Первым лотом был набор старинных аптечных флакончиков, которые, по мнению Поппе, очень украсили бы его библиотеку. Не успел он додумать эту мысль до конца, как они уже были проданы. Тут важно было успевать.
— Второй лот — большая модель железной дороги знаменитой марки «Мэрклин». Пять паровозов, девятнадцать вагонов и много метров рельсов, — провозгласил Линдеман. — У нас уже есть предварительная ставка, поэтому мы начинаем с трех тысяч двухсот крон. Есть в зале кто-то, кто готов предложить больше?
Окинув взглядом посетителей, Поппе заметил в другом конце зала Винстона. Глаза их встретились, Поппе поднял руку в знак приветствия.
— Три тысячи четыреста крон в заднем ряду, — выкрикнул Линдеман. Он оглядел публику. — Больше никто? Тогда модель железной дороги уходит за три тысячи четыреста крон джентльмену в пиджаке у задней стены.
Только тут Поппе осознал, что ведущий аукциона имеет в виду его, и не знал, что делать. Он нервно замахал руками, чтобы отказаться от ставки, но было уже поздно.
— Один, два, три. — Линдеман ударил молоточком по кафедре. — Продано другу Фабиана Андерле, стоящему у задней стены.
Поппе чуть не выругался вслух. Фаббе бросил на него вопросительный взгляд.
— Хм, да, — выдавил из себя смешок Поппе. — Подумал, здорово было бы иметь такую. С детства обожаю модели железных дорог.
У корней волос выступил пот, но, поскольку произносились ставки, он не решался поднять руку, чтобы утереться.
Аукцион продолжался, всевозможные предметы, от напольных часов до люстр, находили новых владельцев.
— Лот семьдесят четыре — пара чугунных подставок под дрова в виде дьяволов, — объявил Линдеман. — В такой день это трудно себе представить, но скоро начнутся холода, и тогда они прекрасно подойдут для камина.
— Скоро наш черед, — уголком рта прошептал Андерле. — Осталось два номера.
Во рту у Поппе пересохло, сердце учащенно билось. А вдруг он совершит новую ошибку?
— А ты не можешь взять это на себя? — шепнул он.
— Нет, черт подери! — прошипел в ответ Фаббе. — Стоит мне показать малейший интерес, как цена сразу взлетит на тысячи крон. Это просто проклятие, что меня везде узнают.
— И вот мы подошли к прекрасной картине девятнадцатого века. Лот семьдесят шесть, — сказал Линдеман. — Художник неизвестен, но это прекрасное творение.
Новая капля пота образовалась под волосами у Поппе. Сорвавшись, она медленно двинулась вниз по лбу. Вскоре к ней присоединилась еще одна, сердце билось все чаще.
— Аукционная цена две тысячи, — сказал Линдеман. — Но у нас есть первичная ставка, и мы начинаем с восьми тысяч.
— Ага, значит, еще кто-то ее обнаружил, — шепнул Фаббе. — Но это все равно выгодно.
— Стало быть, восемь тысяч. Кто-нибудь в зале хочет предложить больше? — спросил Линдеман.
Фаббе покосился на Поппе, который осторожно поднял руку.
— Спасибо, — сказал Линдеман, указывая на него молоточком. — В зале предлагают девять тысяч — от мужчины, купившего железную дорогу. Кто-нибудь даст больше?
По залу прошел шепоток.
Линдеман поднял молоточек.
— Никто не предложит больше за эту потрясающую картину?
В животе у Поппе забегали мурашки. Внезапно в первом ряду поднялась рука, держащая каталог аукциона. Она принадлежала сухонькому мужчине в пикейной футболке и больших темных очках.
— Девять с половиной, в первом ряду, — с довольным видом проговорил Линдеман, указывая на мужчину. — Я получу за нее десять?
— Да! — крикнул Поппе неестественно высоким голосом.
— Самая высокая ставка снова от мужчины с железной дорогой. Повышаем на тысячу. Я получу одиннадцать?
Мужик в солнцезащитных очках снова взмахнул каталогом, держа его высоко в воздухе.
Цена быстро поднималась.
Поднимая руку, Поппе с каждым разом чувствовал себя все увереннее. Когда ставки перевалили за двадцать пять тысяч, интерес публики стал нарастать. Все вертели головами и вытягивали шеи.
Фаббе смотрел в пол, делая вид, что происходящее его нисколько не волнует, а вот Поппе наслаждался всеобщим вниманием. Движения его становились все более размашистыми, когда он поднимал ставку, и каждый раз он недовольно бормотал себе под нос, когда соперник предлагал еще больше.
Вскоре ставки достигли тридцати пяти тысяч — той границы, которую поставил Фаббе. Но Поппе не готов был сдаться. Когда он столько времени боролся за картину, уступить было бы постыдно. Он покажет этому мужику в темных очках, кто самый богатый в Тумелилле. Кроме того, если кто-то готов выложить такую сумму — может быть, картина стоит гораздо больше, чем оценил ее Фаббе?
Когда дым побоища рассеялся и рука с каталогом опустилась, Фаббе встревоженно посмотрел на Поппе.
— Сорок восемь тысяч крон, — провозгласил Линдеман. — Последняя ставка мужчины с поездом в дальнем конце зала. Кто-нибудь желает вступить в игру? Или же я пробиваю сорок восемь тысяч.
В зале воцарилась полная тишина.
