– Саймон? Дорогой, не вешай трубку…
– Диана, я не могу говорить с тобой, мне сейчас должно поступить несколько звонков из участка.
– Дело Дэвида Ангуса, да.
Он не ответил.
– Я видела интервью с его матерью. Как она может обвинять вас в бездействии?! Это меня так разозлило.
– Эта женщина очень расстроена. Я не могу больше это обсуждать, и боюсь, что мне нужно повесить трубку, чтобы освободить линию.
– У тебя разве нет мобильного телефона?
Он ничего не сказал.
– Саймон, мне очень нужно с тобой увидеться. Нам надо поговорить.
– Надо? Зачем?
– Пожалуйста, не надо так, пожалуйста, не поступай так со мной. Это очень больно. Я хочу увидеть тебя, я хочу быть с тобой. Я скучаю по тебе, я… – Она говорила все быстрее и быстрее, стараясь удержать его внимание.
Саймон думал, как можно ответить… Что он занят, что он бы предпочел, чтобы она с ним больше не связывалась… Но он ничего этого не сказал. Он просто положил трубку на место.
На улице тихо пошел дождь, размывая огни фонарей и подсвечивая блестящие черные камни брусчатки.
Пятьдесят один
Когда она только спустилась по широким ступеням центральной лестницы особняка, она вела себя осторожно и сдержанно – идеальная хозяйка, встречающая гостей. Но через несколько секунд оболочка взрослости, в которую она пыталась втиснуться, треснула, и она начала смеяться. А сейчас Лучия Филипс чуть ли не танцевала вокруг Карин, пока они шли вдоль сада, как ребенок, которого выпустили погулять, полный восторга и энтузиазма по поводу своей новой игрушки – владения Ситон Во. Его забросили, в него многие годы не вкладывали ни денег, ни любви, и оно выглядело заросшим и печальным. Но здесь было потрясающе. Елизаветинский дом из красного кирпича с дымоходами цвета жженого сахара, сад с утопленной в зелени итальянской террасой, огороженные ряды фруктовых деревьев, акры дикого разнотравья. За каменной изгородью располагался парк с оленями, правда, деревья там были слишком высокими и пышными; а за ним, еще за одним забором, была деревенька, через которую Карин проехала по пути сюда.
На Лючии Филипс были идеально сидящие джинсы, укороченный твидовый пиджак, бледно-розовая рубашка и розовые туфли в цвет с тонкими ремешками и совершенно неуместными высокими каблуками. Ее волосы были убраны назад, но когда они вышли из дома, она стянула резинку и они свободно упали ей на плечи.
Ранее, за кофе, она показала Карин свои свадебные фотографии.
– Мы поженились в Швейцарии… в прекрасной деревеньке… мы ее сняли. Там у церкви были такие маленькие очаровательные колокола, знаете? Мы вышли оттуда, обвенчанные, и пошли к озеру… Был поздний день, солнце уже садилось. Оно горело как золото. У нас было семь сотен гостей, все они прилетели туда специально, но на самом деле все было совсем просто…
Карин взглянула на нее, но ни в ее голосе, ни в ее тоне не было ни тени иронии. Она действительно сказала, что это было просто, и именно таким ей это и казалось.
– У вас такое красивое платье… столько маленьких кристалликов. От кого оно?
– О, Валентино.
– Да, конечно.
– Мы проехали через всю Швейцарию до Венеции, потом отправились на юг Италии и только после этого вернулись в Нью-Йорк, и там у нас был еще один свадебный прием. Там были цветы – ох, видели бы вы цветы, вы бы их очень оценили, – повсюду цветы, и самые простые, знаете? Не эти помпезные дизайнерские букеты.
– Звучит замечательно.
– Так и было. О боже, как бы мне хотелось, чтобы все это повторилось. Я бы выходила за Какса снова и снова.
Они говорили о восстановлении сада, об истории сада, о планах на сад… О деревьях, цветах, стенах, арках, статуях, водоемах, и у Лючии оказалось столько же знаний, сколько и желания, столько же серьезной заинтересованности, сколько и денег.
– Мне ужасно нравится все, что вы мне говорите, как вы все это видите. Я так хочу, чтобы вы взялись за это место, Карин.
– Послушайте, я не самый сильный ландшафтный дизайнер, Лючия. Я получила квалификацию не так давно, и я никогда в жизни не работала с чем-то подобным. Думаю, что вам, возможно, стоит обратиться к кому-то с более громким именем.
Лючия взяла ее за руку и посмотрела на нее распахнутыми глазами. Нет, подумала Карин, она слишком красива для того, чтобы жить.
– Карин, мне не нужны «громкие имена»… Тьфу на них. Мне нужен кто-то, кто бы мне нравился и кому бы я могла доверять, и кто придет сюда с любовью и желанием возродить это прекрасное место. И это вы. Я сразу это поняла.
– Любить это место я точно буду. Кто бы не полюбил?
– Ну, тогда… По рукам?
– А что насчет вашего мужа?
– О, он сделает все так, как я захочу.
«Да уж, – подумала Карин, – это точно».
– У меня хороший вкус, Карин, знаете… Он доверяет моему вкусу. Он знает, как я отношусь к этому месту. Так вы возьметесь?
– Я подумаю об этом… Я набросаю несколько предварительных вариантов дизайна… Кое-что просчитаю… Подумаю, как это лучше сделать по времени.
