– В следующий раз, когда куда-нибудь пойду, куплю тебе подарок – новую щетку для посуды. Ты только взгляни на это. – Щетина была полностью расплющена, и в ней виднелись многочисленные чаинки. Он включил кран.
– Лучше угадай, кого я только что видела.
– Ну?
– Этого Натана Коутса.
– Ага.
– Он разве был не в твоем классе?
– Нет. В классе Дина.
– А, ну да, Дина. Так этот Натан задрал нос. Я ему помахала, а он – ничего!
– Он коп.
– По мне не похож.
– Уголовный розыск.
– Ничего себе. И что же он тогда здесь делает?
– Думаю, он тут половину своего рабочего времени проводит.
– Он шел на Мод Моррисон. Что думаешь?
– Черт возьми, я-то откуда знаю… Может быть миллион причин… Ты лучше знаешь, что тут происходит. Я некоторое время отсутствовал, ха.
– Ну да, просто там все по-другому, на том конце.
– Да ну.
– Да-да, там люди покупают себе отдельные дома, и вообще все гораздо более респектабельно.
– Понятно.
– Надо выяснить, вот что.
– Могу поспорить, ты-то выяснишь.
– Не надо выливать полбутылки этой штуки, она денег стоит.
– Да тут нужно полбутылки, чтобы отмыть весь этот жир, если тебе вообще это надо.
– Следи за словами, ты тут только потому, что…
– Ладно, ладно… Я сегодня вижусь с офицером по условно-досрочному, может, у нее для меня что-то будет… Комната или что-то такое.
– Не дадут они тебе комнату.
– Тем не менее.
– И работу не дадут. Ты должен этим сам заниматься.
– Может, я уже это сделал.
– Что сделал?
– Нашел работу.
– Что, дворником?
Мишель зажгла сигарету, надела свою кожаную куртку и ушла, не дождавшись ответа.
Ей понадобилось не больше десяти минут, чтобы узнать, что привело уголовный розыск в эту часть Дульчи, и еще две минуты, чтобы присоединиться к компании женщин в конце улицы. Здесь их было пять или шесть, но другие уже подтягивались – одни шли с колясками или с трехлетками, которых тянули за собой, другие возвращались, проводив детей постарше в школу.
– Они не хотели это афишировать, – сказала Мишель женщине рядом с ней.
– Они разве не всегда так делают? Но от нас попробуй что-то скрой!
Несколько женщин рассмеялись. А потом, когда смех затих, раздался первый крик:
– Педофил, выходи!
Его подхватили:
– Педик, выходи. Педик, выходи. Педофил, педофил, выходи, выходи, ВЫХОДИ!
Через несколько мгновений занавеска на верхнем этаже пошевелилась.
– Выходи оттуда, Брент Паркер, мы знаем, кто ты.
– Да, и что ты.
– Совратитель малолетних.
– Насильник.
– Педик, выходи. Педик, выходи. Педофил, педофил, выходи, выходи, ВЫХОДИ!
Появились плакаты, которые кто-то смастерил дома из старых обоев, прикрепленных к доскам. «Нет педофилам». «Педофилы ПРОЧЬ ПРОЧЬ ПРОЧЬ». «Защитите наших детей».
Занавеска на окне больше не двигалась.
Энди Гантон пошел наверх, к большому окну, откуда он как раз мог увидеть собравшуюся на улице толпу. Ему не нужно было открывать окно, чтобы услышать их.
Извращенцы. Их ненавидели и за решеткой, они никогда не чувствовали себя в безопасности, всегда были начеку, всегда под охраной. Побить извращенца, подставить ему подножку в душе, чтобы он раскроил себе череп, ударить его по яйцам во время игры – это был самый быстрый способ стать героем. Их было не так много, но всегда было понятно, кто это, даже если у них не было это на лбу написано. От них всегда шел запах, у них были бегающие глазки, что-то в них было. Ты никак их не излечишь – так сказал однажды мозгоправ. Программы лечения, психиатры, реабилитации… На наркоманах может и сработать, довольно часто работает, как ни удивительно. Но на извращенцах – никогда. Один раз извращенец – всегда извращенец… Но они были достаточно умными, они знали правила игры и все приемы, они умели заморочить голову. Но они никогда не менялись.
У него не было абсолютно никаких шансов против Мишель, помноженной на пятьдесят. Даже против Мишель самой по себе, если на то пошло. О чем они думали, когда поселили его в район для семейных? Извращенцев нужно отделять, селить их в отдельные дома с квартирами для одиноких, чтобы полиция знала, где они и чем они заняты.
Это было его единственное предубеждение. Он гордился тем, что его не волновали черные, коричневые и желтые. Живи и дай жить другому. Даже геи. Но извращенцы… Ну уж нет.
В конце концов патрульным пришлось подобраться к дому Брента Паркера сзади, чтобы войти с черного хода, пока их коллеги пытались разогнать толпу снаружи. Когда прибыл Натан Коутс, он нашел Паркера на кухне. Тот, дрожа, стоял рядом со своим аквариумом со змеей.
– Мне нужна защита.
– Мы избавимся от них. Я все равно собирался прийти, чтобы еще раз с тобой переговорить.
– Вы же не отстанете, да? Я отсидел свой срок, я все сделал, но вы никогда не отстанете. Я говорил с вами прошлым вечером, нет смысла повторять все снова. И я не останусь здесь без защиты. Вы уедете, и что, вы думаете, они сделают? Думаете, я буду в безопасности, да?
