В самом конце все еще стояли послевоенные дома, похожие на казармы со своими круглыми крышами. Энди медленно проехал мимо них, потом повернул и двинулся через поле; как только он это сделал, телефон снова завибрировал. Дьявольская штуковина, будто воплощение невидимого наблюдателя.
Он остановился и взял телефон в руки.
«Оставь ключ под картой».
Он подкатил ко второму ангару, под номером пять, приглушил огни, выключил двигатель и стал ждать. Он ждал четверть часа. Никто не пришел. Вокруг было темно и тихо. Он вышел из машины и встал, держась за дверь «Ягуара». Значит, здесь ему надо оставить машину. А потом что? Идти обратно?
Да, идти обратно.
Мать твою.
Он пихнул ключи под карту, хлопнул дверью и двинулся в темноту. Черта с два он сделает это еще раз для Ли Картера или для кого-то другого. Он дыру в ботинках протрет.
После того, как он прошел где-то милю по проселочной дороге, он услышал, как к нему приближается машина. На секунду его ослепил свет фар.
– Садись.
Это был старый «Лэнд Ровер». Он не знал этот голос, не узнал водителя. Он залез на сиденье, накрытое мешковиной и пахнущее навозом.
– Доброшу тебя до угла Бартон-роуд.
– Ты кто?
– Иэн.
– Иэн какой?
– Иэн.
После «Ягуара» это было словно катиться в бочке. Энди чувствовал каждый камешек под колесами. Он взглянул на водителя. На нем была рыбацкая шапка. Ему, наверное, было лет тридцать – тридцать пять.
– Ты постоянно работаешь на Ли? – спросил он.
– Бартон-роуд.
– Ладно, Бартон-роуд так Бартон-роуд, Человек-Загадка.
Иэн хмыкнул.
– Хочешь ириску? Прямо перед тобой лежат.
– Нет, спасибо.
– Как хочешь.
– Ты откуда?
– Отсюда.
– Извиняюсь, что спросил.
Они проехали в тишине весь остаток пути, но эта тишина не казалась напряженной. Выйдя из машины, Энди взял конфету и сунул ее себе в рот.
– Спасибо. А то мне пришлось бы на своих двоих добираться.
Иэн рассмеялся. Звук дизельного двигателя разнесся, казалось, по всей округе. Энди проводил взглядом задние фары «Лэнд Ровера», пока они не исчезли в конце дороги, и только потом отправился в Дульчи. Было пять минут четвертого. Луна спряталась за тучами, но улицы были оранжевыми из-за фонарей.
Он чувствовал себя совершенно убитым и почему-то обиженным. Ничего особо не случилось. Он отогнал одну машину, потом его увезли на другой. Законно это было или нет, единственной интересной вещью во всем этом был «Ягуар». Упоминания о деньгах вообще не прозвучало.
Завтра он позвонит Ли Картеру и скажет, что больше он этим заниматься не может.
Тридцать три
Старший констебль Пола Девениш сидела напротив него в его кабинете.
– Приятно увидеть тебя снова, Саймон. Дай мне краткий отчет о том, что происходит, а потом я пойду и поговорю со всеми.
– Собрать команду в переговорной через полчаса, мэм?
– Нет, нет. Они подумают, что я приехала тянуть из них жилы. Я просто скажу пару слов, а потом побеседую с людьми прямо в офисе.
– Они это оценят.
– Как общее состояние духа?
– Немного упавшее. Им нужна подзарядка… Поэтому особенно хорошо, что вы здесь.
– Единственное, что может дать им настоящий толчок, это какой-то прорыв, но такого пока не наблюдается. Им не за что уцепиться.
– Вы не против, если я пошлю за кофе? Не знаю, успели ли вы насладиться волшебными напитками из кипрского заведения рядом с нами.
– Звучит прекрасно. Но и кафетерий я обижать не хочу.
– Они привыкли. Капучино?
Саймон поднял трубку.
– Натан? Не может кто-нибудь сбегать к киприотам и взять капучино для констебля и двойной эспрессо для меня? Да, я так и думал, что ты сможешь. Спасибо.
– Натан Коутс?
– Натан Коутс.
– Как у него дела?
– Я от него в восторге. Он преданный, как терьер, он очень хорошо знает Лаффертон, особенно окраины, и у него есть голова на плечах… Он работает круглые сутки над делом Ангусов. Я пару раз отсылал его домой, чтобы он поспал.
– Значит, волноваться не о чем.
– Может быть, он немного нестабилен… Страшно радуется, когда что-то идет хорошо, – скачет как щенок, но его очень легко выбить из колеи. Он злится из-за этого дела.
– Он молод. Как прошел следственный эксперимент?
Саймон тяжело вздохнул и все ей рассказал. Пола Девениш выслушала его с сочувствием и с характерным для нее пристальным вниманием. Это была одна из черт, которые его в ней восхищали. Казалось, она никогда не отвлекается, когда с ней разговаривают, и она никогда не торопила собеседника. Она задавала вопросы, она слушала, она думала, она принимала решение. Он вспомнил, как Крис Дирбон однажды сказал, что лучшие хирурги – это те, кто принимают четкое решение по поводу того, что они будут делать, делают это и никогда не оглядываются назад.
– Как родители?
– Мы поставили Кейт Маршалл семейным психологом. Она говорит, что отца почти никогда нет – ушел с головой в работу. Его жена готова сломаться.
– Эксперты полностью осмотрели дом?
– Да. Ничего. И теперь мы можем быть полностью уверены в том, что мальчик ждал у дома в десять минут девятого. У нас есть свидетельство очевидца.
