- Ну и шелк! - говорила она. - Железный!
Мария Гавриловна вертела девушку то в одну, то в другую сторону. Со скрипом втыкались в упругий шелк булавки.
- Какое длинное! - смущенно говорила Тоня.
- Так и полагается. Вечернее платье.
Наконец Мария Гавриловна слегка оттолкнула от себя Тоню, прищурясь оглядела ее и сказала:
- Ну, идите смотритесь.
Тоня кинулась к зеркалу. Навстречу ей из глубины стекла стремительно выбежала статная девушка с вопрошающими глазами, в блестящем наряде.
Николай Сергеевич, вернувшись с работы, удивился необычной тишине в доме. Он шагнул к порогу спальни и остановился в изумлении. Перед зеркалом стояла девушка в блестящем переливчатом платье. Жадный и требовательный взгляд ее не отрывался от стекла. Две немолодые женщины смотрели на нее с нежным сочувствием и тайной печалью.
- Вона! - сказал Николай Сергеевич. - Какая жар-птица из нашего гнезда вылетает!
Эти слова были первыми пришедшими ему в голову, но тут же он почувствовал, что именно они точно определили минуту. Вот какая девушка выросла из маленькой Тони! Впервые домашние видят ее в новом обличье. А сама она радостно удивлена, и охорашивается, и смотрит на себя, будто не узнает.
Возглас Николая Сергеевича заставил женщин смущенно рассмеяться, а Тоня бросилась к отцу и обняла его:
- Все кончено, папа! Сдала последний экзамен! И… и спасибо тебе за платье. Ты, наверно, знал, когда покупал этот шелк, какое оно будет красивое.
- Ну ясно, знал, - пробормотал Николай Сергеевич.
«Глупенькая!.. - с нежностью подумал он. - Разве в платье дело!»
День, который казался невероятно далеким, чуть заметным огоньком светил издали и, постепенно придвигаясь, заполнил своим сиянием весь горизонт, наконец наступил. Складывался он необыкновенно удачно и счастливо.
Прежде всего, была прекрасная погода, ясная и не слишком жаркая. Утром Тоню разбудила какая-то пичуга. Она села на подоконник и отчетливо прочирикала приветствие. А потом в окно заглянула Женя. Она показалась Тоне очень свежей и красивой.
- Спишь, Тосенька? Как не стыдно! Вставай скорей, с пирогами беда.
- Что? Подгорели? Не подошли?
Тоня мгновенно спустила ноги с кровати.
- Да нет, подошли хорошо и не подгорели. Варвара Степановна сама вынимала. Только носить их в школу некому, все заняты.
- А! Ну, сейчас, сейчас… Какой день-то, Женя! Тебе хорошо?
- Хорошо, Тося, и грустно!
- Понимаю… - тихо сказала Тоня.
Женины глаза медленно наполнились слезами:
- Да… о маме все думается… Я пойду, Тосенька. Ты поторопись.
В доме никого не было. В комнатах стояла та чуточку тревожная, полная легкого воздуха тишина, которая бывает заметна только в большие праздничные дни.
Тоня поплескалась у умывальника, накинула старенькое платье и, залпом выпив кружку холодного молока, побежала к Заморозовым. Там она нашла Варвару Степановну и Мохову. Пироги выстроились на столах и лавках. Какой из них был лучше, Тоне не удалось определить. Все - и круглые, и продолговатые, и аккуратно защипанные маленькие - выглядели красавцами.
С великими предосторожностями, чтобы не повредить их непрочной пышности, пироги понесли в школу. Там в учительской орудовала хозяйственная комиссия. Нина Дубинская вынимала из корзин блестящие, накрахмаленные скатерти. Лиза с повязанной после мытья головой пересчитывала столовые приборы и от радостного нетерпения приплясывала, не забывая, впрочем, покрикивать на мальчиков. В зале украшали сцену цветочными гирляндами, укрепляли портреты и лозунги. Мухамет-Нур расставлял стулья, гардеробщица Маруся чистила дверные ручки, а Митхат со Степой бегали по коридорам с ворохами зеленых веток.
Эта горячая суета так захватила Тоню, что она опомнилась только в пять часов, когда Лиза истошным голосом закричала:
- Кончайте работу, девочки! Одеваться пора!
Тоня, запыхавшись, прибежала домой, наспех проглотила несколько ложек супа и начала собираться.
Девушки заранее сговорились не открывать тайну своих бальных туалетов, чтобы поразить друг друга на выпускном вечере. В раздевалке стоял гомон, в котором преобладали высокие ноты.
- Лиза-то, Лиза! Зеленая, как молодая трава!
- А у Женечки до чего мягкий шелк! Как ложится красиво!
- И мне нравится, что матовый, без блеска.
- Ну-ка, Тоня, покажись!
- Ой, девочки, как замечательно! Вся золотая!
Тоню поворачивали во все стороны, - расхвалили и материю и цвет, и фасон. Она сама так же деловито осмотрела светлозеленое платье Лизы, молочно-белое Женино, голубой наряд Нины и розовый - Мани. А громоздкая, с рябинками на лице Стеша Сухих пришла в алом, как мак, платье и выглядела в нем совсем хорошенькой.
- Все цвета радуги! Ведь это что! - изумился Мохов, разглядывая подруг. - Ты посмотри, староста, - поймал он за рукав Анатолия Соколова, - с какими девушками мы, оказывается, столько времени учились!
