Ну, семья Марты хотя бы делала что-то большее, чем просто выписывала чеки.
Эйлин отперла ящик с лекарствами и отсчитала таблетки снотворного для леди Фисон в пластиковый стаканчик. Чтобы заставить ее их принять, ей, возможно, придется минут пятнадцать потрудиться. Она открыла дверь. Старая лысая женщина сидела на кровати и пялилась в пространство, а ее радио играло ирландскую танцевальную музыку. Радио леди Фисон всегда играло какую-нибудь музыку, с утра до вечера. Если ее выключали, она плакала; если она не играла долго, она кричала.
– Вот так, – сказала Эйлин, встряхнув капсулы в маленьком пластиковом стаканчике.
Тем временем Хестер протирала влажной салфеткой лицо Марты Серрэйлер и вплетала ленточку ей в волосы.
– Чтобы вы хорошо смотрелись на балу, Ваше Королевское Высочество.
По собственной внезапной прихоти она достала один яркий красный цветок из букета на столе и закрепила его на мягких, светлых волосах девушки.
– Ты моя красавица, – сказала она. – Кто моя красавица?
Марта не пошевелилась.
В бунгало тем временем попугай Элвис так внезапно издал звук движущегося поезда, что Роза подскочила на стуле. Они играли в карты.
– Отвали!
– Элвис, я накину на тебя покрывало. Я не потерплю ругательств.
– Боже, храни Королеву.
– Так-то лучше. Мы любим Ее Величество, не так ли?
– Ты видела фотографию принца Уильяма в «Мэйл»? Копия своей матери – то, как он застенчиво опускает глаза, ну, ты знаешь.
– Мне нравится Уильям.
– Ну, а мне нравится Чарльз. Он сделал столько хороших вещей, о которых никто даже не слышал… Все эти дела с молодежью и то, что он пытается заставить их не строить так много своих небоскребов.
– К черту, к черту, к черту.
– Так, ну все, я тебя предупредила.
Ширли взяла красное велюровое покрывало и кинула его на клетку с попугаем.
– Никогда не сдаваться, – сказал Элвис, прежде чем погрузиться в темноту и тишину.
Они не ложились до одиннадцати, смотрели телевизор, говорили о королевской семье, играли в карты. В десять Ширли достала бутылку бристольского ликера «Харви», чтобы они, как обычно, выпили по стаканчику.
– Я всегда считала, что все, кто ходит в церковь, – трезвенники.
– Это методисты… англичане… К нам не имеют никакого отношения.
– О.
– Вино веселит сердце человека, – сказала Ширли и подняла свой бокал.
– Твое здоровье. О, хорошо, сегодня Хув Эдвардс, – сказала Роза, когда начались новости.
Ветер задул сильнее, хлеща ветками деревьев. Две или три машины свернули на дорожку, освещая фарами потоки дождя. К одному или двум жильцам приехали гости. Правил здесь не было, люди могли приезжать и уезжать, когда им захочется. Это делало это место больше похожим на дом, чем на «Дом», как говорила старшая сестра Скаддер.
В коридорах стало тихо. Некоторые спали. Напитки были выпиты, лекарства розданы. Лампы на некоторых прикроватных тумбочках еще горели, но комната отдыха и зимний сад были пусты, а стулья сложены и прислонены к стенам в ожидании утренней уборки.
В холле яркая тропическая рыбка плавала в своем неоновом аквариуме среди миниатюрных деревьев раскачивающихся водорослей.
Ширли и Роза легли в свои постели в десять минут двенадцатого и вскоре после этого заснули. Им предстояла утренняя смена, такое было расписание. Они обе закончат работу завтра в два часа дня, а потом у них будет тридцатишестичасовой отдых.
Машина последнего гостя уехала. Свет начал гаснуть.
Буря усилилась.
Двадцать семь
Утро четверга, небо затянуто тучами. Собирается дождь. На Соррел Драйв в семь часов утра прибыли полицейский фургон и два автомобиля и встали в нескольких ярдах от дома Мэрилин и Алана Ангусов. В «Форде Фокусе», приехавшем за ними, рядом со своими родителями сидит испуганный, посеревший Хьюго Пирс.
– Ненавижу я эти эксперименты, – сказал сержант Натан Коутс с набитым чипсами ртом. – Они на всех наводят жуть. Бедный пацан, – он кивнул в сторону машины Пирса.
– Ну да, но если что-то всплывет…
– Ничего не всплывет.
– Откуда ты знаешь? Что вообще с тобой такое?
Натан смял свой пакетик от чипсов.
– Он не дает мне покоя, этот пацан… Он постоянно у меня в голове, понимаешь, что я имею в виду? Целыми днями он там… И это нехорошо.
Накануне ночью он то же самое сказал Эмме:
– Он мертв.
– Ты этого не знаешь.
– Да знаю. И ты знаешь. Разве нет?
Эмма не ответила.
– Прямо в моей голове, – снова сказал он, прежде чем выйти из машины на темную улицу сразу после того, как старший инспектор остановился перед ними.
– Босс.
– Доброе утро, Натан. – Они оба какое-то время постояли молча, глядя на дом Ангусов, спрятавшийся за забором. Свет горел только наверху.
– Бедолаги.
Серрэйлер покачал головой.
– Что-то тут должно быть, – сказал он, больше себе, чем кому-то другому, – просто обязано. Что-то… Или кто-то… Слишком долго это все продолжается.
– Ночью что-нибудь приходило?