– И чем мы располагаем сейчас, Саймон?
– Все поиски прошли впустую. Дела всех известных педофилов в радиусе десяти миль от Лаффертона были подняты и досконально изучены. Пока что ничего… Войдите.
– Кофе… Мэм… Босс…
Пола Девениш встала.
– Доброе утро, Натан. Очень мило с твоей стороны сходить за кофе самостоятельно.
– Я никогда не упускаю такого шанса. Ведь жена запретила мне есть мучное. – Натан поставил пластиковые стаканы на стол старшего инспектора, с веселой расторопностью подложив под каждый салфетку. Он подмигнул Саймону и исчез.
– Что случилось с педофилом, которого начали травить?
– Мы вынуждены были перевезти его в безопасное место. Дела приняли весьма неприятный оборот. Телевидение подняло вокруг этого шумиху, и, естественно, людей подтянулось еще больше.
– Это дело оставит шрамы, которые никогда не залечатся, Саймон. Ты это знаешь. Как убийство Фреи Грэффхам.
– Я знаю.
– Между прочим, у тебя-то как дела? – Пола Девениш осторожно на него взглянула.
– Я в порядке. Следую всеобщему совету как следует высыпаться и нормально питаться.
– Хорошо. Но я не только это имела в виду. Ты уже думал о том, что тебя ждет дальше?
– Мэм?
– В последнее время появилось очень много привлекательных должностей… Отдел чрезвычайных происшествий, группы быстрого реагирования, спецотряд по педофилам, базирующийся в Калвертоне, но который будет работать по всему восточному региону…
– Точно нет.
– Координатор операций по наркотикам?
Саймон рассмеялся.
– Это вы специально для меня подбирали?
– Ладно. Просто я не хочу, чтобы кто-то с твоим талантом и амбициями переметнулся от меня в другой отдел.
Штаб расследования был переполнен. Головы склонились над компьютерами, уши приклеились к телефонам. В комнате стоял гул, с которым обычно делаются большие дела, и в каком-то смысле так и было, но старший инспектор знал, что эта атмосфера полезной, целенаправленной работы – по большей части иллюзия. Люди работали сверхурочно, шли по следу, хватались за безнадежные зацепки. Перебирали телефонные номера, шуршали бумагами… Но дух тут стоял удивительно мертвенный, несмотря на шум.
Когда вошла старший констебль, стало тихо. Трубки были положены, а руки застыли над компьютерными клавиатурами. По штабу прошла волна напряжения. Пола сразу это почувствовала. «Я возьму слово», – тихо сказала она Саймону и прошла в дальний конец комнаты, где целая стена была занята делом Ангусов. В самом ее центре висело изображение, увеличенное вдвое относительно своего нормального размера. С постера на них смотрело лицо Дэвида Ангуса.
Пола Девениш не была высокой или особо физически развитой. Она носила аккуратный пучок каштановых волос, у нее были мягкие черты лица, и, несмотря на подтянутость, она была скорее полной, чем стройной. Но что-то было в ее наружности, что говорило об авторитете. У нее был тихий, невыразительный голос, но все его слушали, ее спокойная манера требовала безоговорочного уважения. А сейчас она встала перед белой доской, слегка в стороне от постера, и в комнате повисла тишина.
– С добрым утром всех присутствующих… Я хочу сказать, что полностью понимаю, какие мучительные чувства вы сейчас испытываете, насколько вы деморализованы… В этом я не могу вас винить. Это естественно. Полагаю, вы рассчитывали – как надеялись и все мы, – что в течение двадцати четырех часов, учитывая приоритетность дела, высококлассную команду и огромное количество дополнительных сил, брошенных на это расследование, Дэвид Ангус будет найден живым и невредимым. Теперь вы понимаете, как это далеко от истины, и как будто блуждаете в темноте. Это тоже можно понять. Но я категорически не хочу, чтобы хоть один из вас чувствовал, что вы не получаете полную поддержку – мою, Главного штаба, всех полицейских сил. Это дело получило невероятно широкую огласку в СМИ. Я знаю, что от этого давление на вас становится еще сильнее, но прошу постараться не обращать на это внимания и сфокусироваться только на деле. Пожалуйста, знайте, что вам готовы прикрыть спину. И во время очередного невыносимого дня изучения данных на компьютере или перебирания старых файлов вспомните: возможно, какая-то крошечная частичка информации, которую вы выудите в этот день, приведет именно к той зацепке, которая нам нужна. Может показаться, что люди снаружи, которые прочесывают канал и реки и ползают по канавам и кустам, проводят время более увлекательно, но это не так. Это чертовски утомительная и тяжелая работа. Она просто должна быть сделана, вот и все, как и здесь должна быть сделана вся работа по самому тщательному поиску. Я здесь, чтобы приободрить вас и сказать, что, если кто-то чувствует, что ему необходим перерыв или, может быть, даже день отгула, он может поговорить со старшим инспектором и взять этот день. Сбегите, займитесь чем-то другим, и тогда вы вернетесь сюда с новыми силами. Так слишком легко выдохнуться, тем более вас сразу же вызовут на место, если будут какие-то подвижки. Не сидите, пялясь в монитор часами напролет, – выйдите и пройдитесь, и вы не только почувствуете себя лучше, вы, возможно, увидите дело с другой точки зрения – и это, опять же, может привести к той самой зацепке. Хорошо, спасибо всем… Мы очень, очень высоко ценим то, что вы делаете. А теперь я просто похожу здесь и посмотрю на вашу работу поближе, с вашего позволения, – а вы сможете давать мне краткий отчет о том, чем вы заняты, если я окажусь рядом.