– Как это?
– Потом расскажу. – Сева махнул рукой и предложил: – Давай-ка лучше еще по пивку.
– За свободу Африки! – Мы чокнулись и освежились.
– А где эта, как ее?.. – Я провел ладонями вдоль подбородка, удлиняя лицо. – Раньше везде мелькала, а сейчас что-то не видно.
– Где-где?.. – буркнул Сева, а далее ответил строго в рифму.
Оказывается, за время моего вынужденного отсутствия в высшем свете имела место быть плановая ротация. Рафинированную петербурженку К. С. на посту первой красавицы России сменила С. К. из Иванова. Умница, тоже красавица, лет на пятнадцать моложе, к тому же одетая «более лучше».
– Чудеса в решете! – восхитился я. – А это кто с бокалом?
– Они там все с бухлом.
– Вон, возле лобстеров. – Я указал горлышком бутылки в направлении дамочки, черты лица которой наглядно демонстрировали совместимость несовместимого.
– Гюльчатай Фидерфиш, – торжественно произнес Сева. – Неужто не слыхал?
– Каюсь. – Я повинно опустил голову.
– Ну, ты, брат, даешь! – поразился литературный негр. – Это же… ее ведь вся страна знает. – Он внимательно посмотрел на меня. – Точно не прикалываешься?
– Вот те крест, – совершенно искренне ответил я. – И все-таки?
– Ее однажды домогался сам Домогоров! – голосом рефери в ринге пророкотал Сева.
– И как, успешно?
– Понятия не имею. – Мой приятель отсалютовал полупустой бутылкой жертве сладострастия. – Там была весьма мутная история. Кто кого и как – непонятно. Главное в том, что дамочка взяла из этой темы все, что можно было.
– В смысле?
– Она поделилась горем с родной страной и ее окрестностями, – проговорил Сева и принялся загибать пальцы. – С десяток интервью в газетах и на телевидении, это раз. Книгу про то самое настрочила, два. До сих пор, хотя уже год прошел, по два раза на неделю рыдает на четвертой кнопке о порушенной невинности, это уже три. Вот оно как!
– Круто! – вяло восхитился я. – И кто такой этот Домогоров?
Сева пожал плечами и ответил:
– А я знаю?
Глава 28Литая грудь вздымалась перламутром
Мы откупорили еще по бутылке, чокнулись донышками, выпили и дружно, как по команде, закурили.
– А у тебя тут мило, – нарушил я молчание, повисшее было на кухне. – С каких таких пряников, если не секрет?
– Какой уж там секрет. – Сева развалился на диване, погладил ладонями сытое пузцо.
Еще пару лет назад он был тощ как мартовский кот.
– Мадам поймала звезду, подняла план, а расценки, наоборот, в три раза снизила. В общем, я ее послал, в смысле ушел.
– Далеко?
– Сначала, конечно же, в запой. Не успел толком начать, как позвонили из редакции, дескать, горим-тонем, спасай-выручай. «В чем дело-то?» – спрашиваю, а они: «Срок выходит, а эта дура в коме».
– Дура в коме – это кто?
Сева махнул рукой и пояснил:
– Машка Скокова из Мордовии. Она же Абигайл Паддингтон-Ривз, автор.
– Автор чего?
– «Лабиринты страсти». Так называется серия дамских любовных романов. Шесть с полтиной печатных листов каждый, мягкий переплет, продаются во всех киосках. Цена – полтинник. Тираж от ста тысяч.
– И что, покупают?
– Как школьники горячие пирожки на перемене! – заявил Сева. – Какая жизнь у наших баб, представляешь? Работа за гроши, начальник обязательно скот, дома дети-дебилы и муж-красавчик с пивом на диване, футбол смотрит или просто так валяется. Годы уходят, живот растет, задница с титьками обвисают, сердце покалывает. Вот они и ныряют в эту патоку, чтобы совсем не рехнуться или на рельсы не лечь.
– Ну и?..
– Вот я им и говорю: «Ну и?..», а они: «Допиши за нее, ты же можешь. Срок – две недели. Если справишься, требуй, что душа пожелает: полцарства и уборщицу тетю Зину в придачу или полторы штуки баксов». Я аж протрезвел, отхлебнул еще немножко и говорю: «Две штуки, а тетю Зину вы уж как-нибудь сами ублажайте». А они: «Заметано, подъезжай».
– Дальше что? – Мне стало интересно.
– Я в тот же день подкатил в издательство, подписал договор, взял Машкину рукопись и триста зеленых аванса. Купил возле дома пару ее романов и…
– И?..
– Дописывать не стал, навалял сам от начала до конца, только название оставил прежнее: «Оазис любви». Через неделю принес. Они прямо при мне прочитали и говорят: «А давай ты теперь будешь Абигайл?» – и контракт на стол. Я им: «Как же Машка?» А они мне: «Завтра будет девять дней, вот как».
– Не понял.
– Передоз, – сказал Сева и вздохнул. – Раньше-то она просто бухала по-черному, а года три назад еще и на наркоту подсела. А ведь когда-то стихи писала, неплохие. Под Ахматову.
– Значит?..
– Значит. – Мой приятель полез за сигаретой. – Три книги в два месяца, контракт на пять лет. Платят, конечно, меньше, чем Машке, но мне в самый раз.
– Теперь, выходит, ты у нас Абигайл? А можно просто Габи?
