Брент выглядел старше сорока семи – по крайней мере, на десять лет старше. У него было дряблое, обвисшее лицо, складки кожи собрались под глазами и у щек. Маленькие, заплывшие глаза с трудно различимым выражением. Густые брови. Маленький подбородок. Самодовольное выражение – Натан так его определил, – да, Брент Паркер был доволен собой. Это было лицо человека, который ни в чем себе не отказывал, видимо, ни в плане выпивки, ни в плане секса.
Мерзкое лицо.
Как можно так говорить? Как можно знать наверняка? Если бы это было лицо человека, который станет новым Папой, что бы ты сказал? Что бы ты прочел в складках кожи и надменной ухмылке?
– Мне не нравится смотреть на него.
– Следи за тем, что говоришь… Ни один криминолог в наши дни не воспринимает физиогномику всерьез. Тем не менее я хотел бы получить образец его почерка.
Натан непонимающе моргнул.
– Я смеялся над графологией, так что они заставили меня пройти курс. Ладно, вставай-ка. Если он на месте, допроси его как следует, и если ты не будешь на сто процентов доволен его ответами, веди его сюда. Если он не дома, найди его. Возьми с собой любого, кто свободен.
– Босс?
– Что?
– Я даже не знаю… Он никого не беспокоил в последнее время, не слишком ли это притянуто за уши?
– Конечно, это притянуто за уши, но это хоть что-то, и пока мы не нашли ничего более серьезного, мы будем дожимать это… Единственное, чего мы делать не можем, – это что-то игнорировать. Мы тут купаемся в огне софитов, и он не погаснет, пока Дэвида Ангуса не найдут. Так что шевелись.
Шестнадцать
Крис Дирбон вернулся домой примерно к девяти часам вечера и через пятнадцать минут снова ушел на вызов. Временная заменяющая, которую они взяли на практику, оставила сообщение через больничную служебную систему, что она заболела.
– Доктора никогда не болеют. Мы просто не можем, – сказала Кэт, вручая ему банан и пакет с соком, которые она взяла с полки, где обычно лежали обеды для детей.
– Мы, любовь моя, последнее поколение терапевтов, которое было воспитано в этой вере.
Крис поцеловал ее и ушел.
– Иди ложись, – крикнул он ей через плечо, – выглядишь убитой.
– Даже не знаю, почему, я весь день ничего не делала.
Сэм и Ханна с трудом стояли на ногах, пока умывались и чистили зубы, и потом сразу рухнули спать. Кэт взяла книгу, выключила весь свет, кроме лампы над духовкой, сняла протестующе мяукающего кота Мефисто с окна и поднялась наверх.
Дети свернулись в кроватях в своих обычных позах – Ханна, аккуратно положив голову на ладони, Сэм, скрутившись в плотный комок, поджав под себя ноги и почти полностью укрывшись одеялом. Кэт немного стянула его вниз, чтобы поцеловать его голову с мягкими, как мышиная шерстка, волосами. Не думать о Дэвиде Ангусе было невозможно. Ханна на ощупь была холодной. Она вряд ли проснется хоть раз за ночь. Они составляли счастливый маленький союз. Кэт стало интересно, как они воспримут ребенка, когда он станет реальностью, а не каким-то далеким обещанием, к которому они уже почти потеряли интерес.
Через полчаса позвонил Крис.
– У меня тут анафилактический шок… У ребенка аллергия на арахис. Я пытаюсь его стабилизировать, а сейчас еще позвонила дочь старой Вайолет Саундри, ей кажется, что у ее матери очередной удар… Так что меня не будет еще какое-то время. Ты в кровати?
– И почти сплю. Запеканка на нижней полке в духовке.
– Думаю, мне будет не до нее. Пора идти. Люблю тебя.
Кэт прочла еще одну главу романа Аниты Брукнер и выключила свет. Снаружи поднялся ветер и начал бить свисающей розовой веткой об окно. Этот шум показался ей на удивление успокаивающим.
Ее разбудило движение у нее под боком.
– Мамочка…
– Сэм? С тобой все хорошо?
– Я хотел к тебе.
– О, лапочка, иди сюда… – Но Сэм уже свернулся вокруг нее, обвил ступнями ее ноги и ручками – шею.
– Не дави на живот.
– Мне не хотелось засыпать.
– Почему? Плохой сон?
Он прижался к ней сильнее. Кэт задвигалась, чтобы устроиться поудобнее, не отталкивая его.
– Нэт сказал, что Дэвида Ангуса убили и выбросили в канаву.
Кэт сумела перегнуться через маленькое горячее, льнущее к ней тельце и включить прикроватную лампу. Его лицо смотрело на нее, пылающее и испуганное.
– Сэм, Нэт не знает ничего… ничего о Дэвиде Ангусе. Слышишь меня? Он сказал неправду.
– Он так сказал.
– Он не знает. Никто не знает.
– Почему?
– Потому что… он еще не вернулся домой. Полиция не нашла его.
– А почему не нашла?
– Хочешь попить?
– Если они не нашли его, значит, они не знают, что его не убили и не выбросили в канаву, ведь так? Они еще не посмотрели во всех канавах на свете?
– Горячего шоколада?
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
– Все хорошо… Это займет всего минуту.
– Если ты пойдешь вниз, я хочу с тобой.
– Хорошо… пошли.
