкова с поста председателя Совета Министров. Молотов объяснял потом, что Маленков хороший аппаратчик, «телефонный» политик, но абсолютно не способен к политике большой. В отличие от него, Вячеслава Молотова, — непосредственного участника всех важнейших мировых событий последних десятилетий. То, что его, Молотова, обыграет в борьбе за власть недалекий Никита Хрущев, Вячеслав Михайлович, наверное, не мог представить и в страшном сне.
Но Хрущев обыграл.
Причем обыграл виртуозно. По всем законам высшего партийного пилотажа.
Первый раз серьезно на глазах у всех министр иностранных дел Молотов и первый секретарь Хрущев сцепились в пятьдесят пятом — по югославскому вопросу. Тогда интересы спорящих находились в каком-то смысле за пределами страны. Молотов был противником сближения с личным врагом Сталина югославским лидером Иосифом Броз Тито.
А затем грянул знаменитый XX съезд.
Хрущев выступил с закрытым докладом о культе личности Сталина. О том, что такой доклад готовится, Молотов, Каганович и другие знали. Но, испугавшись, как они говорили, «раскола», промолчали. Понимали, что Хрущев все хорошо просчитал и подготовил. Он был тогда в состоянии растоптать любого своего противника.
Оппозиционеры спохватились лишь после венгерских событий 1956 года. Все понимали: не будь XX съезда, не было бы и венгерской крови пятьдесят шестого. Когда восстание было подавлено, Молотов, Каганович, Ворошилов и другие пошли в атаку. На июньском заседании Президиума ЦК в пятьдесят седьмом они сняли Хрущева с должности.
На целых три дня.
Семеро из одиннадцати членов Президиума проголосовали за то, чтобы снять Хрущева с должности и назначить министром сельского хозяйства. Шокированный Хрущев долго кричал и возмущался, но в тот день вышел из зала заседания руководителем сельского хозяйства Советского Союза. Шанс у него теперь оставался только один — решение Президиума о его смещении должен был утвердить Пленум ЦК, а там у Хрущева еще была возможность получить большинство. Рассаженный за эти годы в центре и на местах Хрущевым высший партийный аппарат обратно в сталинские времена возвращаться не хотел: люди смертельно устали каждый день бояться за свою жизнь.
И Хрущеву удалось главное — убедить за три дня всех, что партия имеет дело с реваншем сталинистов.
А тут еще Брежневу пришла в голову спасительная мысль вызвать из Солнечногорска, с полигона, министра обороны — легендарного Жукова, который примчался в Москву со скоростью 120 км/час и быстро организовал срочную доставку сторонников Хрущева на военно-транспортных самолетах. А фраза Жукова на Пленуме:
— Я обращусь к армии, и она Хрущева поддержит! — окончательно склонила чашу весов не в сторону Молотова, Ворошилова, Кагановича «и примкнувшего к ним Шепилова», как писали потом газеты.
Всего через три месяца Жуков поплатится за свою жесткую фразу на Пленуме.
С кем армия — может решать только ЦК и его первый секретарь, а совсем не министр обороны.
А чуть позже вместо благодарности на очередном осеннем Пленуме Хрущев устроит самое настоящее избиение маршала. После чего отправит его в отставку, из которой Жуков уже никогда не вернется.
Молотова и его соратников из партии в 1957-м не исключили. Слишком громкие имена, слишком большая история стояла за ними всеми. Просто отправили в ссылку. Молотов уехал вначале послом даже не в Париж — в Монголию, а через два года отправился спецпредставителем Советского Союза при МАГАТЭ в Вену.
Вячеслав Никонов: «В пятьдесят седьмом году количество друзей семьи уменьшилось там многократно в десятки, а то и в сотни раз. То есть остался определенный круг людей, друзей, прежде всего друзей отца, друзей матери, друзей бабушки, которые продолжали общаться, но это, безусловно, были неофициальные лица. Никакие официальные лица с Молотовым, конечно, никаких контактов не поддерживали».
В Вене после прибытия туда Молотова очень сильно занервничал посол Виктор Иванович Авилов. Отгородиться от общения с опальным Молотовым он старался по-всякому и очень боялся оставаться с ним один на один.
Мало ли кто и что доложит в Москву!
Поэтому почти на всех встречах с Молотовым он просил присутствовать резидента советской разведки в Вене Николая Петровича Новика.
Не приглашали Жемчужину и Молотова и на общие мероприятия советской колонии в Австрии: будь то выезды на природу, экскурсии или что-то другое. Знакомиться с австрийской глубинкой Молотов и Жемчужина ездили одни. И это стало головной болью для советской резидентуры.
Н. Новик (с ним неоднократно встречались и наши телезрители, и наши читатели): «Дело в том, что в июле 1962 года в Вену прибыла группа американских разведчиков, 4 человека во главе с генералом, для соответствующей обработки В. М. Молотова. Прибывшими американцами было сделано Молотову письменное предложение — уехать в Женеву, где ему подготовлена уже вилла, для написания мемуаров. И, кроме того, ему подготовлена сумма в сто тысяч долларов как аванс».
Секретное письмо от американцев Молотов сдал советскому резиденту сразу же и сделал официальное заявление, что категорически возражает против этого предложения. Опытнейший политик, Молотов понимал, что инициатива должна быть на его стороне. Кстати, американцы в случае с ним работали очень напористо и грубо.
Видимо, сильно торопились.
В письме был даже указан номер телефона, по которому следовало звонить Молотову. Выяснить, что это номер телефона центральной гостиницы «Империал», находящейся рядом с советским посольством, не составляло особого труда.
В конце концов, первый наскок американцев удалось отбить, но отныне за Молотовым присматривали в несколько раз внимательнее. Одна из главных проблем была в том, что Молотов не хотел сильно ограничивать свои передвижения, хотя знал, что среди караулящих его каждый день десяти-пятнадцати корреспондентов есть и два-три сотрудника Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов. Была и еще одна проблема — его узнаваемость.
Вот характерный случай.
Однажды Молотов, Жемчужина и сопровождавший их Новик отправились в маленький ресторанчик — гастхаус.
Н. Новик: «Хозяин ресторанчика этого узнал В. М. Молотова. Хозяин этого гастхауса попросил В. М. Молотова написать несколько слов в книге почетных гостей. Ну, он так посоветовался со мной, ну я говорю: ничего такого, пожалуйста. Он написал несколько слов и расписался. Хозяин потом заявил, что он будет сам обслуживать этот столик. Это в честь большого такого важного гостя, каким является В. М. Молотов. Сам обслужил, когда закончили трапезу, он категорически отказался от оплаты и проводил нас до машины».
Проблемой для Николая Новика была и многолетняя привычка Молотова к ежедневным длительным пешим прогулкам. В 1960-м ему исполнилось семьдесят, но здоровьем он обладал очень хорошим. Сорокалетний Новик еле поспевал за человеком старше его на тридцать лет. Постепенно они начали общаться на самые разные темы.