.
– Брент Паркер? Я сержант Натан Коутс, это констебль Джофф Принс.
– Припозднились вы.
Брент Паркер открыл им дверь.
Здесь тоже чувствовался какой-то запах, но совершенно незнакомый, какого он не чувствовал ни разу в жизни, и Натан от него чуть не задохнулся. Он встал на пороге маленькой, душной, мрачной гостиной и попытался отыскать источник этого запаха, опознать его. Здесь был большой включенный на полную мощность обогреватель, светящийся телевизор и огромный неоновый аквариум у стены.
И запах.
– Не могли бы вы его выключить, сэр?
Паркер нагнулся, чтобы взять пульт от телевизора.
Это был огромный человек, с огромным животом, огромной головой с черным хвостиком, ладонями размером с тарелку, руками словно ветки и пальцами толщиной с банан. Натан заглянул ему в лицо. Глаза у него были маленькие, скрытые под нависшими веками и в складках кожи, а кожа под ними была дряблой и отвисшей.
– Я чуть сам не пошел. Разобраться со всем.
– В участок?
Паркер сел, но не предложил им последовать его примеру.
– Ну, вы же все равно рано или поздно собирались прийти сюда, верно?
– Полагаете?
– Ну хватит вам. Пацан пропал. Я так понял, вы его не нашли?
– Почему вы думали, что мы придем сюда?
– Не дури меня, сынок, меня достаточно дурили в жизни. Ребенок пропал, а я прохожу по детской статье. Все очевидно.
– Где вы были утром четверга, мистер Паркер, около восьми часов?
– В постели.
– Один?
– А есть желающие составить мне компанию?
– Кто-нибудь еще в доме есть?
– Только Тайсон.
– Ваша собака?
– Нет.
– Не дурите меня, мистер Паркер. Я в эти игры не играю.
– Я знаю, кто ты. Пацан Динки Коутса… Таким ты был сопливым мальцом.
– Был тут еще кто-нибудь, кто может подтвердить, что вы были в постели в это время в четверг утром?
– Спросите Тайсона.
Натан проследил, куда указывает сосисочный палец мужчины. В другом конце комнаты, на отполированной столешнице, стоял еще один аквариум и испускал яркое сияние.
И запах.
Джофф Принс поднялся и заглянул в него.
– У вас есть лицензия на содержание этого питона?
– Не нужна никакая лицензия.
– Думаете, вы делаете ему одолжение, запихивая его туда вот так?
– Хотите, чтобы я его отпустил погулять снаружи?
– У вас есть машина?
– Когда как.
– Я так понимаю, вы не водите «Ягуар XKV»?
Паркер фыркнул от смеха, и из его рта в этот момент брызнула слюна, полетевшая прямо на Натана.
– Да, точно.
– Вы когда-нибудь видели этого мальчика?
– Не утруждайтесь, я видел постеры, я знаю, как он выглядит.
– Вы видели его?
– Может, да. Может, нет. Мог пройти мимо него на улице однажды. Как и вы.
– Послушайте…
– Нет, ты, мать твою, послушай, Коутс. Ты слушай. Я знаю, что я сделал, и я за это сидел, и я за это прошел программу, и теперь я все, вышел, закончил, расплатился за все, только ваша братия все никак этого забыть не может… Я знаю, где я, я в ваших чертовых регистрах, вот где, останусь там, пока не изжарюсь в печи крематория на Парксайде, но я не видел этого ребенка, я не забирал этого ребенка, я не ходил по этой улице, не собираюсь даже близко подходить к этой улице, не собираюсь подходить ни к одному чертовому ребенку больше никогда в жизни. Если хотите знать, я обратился в брачное агентство, нашел себе женщину, хозяйку, чтобы она ухаживала за мной и Тайсоном, так что заткнитесь. Давайте сваливайте. Выметайтесь, пока я не снял крышку с того аквариума.
Паркер встал в коридоре спиной к открытой кухонной двери. За ним Натан рассмотрел еще один подсвеченный аквариум на холодильнике, сияющий красным. Паркер тоже пах – зловоние ударило им в нос, когда им пришлось пройти слишком близко от него на пути к выходу. В одну секунду Паркер схватил Натана за рукав.
– Не очень-то ты внимательно проверил свои записи, да, мелкий напыщенный дурак?
Натан вырвал свою руку.
– Если у тебя есть что нам сказать, то лучше выкладывай.
Джофф Принс был уже на полпути к машине.
– Ты не стал терять свое время.
– Я сказал…
– Я слышал, что ты сказал. Понимаешь, теперь с этим покончено, меня теперь вылечили, я исцелился, прошел через чертову кучу психиатров, и они с этим разобрались, и ты бы знал, если бы проверил как следует, что нет смысла сюда приходить и разговаривать со мной. Это были девочки. Всегда. Я никогда на мальчишек даже не смотрел. Это были девочки. Всегда. Можешь посмотреть. Я могу засудить вас за оскорбление достоинства.
Джофф молчал все время, пока они ехали в участок.
– Мне теперь точно надо сходить в душ и отправить одежду в химчистку, – наконец сказал Натан. – Людям можно вот так держать у себя питонов?
– Не знаю. Мне проверить?
– Не, хватит с нас. Просто будем надеяться, что он не забудет однажды вернуть на место крышку от аквариума.