Сколько еще маленьких детей в Лаффертоне залезли сегодня в кровать к своим родителям? У скольких были кошмары про Дэвида Ангуса? Сколько таких же маленьких глупых хулиганов, как Нэт, до смерти пугают других своими глупыми историями?..
Сэм сел на диван, его глаза стали мутными, пока она ставила кастрюльку с молоком на огонь.
– Почему он пошел с тем человеком?
– Каким человеком?
– С человеком, который убил его. Все знают, что не надо уходить с людьми, которые могут тебя убить, все это знают.
Боже мой, как ответить этому ребенку? Как можно успокаивать его и убеждать в том, что никакая опасность ему не угрожает, когда до ужаса боишься за его безопасность и не сможешь заснуть спокойно, пока Дэвида каким-то чудом не найдут живым?
Она полила молоком шоколад и стала растапливать его.
– Можно мне печенье?
– Если ты потом еще раз почистишь зубы.
– Я слишком устал.
– Тогда нет. Ну же, ты большой мальчик.
Грохот снаружи прозвучал так неожиданно, что Сэм вскочил с дивана и кинулся к Кэт, так что кружка с шоколадом полетела на пол. Ветер поднял в воздух какой-то большой незакрепленный предмет и снова обрушил его на землю.
– Мамочка, мне это не нравится.
– Все хорошо, милый, все нормально, это просто ветер опрокинул мусорный бак или что-то такое… не бойся.
– Там может быть человек, тот, который убил Дэвида Ангуса, Нэт сказал, что это такой человек, которому нравится похищать мальчиков и убивать их, а потом бросать в канавы, и что их много таких, где-то, наверное, двести человек и…
– Сэм… Подойди сюда, присядь на диван. – Она притянула его поближе к себе. – Я хочу, чтобы ты послушал меня внимательно. Я хочу сказать тебе, что здесь такого человека нет. Это был ветер. Нет такого человека, который хочет забирать маленьких мальчиков. Ты в полной безопасности, и с тобой ничего не случится. А теперь я хочу, чтобы ты сказал мне, что услышал меня и поверил мне.
– Но ты не знаешь, как ты можешь знать?
– Я знаю, потому что я знаю очень много вещей… Вещей, о которых Нэт никогда не узнает. Ты веришь ему больше, чем мне?
– Я не знаю.
– Если так, то не надо. Он глупый мальчишка, а я твоя мама.
– И доктор.
– Да.
– Ну…
– О, Сэммо… Я люблю тебя. Хочешь, чтобы я сделала еще шоколаду? И лучше мне вытереть там все, пока никто не поскользнулся.
Сэм сполз с дивана.
– Кажется, поскальзываться уже не на чем, – сказал он, и его лицо осветилось от смеха. Кэт посмотрела на Мефисто, который крайне тщательно слизывал с пола остатки горячего шоколада.
– Ты дашь клятву?
– Думаю, да.
– А что ты скажешь?
– Это будет тайная клятва. Я слышу папину машину. Если он увидит, что мы не спим, то он нам тоже кое в чем поклянется… Пошли, зайчонок.
Что нам делать? Кэт с яростью обращалась к Богу, дожидаясь, когда войдет Крис. Что нам сейчас остается делать и говорить?
Семнадцать
Он взял Джоффа Принса, потому что Джофф был молчаливый, причем настолько, что, казалось, его вообще мало интересовало, что происходит. Но он был упорен и внимателен к деталям. Он не болтал и никогда не делал глупых замечаний.
Район Дульчи ночью выглядел чуть более привлекательно, чем днем, потому что даже натриевым лампам в уличных фонарях удавалось смягчить вид голого бетона и как-то завуалировать общее уродство. Правда, в остальных отношениях это место никак нельзя было назвать удачным для ночных прогулок. Гуляющих и не было. Даже малолетней шпане и наркоманам было что терять.
Когда они вышли из машины, то почувствовали запах. Каждую ночь Натан высовывался из окна своей спальни и чувствовал этот запах – жареная картошка, масло, отходы человеческой жизнедеятельности; больше нигде не пахло так, как в Дульчи. Он помнил это мучительное желание, похожее на болезнь: просто выбраться, сделать все, чтобы сбежать в лучшее место, в мир, где воздух пахнет свежее, чище, богаче – хотя деньги никогда не были его главной мотивацией. Натан Коутс уже в тринадцать лет знал, что, если ты хочешь легких денег, ты застрянешь в Дульчи. Дело никогда не было в них.
Мод Моррисон Уолк была не с той стороны Лонг-авеню, где жила его семья, – с немного более благополучной. Здесь у домов были небольшие садики и калитки, и перед ними стояло не так много сломанных ржавеющих машин и клеток для собак.
– Вот мы и приехали.
Джофф ничего не ответил.
Занавески яркого вишневого цвета были плотно задернуты. Сквозь них пробивалась только тонкая, как проволока, полоска света сбоку и неоново-голубое мерцание экрана телевизора.
– Это что, черт возьми, такое?
Джофф зажег свой фонарик. Сад украшали не растения, не древние велосипеды или коляски, а покрышки… Несколько десятков покрышек, аккуратно выставленных вдоль забора и у стены, как в галерее.
– Наверное, он их выращивает, – сказал Джофф.
Звонок у входной двери пропел «Auld Lang Syne» 2