Они были на кухне и делали запеканку, Кейт чистила картошку, а Мэрилин жарила фарш. В этот момент громко хлопнула входная дверь. Было только начало седьмого, а Алан Ангус не появлялся дома раньше восьми с тех пор, как здесь находилась Кейт.
Мэрилин посмотрела на нее с тревогой и быстро пошла в коридор, оставив Кейт снимать мясо с газовой горелки.
– Что случилось? – услышала она, как нервно спросила Мэрилин. – Что-то не так?
– Почему ты спрашиваешь? Все так.
– Они тебе звонили? Ты что-то узнал?
– Это ты тут сидишь с полицией, если кто что и узнает, так это ты.
– Тогда почему ты так рано? Ты никогда не приходишь так рано.
– Просто отменили операцию… Такое случается.
– Никогда не случалось.
– Смерть случается, и этот пациент умер. Понятно?
– Алан, мне надо поговорить с тобой… Мне это очень тяжело.
– С чего вдруг?
– Тебя никогда нет рядом.
– Сейчас я рядом.
– Ты отрезал себя от меня… и от Люси. Она это замечает.
– Какая мне от этого будет польза, если я буду целыми днями сидеть дома? Это поможет найти Дэвида? Это поможет тебе или Люси? Не говоря уже о моих пациентах.
– О да, твои пациенты.
– Если ты сможешь убедить меня в том, что лучше мне торчать здесь, с тобой дни напролет вместо того, чтобы делать свою работу, я с радостью останусь.
Голоса удалились, когда Алан Ангус пошел к лестнице и его жена последовала за ним.
Кейт закончила чистить картошку, порезала ее, сложила в кастрюлю с водой и стала искать морковку. За этим занятием ее застал телефонный звонок.
– Детектив Маршалл.
– Привет, Кейт, это Натан.
– Что-то случилось?
– Да в общем нет… Просто кое-что всплыло по результатам эксперимента. Сегодня позвонил один парень. Он только что был здесь. Он велосипедист. Говорит, сначала ничего не щелкнуло, но когда он приехал на работу, он вспомнил.
– Что?
– Вспомнил, что он видел, как Дэвид Ангус стоял у калитки… Его школьный портфель лежал на земле… Он смотрел вдаль, на дорогу… Где-то около десяти минут девятого.
– И что?
– И все.
– О.
– Ну, это свидетель… Он определенно там был.
– Да мы это и так знали…
– Может быть… А может быть, его и не было.
– Это как?
– Отец мог вернуться. Сказать, что сегодня сам его отвезет.
– Ой, да ладно тебе. К тому же, криминалисты обшарили всю машину его отца целиком, как всегда. Ты знаешь так же хорошо, как и я, – первыми подозревай родителей, так что постарайся прижать их с самого начала. Но не могли они. Что-нибудь еще велосипедист видел?
– Не-а. Извини.
– Ладно. Спасибо, Натан.
Кейт нашла острый нож и лук и начала нарезать его, предварительно включив холодный кран, как всегда делала ее мама, хотя это ни хрена не помогало от слезящихся глаз.
Значит, теперь она должна сказать Ангусам, что есть новости, но ничего нового при этом нет… Ничего, что они бы уже не знали. Если бы только человек на велосипеде проехал на минуту или две позже, он бы мог… Но так никогда нельзя рассуждать. Работать нужно с фактами, убеждалась она снова и снова, а не с допущениями. Никогда не отбрасывай возможности, но никогда их и не выдумывай. Сосредоточься на том, что знаешь, никогда не отдавайся фантазиям, никогда не позволяй им увлечь тебя…
Сверху она слышала их громкие и злые голоса. Хлопнувшую дверь шкафа. Один исступленный крик.
Она вышла из кухни, когда Мэрилин спускалась вниз. Она сжала голову руками, ее лицо исказилось от слез и ярости.
– Не говорите мне, что все в порядке, потому что это не так… Ничего больше никогда не будет в порядке. Что случилось? Вы что-то узнали…
Кейт повела ее на кухню.
Повсюду в Лаффертоне на вас с плакатов глядело лицо Дэвида Ангуса – с витрин магазинов, из окон домов, с досок с объявлениями, в пабах и клубах, в библиотеке, в спортзале, в бассейне. И не только в Лаффертоне; плакаты были развешаны по всей стране. Дэвид Ангус, девятилетний школьник с открытым лицом и оттопыренными ушами, видел, если он только мог видеть, как матери прижимают детей поближе к себе, а учителя озабоченно наблюдают за детскими площадками и школьными воротами; слышал, если он только мог слышать, как все вокруг говорят об «этом бедном ребенке», о «несчастных родителях»; и что хуже всего, он слышал слова «мертв», «убит» и, чаще всех остальных, слово «безнадежно».
Глаза Дэвида Ангуса следили за Саймоном Серрэйлером с информационных досок, пока он шел по синему ковру к выходу из родильного отделения Бевхэмской центральной. Он понял, что невероятная усталость не в последнюю очередь была результатом голода. Дома у него было шаром покати, и последнее, чего бы он сейчас хотел, – это ужинать в городе, даже просто в пабе, но вид яркой вывески рыбного магазина «Шпрэт энд Макрель» порадовал его душу.