– Да, конечно, все, что вам будет нужно.
– Я полностью смогу взять на себя дизайн и планирование – это не проблема, но мне довольно скоро понадобятся дополнительные рабочие руки… У меня были проблемы со здоровьем год назад, и мне нужна будет помощь.
– О, мне так жаль… А что с вами случилось?
Карин засомневалась, говорить ли ей. Майк много чего ей сказал, но в том числе и то, что для него стало невыносимо жить не с женой, а с раковой больной. Все ее существование крутилось вокруг болезни, все ее время, энергия и жизненные силы были брошены на борьбу с нею. Это продолжалось слишком долго. Она начала ее определять. Это нужно было прекращать. Она пожала плечами и соскочила с крючка.
– Это неважно, – с легкостью сказала она, – с этим покончено, и все осталось позади. Давайте на этом остановимся.
Лючия продемонстрировала образцовые американские хорошие манеры. Она улыбнулась, и тема была закрыта.
– Давайте пройдемся к западной части дома, – сказала она, – вы увидите самый замечательный огород на свете. Он за забором, и часть стены вы видите отсюда, но она совсем заросла. Я так хочу выращивать собственные свежие продукты – овощи, зелень, фрукты, травы. Я даже думала, что можно было бы организовать такой бизнес – магазин органических продуктов, знаете такие? Для меня очень важно сохранять эту землю, пользоваться ею с уважением. Мне кажется, земля досталась нам как дар, понимаете? А поскольку я тут чужая и вторглась на вашу территорию, я тем более хочу питать эту почву и уважать ее.
Если бы такую тираду произнес кто-то другой, она бы прозвучала глупо.
– Здесь мы с вами точно найдем общий язык, – сказала Карин. – Выращивание органически чистой продукции – моя страсть. Я бы с удовольствием поучаствовала в таком проекте.
Лючия обернулась к ней, поцеловала в обе щеки и упорхнула дальше.
Они, довольные собой и друг другом, шли по саду, пока не увидели разрушенные ворота, ведущие в огород. Карин ощутила прилив энергии и какое-то обновление. Это место и эта девочка наполняли ее энтузиазмом и кипучим восторгом. Она поняла, что почти не думала об уходе Майка или о своей болезни с тех пор, как пришла сюда. Вместо этого она начала строить планы, мечтать и подталкивать себя вперед.
Туфелька Лючии застряла в пучке спутавшейся травы, она потеряла равновесие и упала. Долю секунды она лежала с растерянным лицом, а потом захохотала. И, смеясь, она подняла ноги, сняла туфли и подбросила их в воздух. Тут она повернулась к Карин:
– Мне так в сто раз лучше, да?
Они смеялись в светлых лучах солнца, отражающихся от кирпичных стен, пока слезы не брызнули из их глаз.
Пятьдесят два
– Дорогой, как я рада тебя видеть! Останешься на чашечку чая?
Что бы ни случилось в ее жизни или в жизни всего мира, Саймон был уверен, что его мать встретила бы это никак иначе, как с этим спокойным, холодным и очаровательным лицом. Она выглядела как никогда элегантно в бледно-голубом кашемировом свитере и синих джинсах. Ее волосы были убраны наверх, брошка и цепочка были на своих местах.
Он заключил ее в объятия.
– Я думаю, так ты будешь выглядеть во время Второго Пришествия, мам. «Дорогой, я так рада тебя видеть! Останешься на чашку чая?»
– Ну, я рассчитываю быть вежливой, и не называй меня «мам».
– Нет, мам. Пирог есть?
– Кажется. Расскажи мне про Мэрилин Ангус. Мне кажется, этот выпуск был абсолютно ужасным. Кто подбил ее на это?
– Она в очень плохом состоянии – так что неудивительно.
– Нельзя вот так отчитывать полицию – разумеется, вы делаете все, что можете. И мне так отвратительна вся эта показушная демонстрация скорби! Ну так вы продвинулись хоть немного в поисках мальчика?
– Не-а.
– Это просто немыслимо. Кто мог такое сделать, Саймон?
– Извращенец… Психопат… Случайный убийца… Я пришел выпить чаю и съесть пирог, мам.
– Понимаю, дорогой, извини, я забылась.
– И спросить, почему ты звонила мне в таком состоянии вчера вечером.
Он внимательно посмотрел на Мэриэл. Она широко распахнула глаза.
– Ни в каком таком состоянии я не была.
– Твое сообщение было несколько странным… Паническим?
– Господи, почему ты так подумал?
– Ты мне скажи.
– Я просто хотела… Ну, я слегка передвинула даты поминальной службы и хотела согласовать ее с тобой. Камень для Марты уже готов. Он будет положен в галерее за собором, как ты понимаешь… И он очень простой. Сделан из валлийского сланца.
– Что на нем будет написано?
– Марта Фелисити Серрэйлер, даты рождения и смерти, а под ними – «Блаженны чистые сердцем».
– Мне нравится.
Она надела очки и стала просматривать свой ежедневник. Он наблюдал за ней. Он слишком хорошо ее знал. Что-то ее сильно беспокоило.
– Ну вот… Воскресенье, 12 мая. В два часа. Мы собираемся в часовне Девы Марии – только семья и еще пара человек, без всякого церемониала. Ты со всем согласен?