– На здоровье. – Сева, он же Габи, усмехнулся. – За такие бабки как хочешь называй.
– Ее кожа влажно блестела, алые губки, распухшие от поцелуев… – развеселился я. – И как читатель? Не плюется?
– Подмышки красавицы благоухали дезодорантом, – продолжил автор. – Нормально, пипл глотает, облизывается и просит добавки. Между прочим, все отмечают, что именно с «Оазиса любви» талант выдающейся писательницы заиграл новыми гранями. – Сева ткнул себя пальцем в пузо. – Вот так-то!
– В общем, литая грудь вздымалась перламутром, – подвел итог я. – Не замучился ты сюжеты придумывать?
– Это лишнее, – заявил известный дамский писатель, махнул рукой, сладко потянулся и зевнул. – У меня все продумано заранее. Моя героиня – девушка красивая, бедная и знатная. Первый и второй моменты сомнению не подлежат изначально, третий выясняется ближе к финалу. Обязательно появляются высокопоставленные родители. Оказывается, они много лет назад где-то потеряли ее, все это время искали и никак не могли найти. – Сева опять зевнул. – В крайнем случае возникает бабушка. Дедушки до такого счастья никогда не доживают.
– Значит, справляешься?
– За не фиг делать, – отозвался Сева. – Сплошной курорт! Райская палата для симулянтов. Десять дней, и роман готов к приему внутрь.
– А для души? – поинтересовался я и приготовился поклянчить что-нибудь из новенького.
Мой приятель покачал головой и ответил:
– С тех пор ни строчки. – Он закурил, перебросил мне пачку и продолжил: – Ни один автор более-менее приличную книгу сам не пишет.
– Это как? – удивился я.
– А так, – жестко ответил Сева. – Он просто сидит и записывает то, что ему диктуют.
– Кто диктует?
– Скажем так, тот ангел или демон, который стоит за его спиной. – Сева помрачнел. – Иногда так быстро, что записывать не успеваешь, или в час по чайной ложке. Приходит когда захочет, уходит когда вздумается.
– А твой ангел или демон куда подевался?
– Ушел и не вернулся, – сказал Сева и сграбастал со стола бутылку. – Ну и черт с ним, если честно. – Он обвел взглядом комнату. – Зато я теперь живу как человек.
– Жалеешь?
– Только раз в неделю, – сказал Сева и усмехнулся. – По пятницам. И тут же иду выпивать.
– Мило. – Я мотнул головой. – Но скучновато.
– А я хулиганю, – сознался Сева.
– Это как?
– Изящно, – сказал он, допил бутылку и тут же откупорил следующую.
Сева посмотрел на меня, я кивнул и повторил это упражнение.
– Описываю, например, картину неземной страсти, – продолжал прозаик. – Герой как вампир какой-то впился в юную очаровашку, целует в десны, обнимает за талию и ниже, а сам поверх ее плечика любуется задницей садовника, обтянутой грязными суконными портками. – Сева оживился. – Или она с ним на простынях, бьется в пароксизме страсти, томно постанывает, а перед глазами у нее плывут эпизоды романтического свидания пони Фиалки и серого ослика.
– И что, проходит?
– На ура, – отозвался он. – Все в полном восторге.
– Слушай, ты по-прежнему один живешь? – осведомился я.
– Приходит одна, – с легкой гордостью ответил модный дамский писатель. – Когда позову. А что?
– Да так. – Я засмущался. – У меня обстоятельства… В общем, можно я у тебя перекантуюсь денек-другой?
– По мне хоть всю жизнь живи, раз хороший человек.
Глава 29А день, какой был день тогда? Ах да, среда
Помнится, я уже рассказывал, как в свое время по совету старших товарищей оборудовал совсем недалеко от Москвы целых два тайника и заложил в них разные полезные для себя предметы. Зачем? Да так, на всякий случай.
А вот о тайнике, устроенном в сотне километров от столицы, упомянуть я, кажется, забыл. Но это совсем не значит, что его не было. Еще как был, в самом что ни на есть лучшем виде. Аж до позавчерашнего дня.
Именно позавчера, в понедельник, я с утра пораньше сначала два часа ехал в электричке, потом почти час ждал автобуса и еще сорок минут в нем трясся, рискуя рассыпаться. Мой путь лежал через центр поселка с Вечным огнем и мемориалом.
Морозной зимой сорок первого здесь было жарко как в аду. Танки Гудериана рвались к Москве. Наши полки и батальоны, собранные с бору по сосенке, подыхали, но из последних сил держали оборону. Потом подошли свежие сибирские дивизии, и тогда уже немцам стало невыразимо кисло.
Позади осталась главная улица с мэрией, бизнес-центром и пивной. У церкви автобус повернул налево. Городок закончился, нормальная дорога тоже приказала долго жить.
Я покинул общественное транспортное средство в деревне Коротеево и зашагал по узкой безлюдной улочке мимо пустых ветшающих домов. Это не немцы в сорок первом все разрушили. Здесь совсем другие ухари постарались.
Я обогнул кладбище с покосившимися крестами и могилками, заросшими бурьяном, перекурил на бревнышках, попил водички. Потом встал, осмотрелся, вошел в лесок и попер как трактор в сторону полуразрушенной триангуляционной вышки.
Если вам надо что-то надежно спрятать, то положите эту штуковину в комод под кальсоны. Что? Ах, вы не желаете, чтобы ваши ценности нашли те, кому не следует. Надо же!..