Она обернулась и холодно на него посмотрела.
– Ничего страшного, Саймон. Кофе даст мне достаточно сил для обратной дороги.
Он не ответил и наклонился к чашкам.
– Ты участвуешь в этом деле с пропавшим мальчиком?
– Я его возглавляю.
– О господи. Есть о нем какие-то новости?
– Нет. Ты пьешь с сахаром?
– А ты не помнишь?
Вообще-то нет, а если бы помнил, то был бы этому не рад, потому что это сугубо личная информация, которой я не хочу забивать себе голову.
– Извини.
– Нет, без. Мне нравятся твои рисунки.
Она кивнула в сторону портрета его матери, который он сделал в начале этого года и повесил специально, чтобы решить, достаточно ли он хорош, чтобы стать частью его следующей выставки.
– Спасибо.
– Твоя мать?
Это к тебе не имеет никакого отношения. Моя семья тебя не касается, это часть моей жизни, в которой тебя никогда не было.
Он вспомнил, как быстро Фрея подружилась и с его матерью, и с Кэт. Диана взяла свою чашку и посмотрела на него. Саймон поставил свой стул на некотором расстоянии от нее.
– Хорошо, Саймон, я могу узнать, что случилось между нами? Я звонила тебе пару раз – ты не подходил к телефону, но ты и потом не ответил. Оба раза.
Он ничего не мог сказать.
– Мне не кажется, что мы расстались на плохой ноте, или это не так? Я пыталась вспомнить…
– Нет, конечно, нет.
– И…?
На минуту он засомневался, что, может, ему стоит придумать какие-то оправдания, свалить все на работу… Затем он опомнился. Это было нечестно. Диана заслуживала правды, или хотя бы какой-то ее версии. И как только он ей ее скажет и все станет кристально ясно, тогда она уйдет и никакого места для дальнейшего недопонимания не останется.
– У меня был довольно травматичный год… Человек, с которым я сблизился, погиб. Я не знаю, во что бы это могло перерасти. Ну и, разумеется, не переросло. Но это было бы нечестно с моей стороны приезжать к тебе в Лондон и… Видеться с тобой – это не совсем то, чего бы мне сейчас хотелось.
– Под «сейчас» ты подразумеваешь «пока»?
Он заметил в ее глазах особое выражение, хотя она и пыталась казаться отстраненной – выражение голода или тоски, которое он узнал и из-за которого ему захотелось поднять жалюзи, открыть окно и выброситься из него, лишь бы только сбежать отсюда.
– Нет.
– А. Ты имеешь в виду «вообще».
Он молчал. Диана помешала свой кофе и сделала глоток. Он увидел, что ее руки трясутся.
– Я возненавидела этот год, – сказала она. – Я скучала по тебе. По твоим приездам. По нашим свиданиям. По нашим ночам. Я взвалила на себя гору работы. Я как будто вообще все время была в пути, перемещаясь от одного ресторана к другому.
– С ними все хорошо?
– О да, с ними все отлично, и они приносят мне горы денег. Но они ничего не значат. Они просто помогали мне не думать, вот и все.
– Ерунда. Ты любишь свою империю.
– Я бы завтра от нее отказалась…
Саймон поднялся.
– Мне нужно позвонить в участок.
– Пожалуйста, имей совесть не врать мне, Саймон. Если бы ты был нужен, тебе бы позвонили. Разве нет? Если ты дожидаешься, пока я уйду, просто так и скажи.
– Нет… Допей свой кофе, разумеется.
Диана встала и медленно обвела взглядом его комнату.
– Я мечтала прийти сюда, – сказала она. – Я мечтала увидеть то место, в котором ты живешь. Я представляла себе его. Я мечтала оказаться в этой комнате – в этой квартире – с тобой. Она идеальна.
Он стоял, не говоря ни слова.
«Уходи. Уходи, пожалуйста, уходи прямо сейчас. Это моя комната. Я ненавижу, когда люди сюда приходят, я этого не хочу. Я не хочу ничего знать о твоих чувствах, о твоей боли, о тебе.
Пожалуйста».
– Я не хочу уходить. Ну вот видишь, у меня нет гордости, да? Не заставляй меня уходить.
Тишина в комнате словно ознаменовывала последние секунды перед каким-то страшным взрывом или актом насилия, она была наэлектризована как оголенный высоковольтный провод.
Но тишина продолжалась, а катастрофы так и не последовало.
Диана взяла свое пальто и быстро его накинула, не давая Саймону проявить вежливость и помочь ей, взяла свою сумку и быстро вышла из комнаты. Она ничего не сказала ему ни в прихожей, ни в дверях и даже не оглянулась, сбегая по лестнице. Через минуту он услышал, как машина взревела, разбрасывая гравий, и уехала.
Комната успокаивалась, как будто кто-то поднял пыль, а теперь она оседала на стульях, где они сидели, на подносе с кофе, на картине, которую она разглядывала.
Саймон закрыл глаза. Он чувствовал аромат ее духов, но не знал, что это. Он никогда не дарил ей ничего настолько личного, просто приходил с букетом цветов и вином.
Его согрело облегчение. Он подошел к шкафчику и налил себе второй виски. Теперь его ужин стал совершенно несъедобен, а больше в квартире есть было нечего. Но в любом случае его аппетит пропал.