- А ты только сейчас разглядел? - задорно откликнулась Лиза, быстро повернувшись к Мохову, отчего взметнулись ее кудри. - Зря, значит, я старалась столько лет тебе нравиться. Пропали все мои труды!
Мохов, очевидно, принял сказанное всерьез и озадаченно посмотрел на Лизу:
- Как же, старалась ты! Изводить меня старалась…
Сидевшие в зале выпускники и гости начали аплодировать, когда семья Кулагиных появилась в дверях. Смущенная Варвара Степановна кланялась во все стороны знакомым, а Николай Сергеевич, приосанившись, расправлял усы.
С этой минуты время для Тони понеслось со страшной быстротой. Каждое мгновенье несло с собой что-то необыкновенно интересное и новое. Хотелось задержать его, чтобы почувствовать все, что творилось в зале, полнее и глубже, но уже наступало иное, столь же волнующее и замечательное.
Тоня вместе с другими хлопала входившим Моргуновым, семье Дубинских, Моховых, Жене с отцом. Потом перед ней появилась какая-то незнакомая нарядная девушка. Она прикоснулась к Тониному плечу и сказала:
- Места для выпускников в середине. Пересядьте, пожалуйста.
Тоня с изумлением узнала в незнакомой девушке Татьяну Борисовну и покорно перешла на указанное место, между Илларионом и Женей. Она снова обернулась к дверям, но они оказались уже закрытыми, а между тем люди продолжали аплодировать, и у всех были взволнованные и добрые лица. Ужаснувшись, что пропустила что-то важное, Тоня обернулась к сцене. Там за длинным столом рассаживались преподаватели и гости. Она едва успела отметить про себя выражение глубокой и гордой радости на лице Сабуровой и улыбку директора прииска, как на сцену вошел Василий Никитич Круглов - секретарь обкома, встреченный шумными приветствиями. Видимо, он только что приехал: лицо его было еще красно от горного ветра. Трудный путь одолела маленькая обкомовская машина, чтобы привезти его на торжество Тони и ее друзей.
Круглов весело поклонился и сел, разглаживая слежавшиеся волосы, под которыми обнаружился широкий, не загоревший лоб. Казалось, гость, так же как выпускники, ждет от вечера много интересного.
Когда приветствия стихли, со своего места поднялась Сабурова. В доброжелательной тишине мягко и внятно прозвучали ее слова:
- Дорогие друзья…
Надежда Георгиевна говорила о страшной военной буре пронесшейся над страной, о том, что врагу не удалось сломить стойкость советских людей, говорила о едином стремлении всего народа поднять свое хозяйство, свою промышленность культуру на новую, небывалую высоту.
Она внимательно всматривалась в лица учеников:
- И вы теперь включаетесь в эту великую борьбу, великую стройку. Я хочу пожелать вам быть в ней такими же деятельными, какими вы были в школе, всегда ясно видеть перед собой жизненную цель, а цель у всех одна - приносить счастье и славу Родине своей работой.
Сабурову прервали жаркие, как вспыхнувший костер, рукоплескания. Она спокойно переждала их.
- Когда мне хочется помечтать, - продолжала Надежда Георгиевна, - я представляю себе свои будущие встречи с нашими учениками. Вот я вхожу в чудесное здание. Оно трогает и потрясает великолепной пропорциональностью, благородством архитектурных деталей, массой света и воздуха. Это застывшая музыка, как сказала кто-то об архитектуре. И мне говорят, что его построил Толя Соколов. Я встречаю смелого летчика совершившего необычайный по трудности полет, и узнаю в нем Колю Белова. Читаю талантливое исследование о нашем крае написанное Тоней Кулагиной. Наслаждаюсь игрой молодой актрисы Жени Кагановой. Я слышу о важном математическом открытии Нины Дубинской, о великолепной работе геолога Андрея Мохова… И все мои мечты могут сбыться, потому что я знаю своих учеников, знаю, что им будет предоставлено все, что нужно, для развития их способностей.
Гордость и благодарность переполняли Тоню. От волнения она на секунду даже перестала ясно видеть. Какая-то радужная сетка поплыла перед ней. Речи директора и парторга прииска благодаривших выпускников за культурную работу, за хорошее влияние на молодых производственников, она слышала смутно и очнулась, только когда сильный и ясный голос секретаря обкома наполнил весь просторный зал. Наверно, если бы Круглов выступал на большой площади, все равно во всех концах ее люди слышали бы каждое слово. Он говорил о любви советского человека к своей стране, к своему краю.
- Наша область очень велика. Она по территории больше таких государств, как Бельгия, Швейцария или Дания. Населяют ее главным образом хакасы и русские. Вы знаете, что когда-то хакасы считались самым отсталым народом в России. Они и письменности своей не имели. Их причисляли то к татарам то к киргизам. А жили они так примитивно и некультурно что если бы эта жизнь продолжалась еще несколько десятилетий, народ бы вымер. Впрочем, тогда это считалось в порядке вещей. Енисейский губернатор Степанов так и писал в своих донесениях: «Туземцы довольно стремительно вымирают, да это, собственно, процесс вполне естественный и исторически узаконенный».
Теперь из этого когда-то забитого народа выходят великолепные врачи, агрономы, инженеры, учителя. Открыт научно-исследовательский институт языка, литературы и истории, много учебных заведений, больниц, клиник. Молодые поколения хакасов растут здоровыми и усердно трудятся, чтобы сделать жизнь своего народа еще лучше.