– Это не он. Точно не он.
Натан был согласен, но промолчал. Запах и мерзостная атмосфера, царящая у Брента Паркера в его душных зловонных комнатках, были обязаны своим существованием не исчезновению Дэвида Ангуса и не имели с ним ничего общего. Старший инспектор велел приводить его при малейшем подозрении, но подозрения не возникло, во всяком случае, не по поводу мальчика.
– Они, наверное, уже закончат с проверкой по угнанному «Ягуару», когда мы вернемся.
– Думаешь, это связано?
– Может быть.
– Не слишком ли просто… Вот так разъезжать по дороге туда-сюда посреди бела дня, готовясь к преступлению?
– Ну да.
– Мне кажется, это просто кто-то искал дом. У этих суперкрутых особняков за здоровенными заборами, с длиннющими подъездными дорогами и шикарными воротами никогда нет такой простой вещи, как номер, или хотя бы название, чтобы его можно было легко заметить. Я знаю, делал там подомовой обход. Ни одной чертовой таблички с номером.
– Ну да.
– Там в фургончике у Тони делают отличную свинину с рисом.
– Поехали.
Дом Брента Паркера не выходил у Натана из головы. Он мысленно прохаживался по комнатам, рассматривал все подряд, пытаясь вспомнить, что же это было такое, что заставило его насторожиться. Что-то. Он видел что-то, слишком незначительное, чтобы обратить внимание, может, не разглядел это как следует, но что-то видел.
Он взял горячую, завернутую в лаваш котлету в пергаментной бумаге из рук Джоффа, и запах напомнил ему, насколько он был голоден. Все, что он съел за последние несколько часов, – это пара шоколадных печений. Он жадно впился в ароматную, хрустящую массу мяса, хлеба и пряной начинки, прикрыв глаза. Но даже пока он ел с таким хищным удовольствием, оно было здесь и не отпускало его. Что-то. Что-то.
Дэвид
Мне не нравится это место.
Мне не страшно.
Оно мне просто не нравится, и все.
Почему мы должны тут сидеть? Здесь холодно и воняет.
На самом деле мне очень хочется пить. Если бы вы дали мне что-нибудь попить, было бы хорошо. Нам всегда разрешают пить в школе, когда мы хотим, правда, только воду, есть нельзя, а пить мы можем когда нам угодно. Для людей важно пить, им становится плохо, если они не пьют.
Вам не хочется пить?
Если я сейчас попью, я скажу им, когда они придут, что это вы мне дали, и для вас это будет хорошо.
Они придут.
Да, придут.
Они умные, и у них есть устройства для поиска, и они скоро воспользуются ими, чтобы меня найти, и тогда они придут. Что и требовалось доказать.
Вы не знаете фразу «что и требовалось доказать»?
Когда мы вернемся?
Мне тут не нравится.
Я хочу увидеть свою маму. Сейчас темно, так ведь, значит, папа уже дома, и они придут за мной вместе. Может быть, они возьмут с собой мою сестру. Скорее всего, они возьмут мою сестру.
Моей сестре одиннадцать, и скоро ей будет двенадцать, так что они возьмут ее. Да, они точно возьмут ее с собой.
Мне тут очень сильно не нравится.
Почему вы ничего не говорите? Если вы скажете свое имя, мне будет приятнее быть с вами. Мне это совсем неприятно, но станет хоть чуть-чуть приятнее.
Если вы скажете свое имя.
Отец Ди Ронко был популярной звездой. Он играл во всемирно известной рок-группе.
Он отличный.
Папа Ди Ронко.
Он нас смешит.
Однажды мы даже описались от смеха.
Мне здесь совсем не нравится.
Но они придут. На самом деле мне кажется, что я их слышу. Я слышу, как подъезжает машина.
Вы слышали машину?
Восемнадцать
– Мне кажется, – сказала Мэрилин Ангус, снимая свои очки, – что я схожу с ума. Мне кажется, если это продолжится еще хотя бы пять минут, я сойду с ума.
Они пытались делать нормальные вещи. Они обязаны были оставаться настолько нормальными, насколько возможно, хотя бы ради Люси, но и в Люси ничего нормального не было – она всегда садилась поближе к одному из родителей, хотя пыталась притворяться, что это не так, и сгрызла ногти, которые с таким трудом отрастила, до мяса.
Они пытались вместе готовить ужин и есть его, но большая его часть перекочевывала в контейнер. Они пытались отвечать на сообщения, и смотреть телевизор, и играть в карты, и в слова.
– Зачем мы это делаем? Мы никогда этого не делали. Мы делаем это только на Рождество, – сказала Люси и поднялась, оставив застывшие слова на доске посреди игры.
Они включали телевизор и слышали ужасный искусственный смех, словно черти гоготали им прямо в уши, и они выключали его.
Они наливали себе джина, и вина, и чая, и бокалы стояли полные. Только чайные чашки пустели, раз за разом.
– Я пойду приму ванну, – сказала Мэрилин Ангус. – Позови меня, если…
Люси соскользнула со стула, когда ее мать вышла из комнаты, и украдкой пошла за ней вверх по лестнице. Мэрилин Ангус зашла в ванную комнату и, вопреки привычке, закрыла и заперла дверь. Люси села на пол снаружи и коснулась рукой деревянной панели.