Тридцать два
– Кто, на хрен, прислал тебе посылку? – Мишель бросила в него коричневой коробкой, когда он вошел в комнату.
Энди поднял ее и два раза перевернул. Его имя было напечатано на отдельной наклейке, адрес был указан верный. Напротив имени отправителя значилось: «КИМкоммьюникейшнс. ком».
– Надеюсь, это не чертова бомба.
– Не будь дурой.
– Ну и что же там тогда?
– Откуда мне знать?
– Ты ее ждал?
Он не ждал. Мишель внимательно на него посмотрела.
– Открывай тогда или как?
– Я пойду на улицу.
В гостиной только что закончилась Улица коронации.
– Ненавижу эту чертову заставку… уау-уау-уау… – Мишель ускакала с кухни. Через три секунды заставка сменилась стрельбой.
Энди схватил коробку и ушел, чтобы она не успела пойти за ним, пытаясь узнать больше.
Единственное место, куда он мог ее взять, был «Окс», а там сегодня проходил финал по дартсу и народа было под завязку, но он занял место у туалета, взял полпинты и стал поглядывать на посылку и на людей вокруг. Но те, кто не сгрудились у доски для дартса, сидели перед телевизором и смотрели, как «Арсенал» уделывает «Челси».
Он вскрыл коробку концом ключа от входной двери. Там, в упаковке, лежал новый мобильный телефон. Он осторожно его достал и взвесил у себя в руке. Он был очень маленький и очень легкий. Серебристый. «Крутой», – как сказал бы его племянник.
Энди знал, кто его прислал, и он был словно бомба замедленного действия у него в руках.
Он медленно допил свой стакан. В коробке лежала инструкция, зарядка и гарантия. Больше ничего.
Со стороны любителей дартса раздался рев одобрения.
Он не хотел начинать возиться с кнопками и разбираться, как он работает. Он вообще не хотел иметь его при себе. Это значило, что он имеет обязательства перед Ли Картером и этой его работой, а Энди уже много дней думал и передумывал насчет нее.
Он думал о возвращении в тюрьму. У него начали мелькать мысли о том, почему люди сами возвращаются туда. Он бы так не сделал, никогда в жизни. Но мир был непрост. Свобода была непроста. Все оказалось не таким, как он ожидал. После того, когда прелесть новизны ушла, все окружающее его либо шокировало, либо разочаровывало. Он чувствовал себя бесполезным и сломленным. Ему надо было все как-то наладить… Наладить что? Наверное, свою жизнь. Но что это была за жизнь? Слоняться по Дульчи, растягивать полпинты дешевого пива до ночи в местах типа этого и ютиться в одной комнате со своим племянником?
Он упаковал обратно телефон, допил свое пиво и взглянул на доску для дартса. Скука. Энди во все это играл в тюрьме. Дартс, пинг-понг, пул… И дартс держал уверенное первенство по унылости.
Дротики летели, чтобы попасть в нужное место на пробковом кругу, тук-тук-тук. А потом все по новой.
Энди вышел под моросящий дождь, засунув коробку под куртку.
Два дня ничего не происходило. Когда ему выдался час полного одиночества в доме, он от начала до конца прочел инструкцию и поставил телефон заряжаться, спрятав его под своим спальным мешком. Туда никто бы никогда не заглянул. Мишель, кажется, тут не убирала никогда, только время от времени заправляла постели да приоткрывала окна.
Много чего изменилось за время его отсутствия, и мобильные телефоны в том числе. Тогда они по преимуществу были встроены в машины, а теперь они были повсюду. Десятилетние дети рассекали по улицам на роликах, одновременно по ним разговаривая. Мир сделал шаг вперед, но не взял его с собой.
В четверть девятого утра его племянник сбежал вниз по лестнице вместе с телефоном и бросил его ему.
– Тебе сообщение, – сказал он и пошел дальше, к задней двери.
Он отправился наверх, сверился с инструкцией и открыл первое текстовое сообщение в своей жизни.
«Аппрентис Рд. 2:30. Серебр. Ягуар XK8. Контакт-Дэнни»
Он перечитал его несколько раз. Он не знал Дэнни. Он знал только, что забирать «Ягуар XK8» посреди ночи с богатенькой улицы на окраине Лаффертона – это не похоже на что-то легальное.
Ну, значит, он не пойдет. Очень просто. Ли Картер не сможет его заставить. Он же не придет стучаться в дверь Мишель, требуя Энди в полтретьего ночи, правильно? Он просто не пойдет. Чертовски глупо было поверить в кошерную работу от Ли, даже на пять минут, даже хоть он и говорил, что все изменилось. Конечно, ничего не изменилось. А что, выглядело так, будто изменилось? Этот дом, и лужайка, и крутая барная стойка, и холодильник, набитый бухлом, выглядели законно?
Он положил телефон в карман брюк и вышел из дома. Улицы были пусты. Дети были в школе, большинство тех, кто работал, – на работе, а те, кто нет, смотрели телевизор, сидели в пабе или уехали в город. Как он. Он сел на автобус и поехал в город.
Автобус подвез его к углу у Дино. Запотевшие окна, неоновая вывеска с завитушками – те же самые, что десять и больше лет назад – как будто явились из другого мира, старого мира, в котором он чувствовал себя как дома. Под вывеской висел постер, с которого на него смотрело лицо пропавшего мальчика.