- Ш-ш-ш, все хорошо, - прошептал он и, крепко прижав ее к себе, подошел к кухонному столу. – Я все сделаю правильно. Я сделаю это приятным для тебя.
Он положил ее на прохладную деревянную поверхность так, что ее рука попала прямо в пирог, который отлетел к противоположной части стола, но им было все равно. Дилан склонился над Хоуп, целуя ее шею и грудь, поставил ее ступни на стол и широко развел ноги. Качнул бедрами, медленно входя в нее, прокладывая путь дальше и дальше, пока не погрузился до самого конца. Его стон превратился в низкое рычание, которое шло из самой глубины души.
- Черт, - выругался он, запутываясь пальцами в ее волосах, - ты в порядке?
Хоуп не могла ответить честно: она не знала. Она никогда не испытывала ничего подобного Дилану Тэйберу. И затем он двинулся, и как будто раскаленный добела свет прошелся по ее коже. Ее вздох превратился в стон, когда Дилан чуть отстранился и толкнулся глубже. Между ног собрался жар и распространился по ее животу и груди как огонь. Этот мужчина полностью заполнил ее, касаясь так глубоко, что она чувствовала себя захваченной им.
Она обхватила ладонями его лицо, запустив пальцы в волосы. Притянула его голову к себе.
- Лучше, чем в порядке, - сказала Хоуп, целуя его губы.
Он ответил долгим, жарким поцелуем, двигаясь в ней, скользя внутрь и наружу в медленном ритме, который все нарастал и нарастал, пока они оба не стали задыхаться. Дилан отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза, и дыхание стало неровным от резких движений его бедер. Каждое нервное окончание в теле Хоуп ожило и звенело от теплого струящегося удовольствия, толкая ее все выше и выше, и выше к освобождению. Это чувство становилось все сильнее, горячее, и от наслаждения у нее поджимались пальцы на ногах. А затем оно накрыло ее. Волна за волной обжигали ее с головы до ног, и она выкрикнула его имя.
Обхватив обнаженные плечи Дилана, Хоуп держалась за него, пока внутренние стенки ее тела пульсировали вокруг его члена. Это все длилось и длилось, и она за всю свою жизнь не испытывала ничего подобного. Дилан двигался все быстрее, жестче, входя в нее снова и снова, затем вдруг резко выдохнул, как будто его ударили в грудь, и его мышцы под ее ладонями окаменели.
После единственным звуком в комнате было лишь это тяжелое усталое дыхание. Их кожа прилипла друг к другу, и, казалось, ни у кого из них не было сил, чтобы подняться со стола. Дилан опустил голову рядом с головой Хоуп, его пальцы все еще были в ее волосах. Теплое, легкое послеоргазменное чувство поселилось в ее теле, и она, повернув голову, поцеловала шерифа в висок.
- Боже, - простонал Дилан, - это было восхитительно.
Хоуп улыбнулась. Она тоже так думала. Он только что подарил ей самый потрясающий секс в ее жизни. Это была не любовь. Хоуп знала разницу между сексом и занятиями любовью. То, что Дилан дал ей, было самым невероятным оргазмом в ее жизни. Нет, это была не любовь, но это оказалось прекрасно, и он тоже был прекрасен.
ГЛАВА 11
У мужчины из пальцев вырываются лучи света!
Дилан прислонился голым плечом к дверному косяку и поднес к губам чашку с кофе. Сделав глоток, сунул свободную руку в карман «Левисов». Утреннее солнце просачивалось сквозь ставни, разрисовывая кровать полосами света и золотя волосы Хоуп. Она лежала среди спутанных простыней, прикрыв одной рукой голову, слегка уткнувшись в подушку. Во сне дыхание миз Спенсер было глубоким и размеренным.
Глядя на нее, Дилан потер теплой кружкой грудь. На рассвете Хоуп попросила отвезти ее домой. Вместо этого он сделал так, чтобы она позабыла про отъезд.
Давно уже у него не было секса. А еще дольше Дилан не спал в объятиях нежной женщины – и неизвестно, по чему он больше соскучился. Просыпаться, ощущая, как теплые изгибы прижимаются к его телу, просыпаться, уткнувшись губами в шелковистые волосы… он даже позабыл, как скучал по этому. Все остальное… нет, остальное он не забыл, просто не вспоминал, как же это хорошо.
За свою жизнь шериф спал со столькими женщинами, что со счету сбился. Он не гордился своим прошлым, но и изменить его не мог. Подростком Дилан был настоящим сорвиголовой. Лет в двадцать он немного подуспокоился. К тридцати стал более разборчивым, но никогда всерьез не задумывался о настоящих последствиях столь интимного действия. Для этого понадобилось завязать отношения с Джули, привести ее домой. Понадобился порвавшийся презерватив и рождение сына, чтобы Дилан в полной мере осознал, что не все так просто. И кроме того, обнаружил, что есть еще и глубокие эмоциональные последствия.
Хоуп пошевелилась, и Дилан увидел, как из-под простыни высунулась ее нога.
До сегодняшнего дня ему не хотелось рисковать, но совершенно точно было что-то в Хоуп Спенсер, что заставило шерифа забыть о том, к чему могут привести их отношения. Что-то кроме запаха ее кожи и вкуса губ. Что-то кроме ее прекрасного тела и тех ощущений, что она ему дарила.
Дилану нравился сдержанный юмор Хоуп, ее сарказм, ее смех. Нравилось, что она не забивала себе голову всяким вздором. Даже нравился ее розовый маникюр.
Шерифу хотелось узнать о ней больше.