Он взял свежеприготовленную пикшу с большой порцией картошки, попросил завернуть ее в двойную упаковку и на последнем издыхании направился к дому.
Звенящая тишина, услышанная им за дверью собственного дома, никогда не звучала столь гостеприимно. Он опустил деревянные жалюзи на окнах, спрятав от себя промозглую ночь, включил лампу и отправил в греющуюся духовку свою трапезу сразу после того, как налил себе целый стакан шотландского виски. Он был не большим любителем выпить, тем более когда был дома один, и знал, что этого будет вполне достаточно, чтобы успокоиться, снять напряжение в мышцах и согреть кровь, причем не столько физически, сколько морально.
Он поест, выпьет, сделает себе кофе и почитает – только не новую биографию Сталина, которую он купил накануне; с бокалом в руках он пробежался глазами по своим книжным полкам. Дневник незначительного лица, Трое в лодке, не считая собаки… Но он понял, что смеяться ему сейчас не хочется, и в итоге взял одну из книг о Хорнблоуэре, которую не перечитывал уже много лет.
Перед тем как сесть за стол, он позвонил в участок.
– Натан все еще там?
– Только что ушел, сэр.
– Что-нибудь произошло?
– Боюсь, что нет… Большинство решило, что с них на сегодня хватит… Люди несколько упали духом.
– Понимаю. Все мечтают хорошенько выспаться.
Кроме тех, кто в этом больше всего нуждается, – подумал он, кладя трубку. Ангусы. Психолог сказала ему, что Мэрилин Ангус спала только один раз, когда выпила таблетку, которую ей прописал Крис, хотя ужасно не хотела этого делать, ведь она должна быть на ногах, если появятся какие-нибудь новости.
А Дэвид? Он спал? Или он мертв?
В голове у Саймона замелькали обрывки фраз.
С кухни донесся запах жженой бумаги. Он открыл дверцу духовки и уже собирался достать оттуда тарелку с рыбой и картошкой на промасленном пергаменте, как в дверь позвонили. Он вспомнил, как Крис говорил, что он может зайти по дороге домой, и пошел к домофону.
– Привет, Крис, поднимайся.
Он вышел, чтобы встретить своего зятя у дверей.
– Привет…
Но по верхнему пролету лестницы навстречу ему поднимался не Крис Дирбон.
– Привет, Саймон. Я тебя немножко обманула… Я поняла, что я не тот человек, которого ты ожидал увидеть.
«Последний человек, – подумал Саймон, – последний человек в мире».
– Диана.
Он стоял в дверном проеме, смотрел на нее и понятия не имел, кто это – эта высокая, рыжеволосая, стройная женщина, которая была хорошо одета, пахла дорогими духами и прекрасно выглядела. Он ее не знал. Знал ли он ее когда-нибудь? Да, в другой жизни, когда был другим человеком.
– Что ты здесь делаешь?
Он не хотел ее впускать. Его квартира, это священное место, была для нее под запретом. Она никогда не была внутри. Они вообще никогда не встречались в Лаффертоне.
– А тебя сложно выследить.
Он не ответил.
– Я так понимаю, ты бы предпочел, чтобы я развернулась и ушла?
– Я прошу прощения… Конечно, нет, – он придержал для нее дверь.
– Если это неудобно…
Черт побери, да, это «неудобно» – твое появление здесь всегда было бы «неудобно»!
– Я могу налить тебе выпить?
– Смотря в каком случае.
– Прошу прощения?
– У меня здесь машина. Так что в том случае, если я останусь здесь надолго, я выпью, если нет – то нет.
– Я собирался поставить кофе. Присаживайся. Дай мне минутку.
Саймон прошел в свою безупречную маленькую кухоньку, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Черт. Черт подери.
Он залил в кофеварку воды и дернул ручку дверцы над своей головой слишком сильно. Упаковка рыбы с картошкой лежала перед ним на тарелке и остывала. Он разорвал ее и запихал картошку, кусок рыбы и масло прямо себе в рот. Он умирал от голода. Ярость от того, что Диана явилась сюда, комом встала у него в груди. Он познакомился с ней за границей, и несколько лет у них были свободные отношения, не отягощенные – во всяком случае, как ему казалось – особой эмоциональной привязанностью. Они ходили в театр или в кино, часто на ужин в ресторан. А потом они обычно отправлялись в постель – либо в гостиничный номер Саймона, либо в уютный домик Дианы. Она всегда просила его остаться там вместе с ней. Но он никогда этого не делал. Ему была приятна ее компания… она была привлекательной, умной, интересующейся; на десять лет старше, чем он, и вдова; полноправный владелец довольно успешной сети кафе.
Вот и все. То есть, видимо, не все.
Диана позвонила ему пару раз в прошлом году, однажды сразу после смерти Фреи, потом еще через пару недель, но оба раза ей пришлось оставить сообщение на его автоответчике. Он так и не перезвонил. Он предположил, что она поняла, что значит его молчание, и с тех пор она почти не посещала его мысли.
Не было никаких сомнений по поводу того, что произойдет, когда она закончит пить свой кофе. Он взял поднос и открыл дверь.
На ней был кремовый шерстяной костюм, изумрудные серьги и дорогая обувь, и она стояла спиной к нему, изучая его рисунки на стене.
– Извини, нет ничего сладкого… В доме пусто.