— Один, два, продано! — крикнул Линдеман, стукнув по кафедре молотком. — Вот видите! Доверьте нам продажу ваших вещей. Тут вы получите за них не меньше, чем на роскошных аукционах Стокгольма.
Самоуверенность Поппе вмиг улетучилась, колени подогнулись.
Что он наделал? Наверняка переплатил. А вдруг его надули? Возможно, мужичок в солнцезащитных очках вовсе не хотел купить картину, а просто нагонял цену. Может быть, это сам продавец или человек, нанятый Линдеманом.
— Ничего страшного, — прошептал Фаббе, словно прочтя отчаянные мысли Поппе. — Мы по-прежнему сможем получить прибыль на этой картине. Но меньше, чем надеялись.
Два часа спустя аукцион закончился. К этому времени у Эспинг от долгого сидения затекли ноги. Зато Фелисии удалось купить несколько деревянных стульев и набор разномастных кофейных чашек для своего кафе.
— Поможешь мне вынести стулья? — спросила она Эспинг.
— Нет, я же сказала тебе: я при исполнении, — шепнула та в ответ.
— Но ты просто стоишь и смотришь!
Тут Эспинг трудно было возразить. Они с Винстоном ждали, пока все посетители разойдутся, чтобы допросить Линдемана.
— Окей, — ответила она.
Они отправились в администрацию аукциона, чтобы расплатиться за свои покупки. Там уже стояли в очереди Поппе и Фабиан Андерле. Фелисия просияла: она всегда была в восторге от Андерле. Она бросила на подругу многозначительный взгляд. Эспинг затрясла головой, но было уже поздно.
— Простите за беспокойство, — сказала Фелисия, прокладывая себе дорогу к Андерле. — Мы ваши большие фанаты, всегда смотрим «Шоу антикваров».
— Приятно слышать, — вежливо ответил Андерле. — Вы тоже сегодня что-то купили?
Радостная улыбка не сходила с губ Фелисии.
— Да, вот эти деревянные стулья. — Она показала эксперту по антиквариату снимок в телефоне. — Две тысячи за семь штук. Хорошая покупка?
— Посмотрим. — Андерле поправил свои большие очки и посмотрел на экран. — Да, мне кажется, как минимум два из них модели «Лилла Оланд» Карла Мальмстена. Поздравляю!
Свободной рукой Фелисия сделала в воздухе победный жест.
— Глупо, конечно, спрашивать, — проговорила она, — но раз уж у меня в руке телефон, можно с вами сфотографироваться?
Андерле расправил плечи и провел рукой по редеющим волосам.
— Конечно!
Фелисия включила камеру и протянула телефон Эспинг.
Положив руку на плечо Фелисии, Андерле повернулся так, чтобы на них лучше падал свет.
«Он привык позировать», — подумала Эспинг. В тот момент, когда она подняла телефон, Андерле улыбнулся не менее ослепительно, чем Фелисия.
— Хочешь тоже сняться, Туве? — спросила Фелисия.
Прежде чем она успела ответить, Поппе предложил их сфотографировать, и Фелисия втянула ее в кадр. Андерле встал посередине, обняв и ее за плечи.
— Скажите cheese! — скомандовал Поппе и поднял камеру.
Эспинг выжала из себя улыбку. В эту секунду за спиной Поппе появился Винстон. Приподняв брови, он с удивлением посмотрел на нее.
Эспинг хотелось провалиться сквозь землю. В разгар следствия по делу об убийстве она стоит себе и позирует, обнявшись с одним из подозреваемых.
Поппе подошел к своей задаче ответственно: снял множество кадров, по-разному поворачивая телефон, — и Эспинг ничего не оставалось, кроме как стоять на месте.
Когда фотосессия наконец-то закончилась и ей удалось отцепиться от Андерле, в кармане у нее завибрировал телефон. Сообщение от Тиры Бурен.
— Эксперты обнаружили отпечаток пальца, который, как ей кажется, может нас заинтересовать, — сказала она Винстону, не поднимая на него глаз. — На кофейной чашке в фургоне Тедди.
— Они принадлежат кому-то из тех, кто уже фигурирует в деле? — спросил он.
— Нет, это некий Даниэль Педерсен, тридцати пяти лет, из Эльярёда. Несколько раз был осужден за кражи со взломом.
Когда последние покупатели покинули здание, унося приобретения, Винстон и Эспинг уселись вместе с Матсом Линдеманом в аукционном зале.
— Картина маслом ушла дорого, — сказал Винстон, не показывая, что знает Поппе.
— Да, но она наверняка стоит куда дороже. Покупатель пришел в сопровождении Фабиана Андерле из «Шоу антикваров», так что надо было мне поставить стартовую цену повыше. Но невозможно разбираться во всем.
— По крайней мере, для продавца это стало приятным сюрпризом, — сказала Эспинг.
— Да-да, пока картину не продадут втридорога на аукционе в Мальмё, — проворчал Линдеман. — Тогда они обычно звонят мне и жалуются. «Гугл» наносит нашей отрасли огромный вред.
Отыскав свою табакерку, он заложил за губу изрядную порцию снюса.
Эспинг, как обычно, достала телефон, чтобы записать разговор, а Винстон по привычке запустил руку в карман пиджака в поисках молескина. Однако его на месте не оказалось.
Должно быть, он забыл переложить записную книжку, когда надел другой пиджак. Идиотская ошибка. Это так непохоже на него. Наверное, всему виной жара.
Эспинг достала пакет с красной записной книжкой Тедди. Хотя бы это с собой.