Вообще – язык наш зеркально отражает то, что есть: чем выше по социальной лестнице, тем меньше женщин. Там, где нет министров, депутатов, генералов и президентов, мы как раз найдем хоть какие-то «женские» соответствия. Акушер – акушерка, лаборант – лаборантка, летчик – летчица, преподаватель – преподавательница, продавец – продавщица, студент – студентка, учитель – учительница. В области искусства и спорта их тоже немало: артист – артистка, комсомолец – комсомолка, спортсмен – спортсменка. Правда, с писателем и писательницей до сих пор не можем разобраться, многие женщины-писатели обижаются на «писательницу». Слово «поэтесса» тоже не все любят, предпочитают «поэт», даже по отношению к женщинам.
Что до министра Светланы Ивановой, то она «одна из министров». Одна из лидеров партии. Одна из депутатов. Одна из руководителей общественной организации. Это так называемое согласование по смыслу: она именно «одна», даже если все остальные министры, все остальные лидеры, все остальные руководители, все остальные депутаты – мужчины. Говорить и писать так – тенденция последних лет, не во всех справочниках вы найдете соответствующие рекомендации. Но направление понятно: мы хотим подчеркнуть, что речь в данном случае идет о женщине, а язык нам в этом помогает.
Одолжить и занять
Мало кому удается прожить без долгов. А склонность брать или давать в долг, как мне кажется, не очень-то зависит от внешних условий: кто-то довольствуется скромной зарплатой и не залезает в долги, а кому-то и миллионов не хватает. И вот этот последний, который кажется всем благополучным, всё время одалживает деньги у других.
«Одалживает деньги». Так частенько говорят, не замечая разницы между «одолжить деньги кому-то» и «занять деньги у кого-то». Разница тонкая, но она есть. Загляните, к примеру, в Толковый словарь С. Ожегова, и сразу станет понятно: «одолжить» у кого-нибудь деньги нельзя! Нельзя потому, что «одолжить» – это дать взаймы.
Иными словами, если вернуться к нашему миллионеру и слову «одолжить», то он может только сам одолжить кому-нибудь деньги или же попросить: «Одолжите мне денег, пожалуйста». Еще раз: «одолжить» – это дать взаймы.
«Взять взаймы» означает другое – занять. «Что за странная история с этим бизнесменом: говорят, у него миллионы, а он вчера сто рублей у меня занял. Представьте себе, как я удивилась, когда он попросил: “Займи мне до завтра сто рублей!”». И опять путаница со словами «одолжить» и «занять». Нельзя просить другого человека «занять» денег. Можно просить «одолжить» денег.
Итак: «одолжить» – дать взаймы, «занять» – взять взаймы. Вот и вся хитрость.
Одр, у одра́, на одре́…
«На смертном одре», «у смертного одра». Когда мы видим эти слова и выражения в тексте или произносим их, то нам кажется, что должно существовать слово «одр», однако встречаем мы его только в этих сочетаниях: «на одре», «у одра». Помнится, кто-то из коллег спросил меня, как это будет в именительном падеже единственного числа: «одр» или «одро́»? И что это такое вообще?
Отвечаю: одр (именно «одр», а не «одро») – это всего-навсего кровать, постель, ложе.
Даже в Толковом словаре С. Ожегова (не самом новом из словарей) слово «одр» уже называлось «старым». Не то чтобы устаревшим, нет, просто оно давно уже используется только в совершенно определенных сочетаниях.
Понятно, когда мы идем в мебельный магазин, то ищем и покупаем кровать, а не одр. Слово «одр», в общем, довольно мрачное. Хотим мы того или нет, оно связано с болезнями и смертью. Что нам надо знать, когда мы все-таки его используем, так это где поставить ударение. Одр, одра́, одру́, одро́м, об одре́. Всюду ударение на последнем слоге. Соответственно, когда мы говорим «у смертного одра́, на смертном одре́» – это ничего не меняет в смысле ударения. Оно только на последнем слоге. Вариантов – никаких.
Озвучить
– Не хотите озвучить свое предложение?
– Помилуйте, мы же с вами не на киностудии. Озвучить не хочу, а вот внести предложение готов.
Диалог, который хотелось бы слышать чаще. Но собеседники редко реагируют таким образом на слово «озвучить», которое с некоторых пор зазвучало по-новому. И это при том, что в современных толковых словарях до сих пор зафиксировано одно-единственное его значение: озвучить – это «записать звуковое сопровождение фильма отдельно от съемки». Да еще и помета стоит – «специальное»! То есть глагол «озвучить» считают исключительно профессиональным термином кинематографистов.
А теперь скажите честно, давно вы слышали слово «озвучить» в таком вот прямом значении? Всё больше говорят и пишут так: «озвучить данные мониторинга», «озвучить информацию», «озвучить поручение министра»… Это нравится говорящим гораздо больше, чем «прочитать вслух» или «огласить», замечает В. Новиков в своем Словаре модных слов. И предполагает: может быть, это потому, что звучащее слово отчетливее входит в сознание, чем письменное?
