И других друзей вспоминала учительница. Она заставила своих учеников увидеть розовеющий летний вечер, и темные купы московских садов, и блеск дальних куполов в лучах садящегося солнца. Двое юношей смотрели на эту прекрасную картину с Воробьевых гор и вдруг обнялись и дали клятву друг другу перед лицом Москвы, что пожертвуют жизнью, борясь за свободу. Дружба Герцена и Огарева была так крепка, что никакие испытания не могли разорвать ее. Под старость они ощущали истинное счастье, вспоминая свою юношескую клятву.
Татьяна Борисовна вглядывалась в лица учеников. Глаза ребят были задумчивы. Ей показалось, что никогда еще в классе не стояла такая тишина.
- Вы знаете более близкие нам примеры дружбы. Кто назовет их? - спросила она.
- У Николая Островского были замечательные друзья!
- Фронтовая дружба! Сколько песен про нее поют!
- «Молодая гвардия», - негромко сказал Толя Соколов.
- Я именно думала о «Молодой гвардии», - отозвалась Новикова. - Нелегкой была жизнь Пушкина и Пущина, оба узнали царскую немилость, ссылку… Тяжело приходилось Герцену и Огареву, оторванным от родины. Как мужественно переносил свое несчастье Николай Островский, знает вся молодежь… Но из всех людей, которых мы назвали, самая страшная участь постигла молодых краснодонцев. Они были в руках у врагов, их мучили, пытали… Когда человек так глубоко страдает, кажется - трудно ему думать о других, хотя бы самых близких. Но до последней минуты молодогвардейцы заботились друг о друге, старались облегчить муки товарищей. Вы помните, должны помнить радость, торжество Сережи Тюленина, когда Ковалеву удалось бежать. А ведь Сережа слаб, изнурен и знает, что его везут на смерть.
Татьяна Борисовна помолчала. Молчал и взволнованный класс.
- Такова сила дружбы, - сказала учительница. Она подняла голову, словно прислушиваясь к звучащим со всех сторон голосам друзей. - Дружбы, которая вырастает из общности идей, веры в свой народ, готовности вместе бороться за него.
Раздался звонок, но никто не шевельнулся.
- Эта беседа не входит в нашу программу. Я невольно заговорила об этом. Коля Белов немного поверхностно и равнодушно рассказал о друзьях Пушкина, и мне показалось это обидным. Но вы скоро кончите школу, - улыбнулась Новикова, - и вам не мешает подумать, чем может стать для человека дружба, завязавшаяся на школьной скамье…
Она быстро вышла из класса и в шуме большой перемены не расслышала, как аплодируют ей выпускники.
- Молодец она! Молодец! - повторял Толя Соколов.
- Не хуже Надежды Георгиевны говорила! - удивлялась Женя.
- Сегодня она и мне понравилась, - сказала Тоня.
- Хорошо, что Белов неважно отвечал, - решила Лиза, - а то мы и не услыхали бы такой беседы.
Она задумалась на минуту и выбежала из класса, а когда начался следующий урок, положила перед Тоней записку:
«Обещала Марье Заморозовой больше никогда не дразнить ее».
В этот день школа рано опустела. Кружки не работали.
Сабурова и Татьяна Борисовна одни остались в учительской. Обе они молча занимались своими делами, и только когда в дверь просунулась голова Мухамет-Нура, Новикова вспомнила об утреннем происшествии.
- Разрешите обратиться, товарищ директор?
- Пожалуйста, Мухамет!
- Позвольте дрова раскидать.
- Раскидать дрова? Что вам пришло в голову? Зачем?
- Братишка… - начал Мухамет.
Но Сабурова уже встала и, взяв свой большой платок, направилась к двери.
- Как вам не стыдно! Значит, мальчик до сих пор там сидит? Идемте, я сама попытаюсь его уговорить.
Татьяна Борисовна принесла Сабуровой шубу и тоже оделась. Вышли во двор. Он казался особенно просторным, когда не было ребят. Со стороны поленницы доносился тихий плач на одной унылой ноте. Лицо Мухамета сделалось совсем жалким.
- Плачет… Вы сказали «как не стыдно», товарищ директор, а что делать? Упрямый… «Иок» говорит, и всё!
Из флигеля, где помещался «живой уголок», вылетела маленькая фигурка в большой шапке. Бегущий опрометью бросился к поленнице. Взрослых он не заметил.
- Кто там? - спросила Сабурова.
- Этот Степа Моргунов, - с неудовольствием ответил Мухамет. - Он всегда так… Кончил урок - иди домой, а он в «живой уголок» бежит. Теперь пугать будет мальчишку, совсем неладно сделает.
Мухамет хотел было устремиться за Степой, но Сабурова удержала его:
- Постойте… Может быть, они вдвоем лучше договорятся.
Она приложила палец к губам и поманила за собой Новикову и Мухамета.
Все трое, неслышно ступая, приблизились к поленнице и стали сбоку, так что мальчики не могли их видеть.
Плач прекратился, ребята разговаривали.
- Слушай, брось дурака валять, - солидно говорил Степа. - Вылезай… Не стоит твоего брата расстраивать. Он хороший парень. Надоедливый немножко, но вполне свой. У меня с ним, конечно, старые счеты…
- Вот шайтан! - прошептал Мухамет.
- Ну, вылезешь?
- Иок!
- Что ты все заладил «иок» да «иок»! По-русски говорить не умеешь?
- Зачем не умею! - рассердился Митхат. - Это ты, наверно, по-татарски не умеешь…
- Я? Нет, брат, я татарских и хакасских слов сколько хочешь знаю. А что я тебе принес! Видал такого зверя?