– Ты можешь попробовать выпустить одну из своих рептилий погулять. Я сомневаюсь, что кто-то даже близко подойдет после этого.
– Рептилиям нужно, чтобы было жарко.
– Там снаружи очень даже жарко. Ладно, они уйдут через пару минут, забыли о них. Садись.
– Мне и стоя хорошо.
– Как тебе угодно. Вчера вечером ты сказал, что ничего не знаешь о пропавшем мальчике.
– Не знаю.
– Что ты к этому никак не относишься, тебе даже не интересно.
– Нет… Не больше, чем большинству людей.
– Что ты имеешь в виду?
– Все очевидно.
– Расскажи мне.
– Ребенок пропал, это ужасно. Не хочется, чтобы такое происходило. Дети подвержены опасности.
– Да. – Натан посмотрел на этого человека. Он был не побрит, от него пахло, у него были грязные волосы, и он положил обе руки на свой аквариум, как будто это был защитный талисман. У него были бегающие глазки. Только это такая вещь, на которую обычно говорят не обращать внимания… Глаза – это просто глаза, и если ты называешь их как-то иначе, кроме как карими и голубыми, это уже считается неприемлемым. Но Натан замечал бегающие глазки, когда видел, – потому что они бегали.
– Значит, вы не интересуетесь Дэвидом Ангусом?
– Не особенно. Как я и сказал.
– Тогда почему вы… – Натан остановился.
– Что? Почему я что?
Постер с пропавшим мальчиком из газеты пропал. Прошлым вечером Натан видел его через полуоткрытую дверь ясно, как день, он был прикреплен к стене над аквариумом. Он поднялся.
– Подвинься.
– Что ты делаешь? Оставь меня в покое.
– Подвинься.
Паркер засомневался, а потом дернулся, все еще не отрывая рук от аквариума со змеей. От него шел жар и мерзко пахло. Натан предпочитал особо не заглядывать внутрь.
– Что здесь было?
Он дотронулся до липких следов на стене.
– Ничего.
– Сюда ничего не было приклеено? Записка… Или, может быть, постер? Страница из газеты?
– Да… Нет. Здесь была записка.
– Какая записка?
– Насчет змеи. Время кормления.
– Тебе нужны напоминания?
– Нет. Это было… для кое-кого другого. Кто кормил его, когда меня не было.
– Кто?
– Приятель.
– У тебя есть приятель? Как его зовут?
– Я не обязан тебе отвечать.
– Нет, обязан. Если ты мне не ответишь, я могу проверить насчет него, вдруг ты все это выдумал? Вдруг у тебя здесь была приклеена страница из газеты… с фотографией Дэвида Ангуса?
– Ну, это не так.
Натан повернулся и сделал два широких шага к мусорному ведру с педалью, крышка которого наполовину съехала набок. Педаль не работала. Он, разумеется, не собирался трогать это руками, но крышка легко поддалась, когда он поддел ее носком своего ботинка.
– Вытряхни его, а? Не очень-то у тебя здесь чисто.
– Вытряхни его сам. Что ты хочешь? Тебе нужен ордер на обыск.
– Чтобы проверить дно твоего вонючего мусорного ведра? Сомневаюсь.
– Если хочешь смотреть на мой мусор – смотри. Я с места не сдвинусь.
– Я так полагаю, что просить у тебя пару резиновых перчаток будет потерей времени?
– Точно.
– Газета?
– Под раковиной.
Натану понадобилось три минуты, чтобы расстелить на полу единственную газету, которую он смог найти – древний номер «Рэйсинг Пост», а точнее раздел с собачьими бегами, – и вывалить на нее содержимое ведра. Слипшаяся масса из яичной скорлупы, волос, чайных пакетиков и грязных опилок, которые, видимо, до этого лежали в аквариуме со змеей, представляла собой один влажный комок. Но здесь не было газеты, даже ее кусочков. Не было постера с Дэвидом Ангусом.
– Ладно, – сказал Натан. – Пока что.
– Куда ты идешь?
– Подышать свежим воздухом.
– Ты не можешь вот так все оставить.
Натан ухмыльнулся, развернулся к нему спиной и быстро вышел из дома. Воздух Дульчи никогда не казался слаще.
Только пара женщин осталась стоять неподалеку, в нескольких ярдах от дома, и они о чем-то шептались между собой. Патрульная машина была все еще припаркована у тротуара. Натан нагнулся и всунулся в окно.
– Они вернутся через минуту после того, как вы уедете.
Полицейский только пожал плечами.
– Он снова позвонит.
– Мы примем его вызов, если он это сделает. Нашел что-нибудь на него?
Была очередь Натана пожимать плечами. Когда он шел к своей машине, одна из женщин обернулась на него.
– Вон этот зарвавшийся мелкий придурок Натан Коутс. Удивлена, что ты теперь кажешь здесь свой нос, мы же теперь для тебя второй сорт.
Брось, сказал Натан себе. Не обращай внимания.
– Доброе утро, Мишель, – сказал он, прежде чем захлопнуть за собой дверь и рвануть прочь из района Дульчи на самой большой скорости.
Дэвид
Я голодный. У вас есть для меня что-нибудь поесть? Вы должны дать мне что-нибудь поесть.