У меня, если честно, другая версия. Не исключено, что слово «озвучить» из отряда так называемых речевых вирусов. Представим себе, что однажды кому-то понадобилось подобрать свежий синоним к надоевшим словам «сказать», «говорить», «заявить». И вот он находит: «озвучить». Кто-то услышал, подхватил – и покатилось! Никто не знает в точности, по каким законам живут и развиваются слова-вирусы. Понятно одно: если они распространяются – значит, пришлись ко двору, была в них нужда, был спрос.
Если вдуматься, «озвучить» – слово безответственное. Я же не сказал это сам, не заявил от своего имени, я только «озвучил» чужое мнение, чужую мысль, чужое распоряжение. Сам я, озвучивший, тут совершенно ни при чем. Я просто инструмент, моё дело сторона. Удобное слово «озвучить». Оно позволяет легко переложить ответственность на чужие плечи.
Ну, а если вернуться к единственному законному значению слова «озвучить», стоит напомнить еще и о том, что кинематографисты этот процесс называют «озвучкой» или «озвучанием». При этом ни «озвучания», ни «озвучки» в словарях нет. Есть «озвучивание». Но вот его-то от кинематографистов вы как раз и не услышите! Что поделаешь, у профессионалов свой язык, им наше мнение не указ.
Всем остальным «озвучивать» информацию или предложения я бы точно не советовала.
Оковы, качели, сани
То, что детские вопросы, несмотря на всю их простоту, проникают в самый корень явления, подмечено давно. А ты, взрослый, всегда стоишь озадаченный и не знаешь, что ответить. Ну и правда, если Васины друзья в детском садике качаются на качелях (а качелей там много), то сам-то Вася, когда приходит в свой двор, может покачаться на качели? Она-то, качель, во дворе одна, так ведь?
Нет, не так. Попробуйте, однако, объяснить это Васе! Читать он пока не умеет, а значит, показывать ему словари и учебники бесполезно. А жаль, потому что там сказано, что у слова «качели» нет единственного числа. По-научному это называется pluralia tantum (плюралиа тантум). Или, если проще, существительные, которые имеют форму только множественного числа. «Качели» – не одни такие. «Оковы» тоже без единственного числа. А есть еще «сани», «ножницы», «брюки»… Только в школе Вася узнает, что нельзя извлечь единственное число из «суток» или «сумерек». «Духи», «чернила», «белила», «дрожжи» и «щи» тоже не делятся на части – они так и остаются «духами», «белилами» и «щами».
Есть и другая крайность. Существительные, у которых, напротив, нет множественного числа. Как вы, например, произведете множественное число от слов «листва», «молодежь», «студенчество»? Никак. «Белизна» и «нравственность» тоже не хотят размножаться. Не хотят делать это «бензин», «рожь», «молоко» и «йод».
Всё это дети осваивают постепенно. И всякий раз удивляются: не бывает одной «качели» или одной «оковы»? А «листва» – напротив: вроде ее много, а она одна…
Опека
Там, где есть как минимум двое взрослых и один ребенок, всегда зайдет разговор о воспитании, будет решаться извечный вопрос: как лучше воспитывать, предоставлять ли самостоятельность, запрещать или разрешать, говорить ребенку «нельзя» или пускать всё на самотек, авось, выплывет.
– Нельзя же так опекать, – горячится один взрослый, – ты же ему шагу ступить не даешь, всё время пристаешь со своей опёкой!
Нет-нет, «опе́ка». Правильно говорить «опе́ка». Орфоэпический словарь под редакцией Р. Аванесова, который вообще редко пользуется знаками категорического запрещения, в данном случае совершенно неумолим. Рядом со словом «опёка» (а именно так многие привыкли его произносить) в словаре стоит строжайший восклицательный знак. И помета «неправильно».
Итак, «опе́ка». «Без твоей опе́ки он никто и ничто, он шагу ступить не может. Зачем же так опекать взрослого человека?»
Зато детям, которые остались без опе́ки родителей, очень нужна опе́ка – или новых родителей, или государства. Нужна разумная, адресная опе́ка. Вот это действительно тот случай, когда без опе́ки не обойтись. Нужен опеку́н, то есть тот, кто будет опекать, печься.
Этимологический словарь русского языка М. Фасмера полагает, что «опекун» – это калька латинского слова «прокуратор». Так оно, скорее всего, и есть. Если же проследить русские корни этих слов («опека», «опекун», «опекать»), то все они связаны с древнерусским «пекуся», то есть «забочусь».
Оплата и плата
В том, что всё вокруг дорожает, никто ничего удивительного давно уже не видит. Вот если бы дешевело – тогда да, стоило бы удивиться! Так что обычно мы не обращаем внимания на очередное заявление очередного чиновника о том, что грядет очередное повышение цен на коммунальные услуги. И только чуткое ухо ревнителя чистоты русского языка уловит несообразность в высказывании: «С первого числа следующего месяца нас ждет повышение оплаты за услуги».
Да, вечно мы всё путаем. Казалось бы, чего проще: есть «оплата услуг», а есть «плата за услуги». Ведь когда мы идем в парикмахерскую, мы готовы к тому, что нам придется оплатить – что? – услуги мастера. Значит, оплата – чего? – услуг мастера.