Степа запустил за пазуху руку и вытащил белую мышку. Она забегала по его руке, смешно принюхиваясь и шевеля розовым носом.
- Белый мышь!.. - взвизгнул Митхат. - Дай мне!
- Хитер! Вылезай - дам. И еще покажу сколько хочешь. И белую крыску покажу и орла!
- Где?
- Вон там. - Степа кивнул на флигель. - Там наши звери живут. Пойдешь со мной?
- Иок!
- Боишься? А там сейчас никого и нет! Я один да дежурная нянечка. Я когда хочешь могу приходить. Меня Петр Петрович и Мухамет-Нур хоть ночью пустят. Они даже ключи хотели мне отдать, да я не взял. Еще потеряешь!.. Ну? Пойдем, пока никого нет. Там тепло, а ты вон весь посинел… Не пойдешь - уйду, и сиди тут до утра. Брат твой больше за тобой не придет.
- Зачем не придет? - тревожно спросил Митхат.
- Обиделся. Чертенка, говорит, какого-то мне привезли. Я, говорит, думал, что он приличный парень, вроде Степы Моргунова (это я, значит), а он (ты, значит) просто бешеный тип.
- Ты сам тип, - очень отчетливо, тоненьким голоском сказал Митхат.
- Ну, как хочешь! Значит, не идешь? Тогда спокойной ночи! Клади полешко под голову и спи. Я пошел.
- Постой! Я иду. Если наврал - получишь!
- Ладно, я сам драться умею. Вылазь! Как ты вылезешь-то? А-а! Тут снизу пошире!.. Как же я не заметил?.. - искренне огорчился Степа. - Ну, спасибо, что показал. Пошли! Давай Руку.
Мальчики, взявшись за руки, убежали.
Смотри! - повторял Мухамет. - Родной брат звал - не пошел, а этот Степа не успел рот раскрыть - пожалуйста, айда! Я ключи ему давал! А?
- Ему лет восемь, Митхату? - спросила Сабурова. - Сколько времени он вас не видел?
- Четыре года.
- Ну, неудивительно, что отвык. Да прикрикнули на него сразу, наверно, вот и заупрямился. Идемте теперь к другому крыльцу, подождем, пока они выйдут.
Все трое подошли ко второму выходу из юннатского домика.
Пришлось довольно долго ждать, пока за дверью не послышались возбужденные голоса мальчиков и ворчанье дежурной нянечки:
- Идите, идите уж! Ступай, Степа! Небось дома ждут не дождутся: когда, мол, наш сокол ясный прилетит… И мальчонку к Мухамету отведи, слышишь?
- Слышу, слышу!
Хлопнула дверь, но мальчики задержались в тамбуре.
- Плохой жмия, не страшный, - говорил Митхат.
- Ну и что же! Ему не полагается страшным быть. Ом не змея, а уж.
- Уж… уж… - повторял Митхат незнакомое слово. - Нет, уж, - сказал он с торжеством и засмеялся, - нет, уж, если ты похож на жмия, должен быть страшный.
Ребята вышли на крыльцо и остановились. Митхат быстро повернулся, хотел юркнуть обратно в дверь, но Татьяна Борисовна крепко взяла его за руку.
- Давай знакомиться, - сказала она. - Как тебя зовут, я уже знаю, а мое имя Татьяна Борисовна Новикова. Ты не забудешь?
Митхат глядел на нее исподлобья и слегка пятился, но отрицательно помотал головой.
- Запомнишь, значит? Вот и хорошо. А это Надежда Георгиевна - директор нашей школы.
- Хочешь у нас учиться, Митхат? - спросила Сабурова.
- А зверей кормить можно будет?
- Почему же нельзя? Будешь учиться, будешь и за животными ухаживать в живом уголке.
- И за мышь? - спросил Митхат тоненьким голоском.
- Конечно. А сейчас иди-ка с братом домой. Надо тебе устроиться на новом месте. Я завтра посмотреть приду, все ли у тебя в порядке.
- Иди, ради бога, домой! - взмолился Мухамет. - Кушать надо, отдыхать…
- Айда! - решительно сказал Митхат. - И Степа пойдет.
- Куда Степа? - замахал руками Мухамет. - Степе домой надо.
- Нет, Степа пусть с нами.
- Что я буду с тобой делать, а? - безнадежно спросил Мухамет и, вздохнув, обратился к Степе: - Ну, идем, гость будешь.
Он повел ребят к себе, для верности держа обоих за руки.
Глава шестнадцатая
Весна заупрямилась и даже на праздник к людям не вышла. Первомай встречали в снегу. Это не было редкостью. Почти всякий год на Первое мая лежал снег, а иногда завертывал и запоздалый морозец.
Зато с пятого числа началось быстрое, дружное таянье.
Г онимы вешними лучами.
С окрестных гор уже снега Сбежали мутными ручьями На потопленные луга, - читала в классе Сабурова, и все школьники оборачивались к широким окнам. С гор действительно мчались, обходя камни, сталкиваясь и сверкая, сотни ручьев, и шумели они так, что, разговаривая, приходилось повышать голос.
Жители поселка опасливо поглядывали на вздувшуюся Серебрянку. В этом году можно было ожидать большого напора льда.
Однажды вечером у Тони собрались девушки. Экзаменовали друг друга по курсу литературы.
- Иногда кажется, что все знаешь, - сказала Лиза, забирая из каменной чашки горсть кедровых орешков, - а иной раз такая неразбериха в голове, что ничего не можешь сообразить!