Прошлой ночью они трижды занимались любовью. Первый раз быстро и горячо, второй – медленно и… горячо. Во второй раз Дилан не торопился: он слизывал сахарную глазурь с сосков Хоуп, ел кусочки персиков... их он сначала положил ей на груди, но потом медленно провел вниз по ее телу до самых бедер. Хоуп тоже ела пирог. С него. С живота Дилана, потом ниже. Третий раз секс начался в душе и закончился в кровати.
И шериф собирался повторить все снова. Просто не мог удержаться. Ему не хотелось причинять боль Хоуп. Не хотелось причинять боль Адаму или себе, но он знал, что снова вернется к Миз Паиньке. Ему казалось, одной ночи будет достаточно. Да и близко ее не достаточно. И ему стоит быть очень осторожным.
Хоуп пошевелила рукой. Дилан смотрел, как женщина в его постели медленно просыпалась. Она моргнула и слегка нахмурилась.
- Доброе утро, - поздоровался он и оттолкнулся от косяка.
Хоуп резко села, будто ее водой окатили. Волосы чуть растрепались, а простыня соскользнула к талии.
- Где я? – спросила гостья голосом, охрипшим после сна и ночи, когда использовала свой рот кое для чего помимо разговоров.
- Если ты не помнишь, то я не справился, - ответил Дилан, подойдя к кровати. Опираясь одной ногой на пол, он сел рядом с Хоуп и нежно отвел волосы с ее лица. – Теперь припоминаешь?
Она не ответила, но ее щеки порозовели.
- Держи, - сказал Дилан и поднес чашку с кофе к ее губам. – Поможет.
Хоуп сделала несколько больших глотков, затем оттолкнула чашку:
- Предполагалось, что ты отвезешь меня домой.
Дилан опустил взгляд к ее полным грудям. Розовые соски начали сморщиваться от прохладного воздуха.
- Наверное, я забыл.
Она отшатнулась и натянула простынь до подмышек.
- Я не хотела просыпаться здесь.
Дилан посмотрел ей в лицо:
- Почему?
- Потому что утром я вечно дерьмово выгляжу! У меня нет чистой одежды или белья, и глаза опухли.
Дилан хотел было рассмеяться, но, похоже, Хоуп говорила серьезно. С его точки зрения, она выглядела так хорошо, что хотелось наброситься на нее и уткнуться лицом в шею. Хотелось заставить улыбнуться и выдохнуть его имя. Вместо этого он встал и подошел к шкафу, вытащил купальный халат, который никогда не носил – тот был слишком коротким. Бросив его на кровать, Дилан подошел к комоду.
- Никогда их не надевал, - произнес он, отыскав боксеры. – Мама подарила их мне на Рождество, но я не ношу нижнего белья. – Трусы последовали вслед за халатом. – Она не оставляет попыток перевоспитать меня. – Дилан мельком улыбнулся Хоуп, но та не произнесла ни слова. Ну и хватит успокаивать ее. – Я приготовлю тебе завтрак, - сказал он и вышел из спальни, давая гостье возможность одеться.
Бесшумно ступая босыми ногами, шериф прошел по коридору мимо комнаты Адама и ванной. По всей кухне валялись остатки пирога. Раньше, дожидаясь пока заварится кофе, Дилан собрал самые большие куски, но стол и пол по-прежнему были все в глазури.
Открыв дверь холодильника, шериф заглянул внутрь. Он не собирался возвращаться домой пару недель, поэтому подчистил содержимое, и обнаружилось немногое. Упаковка маргарина, банка горчицы, немного кетчупа. В буфете нашлись коробки с макаронами, сыр, картошка быстрого приготовления, консервированные фрукты и овощи.
В глубине коридора открылась и закрылась дверь ванной, затем послышался звук воды, льющейся в раковину. В доме нечего есть, а повезти Хоуп завтракать Дилан не мог. Не тогда, когда на ней его боксеры, и не тогда, когда новость о том, что они встречаются, станет блюдом дня на ланч.
Достав из шкафа веник и совок, Дилан собрал как можно больше пирога. Окажись они в любом другом городе, и не будь он шерифом, пытавшимся искупить свое прошлое и прошлое Хирама Доннелли, никто бы и внимания не обратил. Но Дилан не был просто мужчиной, а Хоуп не особо могла смешаться с местными жителями.
Выкинув остатки пирога в мусорное ведро, он улыбнулся собственным мыслям. В следующий раз, когда Пэрис поинтересуется, понравился ли ему пирог – а она спросит, всегда спрашивала – со всей честностью можно ответить, что это был лучший чертов пирог в его жизни.
Дилан убрал веник и совок, а когда повернулся, в дверях стояла Хоуп. Причесанная, умытая. Боксеры чуть выглядывали из-под халата.
- Боюсь, у меня ничего нет на завтрак, - признался Дилан.
Хоуп быстро отвела глаза и стала оглядывать кухню.
- Все в порядке. Все равно я ничего не ем до полудня. Ты не видел мою одежду? - Он вытащил кухонный стул и указал на стопочку, что сложил чуть ранее. - Ты собрал мою одежду?
Он пожал плечами, смотря, как Хоуп прошла к столу. Дилан не знал, чего ожидать этим утром, по правде, просто не задумывался об этом. Но даже попытайся он представить ее реакцию, то не ждал бы такой холодности. Сейчас Хоуп напомнила ему ту миз Спенсер, которая впервые въехала в город на своем «порше». Ночью, где-то между тем моментом, когда Дилан прижал ее к себе, и моментом, когда она открыла глаза, что-то изменилось. И было бесполезно пытаться представить себе, что именно.