Серрэйлер едва заметно покачал головой, поднял воротник, чтобы спрятаться от дождя, который успел начаться, и пошел по направлению к дому.
Ему он тоже не давал покоя, подумал Натан. Он и у него в голове тоже.
Машина притормозила рядом с ними и медленно поехала мимо, водитель откровенно пялился, но, как только Натан двинулся к ней, снова набрала скорость и уехала.
Натан вернулся обратно в машину к детективу Мартину.
– Ты записал его номера?
Дэвид Мартин показал на свой блокнот.
– Чертовы вуайеристы.
Моросящий дождь размывал картину в лобовом стекле. Было еще темно.
В бунгало тем временем Ширли Сапкот обожгла себе рот чаем. Роза закалывала свои волосы, которые выскальзывали у нее из рук и никак не укладывались в прическу. Попугай Элвис молчал, покрывало было все еще накинуто на его клетку.
– Как посреди горячей ночи, – пробормотала Ширли и плеснула себе холодной воды в кружку.
– Ох, хотелось бы.
– Ты будешь тосты?
– Нет, спасибо. – Роза зашла на кухню. Она подошла к окну и приподняла край занавески.
– Темно, как в колодце. Дождь идет. В такие дни хочется просто залезть с головой под одеяло.
Ширли сняла покрывало с клетки Элвиса.
– Черт возьми, – сказал попугай, раскачиваясь на своем насесте. – Черт возьми. Черт возьми. Черт возьми.
Они пошли к «Айви Лодж» по лужайке, держась за руки под темным дождем.
– Хуже некуда, – сказала Роза.
Ширли оступилась и угодила ногой в лужу с грязной водой, что заставило их сначала нервно похихикать, а потом разразиться таким бурным смехом, что им пришлось какое-то время простоять в дверях, чтобы отдышаться.
На улице простой дождь перешел в ливень.
Еще не рассвело, когда Ширли вкатила поднос в комнату Марты, и она не стала раздвигать шторы, а включила прикроватную лампу и начала готовить поднос.
– Ты здесь в лучшем месте, дорогая, там снаружи просто ужасно, а еще я наступила по щиколотку в лужу, и ты бы слышала, как ругается этот попугай, мне постоянно приходится за него краснеть…Ты никогда в жизни таких слов не слышала… Да, точно не слышала, нет же, правда, милая? Просыпайся.
– Я поняла, – сказала она потом, – я сразу поняла. Не то чтобы она выглядела по-другому, она выглядела совершенно как всегда, просто там была… Такая тишина в комнате, такая неподвижность, понимаете? Все поменялось. Я посмотрела на ее лицо, и ее лицо выглядело как всегда… Только не так. Просто не так. Благослови ее Бог. Бог возлюбит ее незапятнанную душу.
Но потом она плакала, сидя в комнате для персонала с Розой, которая держала ее за руку, и слезы текли у нее сквозь пальцы и сбегали по локтям. В доме, где смерть такая частая гостья и где иметь дело со смертью – это почти часть ежедневной работы, смерть Марты Серрэйлер выбила из колеи всех.
– Тогда дождя не было, – говорила Мэрилин Серрэйлер снова и снова. – Дождя не было. Как они смогут это сделать, если все настолько по-другому? Я бы никогда не оставила Дэвида на улице под дождем. – Она была права, Серрэйлер знал это. Она не хотела, чтобы эксперимент продолжался, потому что не могла этого вытерпеть, и это была нормальная реакция… Но дождь заставлял все вокруг выглядеть по-другому, заставлял тех людей, которые в то утро шли пешком, поехать на машине, а тех, кто все-таки пошел, торопиться и смотреть под ноги. И Дэвид Ангус не сидел бы совсем один у калитки под дождем.
– Вам придется все это отменить, так ведь?
Он с трудом мог смотреть в ее изможденное лицо. Ее волосы были давно не мыты и грубо завязаны резинкой на затылке, макияжа на ней не было. Мэрилин Ангус постарела на двадцать лет.
– Нет, – сказал он мягко. – Мы сделаем это. Все на своих местах, и дождь ослабевает… И я не уверен, что Хьюго выдержит это второй раз.
Хьюго Пирс стоял вместе со своими родителями у одного из полицейских фургонов. Может, он и мечтал сниматься в фильме про древнеримскую армию, но его настоящая роль в сегодняшнем эксперименте заставила его так распереживаться, что они уже сомневались, согласится ли он играть ее вообще. В конце концов бесчисленные подбадривания и прочувствованные речи о том, сколько пользы он может принести, довели его до двери дома Ангусов, где он теперь и стоял, прижавшись к своей матери с исказившимся лицом.
Мэрилин надела тот же пиджак и тот же шерстяной свитер, которые были на ней в день исчезновения Дэвида, взяла в руки ту же сумку и тот же портфель. Но тогда она выглядела с иголочки – старший инспектор знал это, – она была собрана, волосы были только что вымыты.
Он никак не мог указать ей на это. Он открыл переднюю дверь. Они побежали.
Как-то они сделали это. Как-то Мэрилин нашла в себе мужество отвести мальчика, который был так невероятно похож на ее сына, к своей машине, припаркованной на въезде. Дождь все еще лил как сумасшедший. Саймон только чертыхался, глядя с противоположной стороны улицы на то, как проезжающие мимо машины поднимают за собой фонтаны воды, а несколько соседей изо всех сил пытаются воспроизвести свои обычные действия именно так, как они делали тогда.